Три Учебника Успеха

Религиозная принадлежность. Генрих Шлиман был христианином; это обстоятельство не оспаривается. Вместе с тем, путешествуя в 1859 году по Ближнему Востоку, он "решится на еще одно рискованное предприятие: подвергнется обрезанию и отправится паломником в Мекку" [Богданов И., 1994 г. С. 92].

Имели место и своего рода коллективные перевоплощения: полу-сказочные переименования членов семьи, слуг, рабочих.

Можно ли политическую комплиментарность отнести к разновидности перевоплощения?.. Генрих Шлиман был, в общем, аполитичен. ("Кривое не может сделаться прямым..." (Еккл 1:15)). Приведем лишь один пример, наводящий на мысль о политической комплиментарности. В американском дневнике Г. Шлимана появляется запись: "Если здесь, в Сакраменто, я могу быть в любой момент ограбленным или убитым, в России я могу спокойно спать в моей кровати, не боясь за свою жизнь и имущество, так как там тысячеглазое правосудие бдит за своими миролюбивыми жителями" [Вандерберг. С. 104].

К завершению первой половины жизни Генрих Шлиман подошел с хорошим творческим настроем и отличным потенциалом адаптации и адаптивности.

Г. Шлиман оказался подготовлен к той трансформации жизни и личности, которая ожидала его на границе между первой и второй половинами жизни (изменение места жительства, источника доходов, рода занятий, преимущественного (доминирующего) круга приятельского общения, семейного окружения, появление необходимости контроля за уровнем психических и физических нагрузок, за состоянием здоровья).

Глава 11. ЖЕНЩИНЕ ЛЕГЧЕ ПОВЕРИТЬ НЕ ПРОРОЧЕСТВУ О БУДУЩЕМ, А РЕАЛЬНОСТИ НАСТОЯЩЕГО

11.1. ПРОРОК ИОНА И ЕКАТЕРИНА: ПУТИ РАСХОДЯТСЯ.

Некоторые биографические детали взаимоотношений Генриха Шлимана с его первой женой, Екатериной, родившейся в России, и со второй женой, Софией, родившейся в Греции, могут побудить читателей к размышлениям о правилах успеха в этой сложной сфере.

В России успешный коммерсант, быстро ставший богачом, женился (12 октября 1852 года ст.ст.). Его женой стала Екатерина Петровна Лыжина, происходившая из культурной петербургской семьи. Родились сын и две дочери.

После завершения российского, "коммерческого" периода жизни Г. Шлиман постепенно переключался на археологию. Для Генриха Шлимана становились узковаты те модели жизненного пути, которые предлагал столичный Петербург. В следующих актах цивилизационного, культурного и археологического события, каким была жизнь Г. Шлимана, Екатерине Шлиман (Лыжиной) места, в общем-то, почти не было. Возраст, состояние здоровья, привычки, воспитание, сложившаяся адаптация к российской петербургской среде, стремление заниматься воспитанием детей, определенный патриотизм - все эти и другие обстоятельства ориентировали ее на жизнь в России, в Петербурге. Письма ее, опубликованные в добросовестно подготовленной И.А. Богдановым, добротной книге "Не привози с собой Гомера...", свидетельствуют о хорошем образовании (она была выпускницей элитной по тем временам "Петришуле"), добротном литературном стиле, вообще, о понимании (в хорошем смысле) жизни.

Ее отношение к такому проявлению общей талантливости мужа, как пророческий дар, не отличалось от отношения к пророчествам со стороны большинства людей. "...Пророк не имеет чести в своем отечестве" (Ин 4:44).

Переключаясь на археологическую деятельность, Генрих Шлиман изменил место жительство, положение в научной среде (стал доктором философии), формат финансовых поступлений (вложил значительные средства в парижские доходные дома), стал гражданином США. Возник вопрос: как быть с семьей, с женой, с детьми?

И Екатерина, и дети были крещены в православной вере (Г. Шлиман был "евангелическо-лютеранского исповедания"), что в то время (вторая половина XIX века) давало ей (супруге) некоторые формальные преимущества, когда она высказывала несогласие с требованием мужа относительно выезда с детьми за границу России. Похоже, семейное законодательство России того времени стало для Г. Шлимана несколько неожиданным и весьма неприятным открытием.

Письма Г. Шлимана, написанные в этот период жене, оставляют впечатление очень эмоциональных документов. После их прочтения, даже при переключении на другие дела, у меня лично возникало впечатление, что я слышал громкий отчаянный крик (позднее в книге И.А. Богданова "Генрих Шлиман. Торжество мифа" по поводу этих писем я встретил фразу: "...читая их, будто слышишь голос человека, которому очень нелегко" [Богданов И.А., 2008 б. С. 32]).

Содержание писем говорит о том, что Г. Шлиман предчувствовал катастрофические последствия решения Екатерины остаться с детьми в России. В письме, отосланном 25 февраля 1867 года брату жены, Павлу Петровичу Лыжину (брат поддерживал стремление Екатерины продолжать жить в Петербурге), Генрих Шлиман использует такие сильные слова: "...Ты наведешь на бедных детей моих гибель и бедствие" [Шлиман Е., Письма. С.15].

Обращения Генриха Шлимана к Екатерине, к ее родственникам, знакомым не помогают решить проблему выезда семьи за границу.

В позиции Г. Шлимана наблюдается некоторая эволюция. 10 июля 1867 года он пишет Екатерине письмо, в котором появляется слово "похищать" ("... в стране, в которой ... покинутый муж должен похищать своих детей...") [Шлиман Е., Письма. С.19]. (Отметим, что в письме Екатерины мужу, написанном немного ранее, датированном 30 сентября 1866 года, есть слова: "...не входи в стачку со слугами, не пугай меня, уезжая с Сережей тайком, сговорившись с кучером и лакеем..." Речь в письме идет об отъезде Г. Шлимана в путешествие по Волге и о проводах его сыном Сергеем) [Шлиман Е., Письма. С. 203, 204]).

Позиция Г. Шлимана продолжала эволюционировать.

4 марта 1868 года Г. Шлиман отсылает Екатерине в Петербург письмо, в котором есть такие слова: "...оставайся в Петербурге с дочерьми...", "...мне отпустишь Сережу для воспитания его в Дрездене". Далее в этом письме говориться: "...ты [избрала?] для себя русский закон, против которого мои усилия [напрасны?]. Итак я уступаю с одним лишь моральным [правом?], возлагающим лишь на Тебя одну все могущие быть [дурные?] последствия от воспитания наших детей в России". В этом 12-ти страничном письме Г. Шлиман, в частности, пишет жене: "Во сне и наяву ... я беспрестанно вижу [Тебя?] и детей наших, и желание скорого свидания с [вами?] для меня неописуемо". В этом же письме есть и такая фраза: "Я Тебе и детям привез прекрасные вещицы из Гаваны и, между прочим, [4] больших жестяных коробочки с конфектами" [Шлиман Е., Письма. С. 23, 26, 28, 30].

Генриху Шлиману Судьба в 1854 году непосредственно перед мемельским пожаром дала знак: "Держись своих коммерческих партнеров!" Он следовал этому указанию и не прогадал.

Давался ли Екатерине Петровне Лыжиной-Шлиман знак "Держись Шлимана!" - неизвестно, а если и давался, то она либо его не распознала, либо не стала ему следовать. Конечно, ее переезд из Петербурга был бы для нее психологически сложен. Она бы утратила привычную среду, а Генрих Шлиман, весьма вероятно, не стал бы прекращать путешествия и раскопки ради совместной жизни с Екатериной. Да и хотела ли она этой совместной жизни с ним? С другой стороны, после оформления Г. Шлиманом американского развода и женитьбы на Софии, Екатерина, возможно почувствовав психологический дискомфорт в привычном окружении, выехала из Петербурга, значительные периоды времени провела в Киеве и Москве. С петербургской родней можно было бы общаться, скажем, из Дрездена так же, как и из Киева... За что еще оставалось держаться? За языковую среду? Екатерина - выпускница Петришуле - знала немецкий язык; значительную часть (если не половину) ее окружения в Петербурге составляли этнические немцы; в Дрездене были похоронены ее отец и старший брат. Что-то Екатерину останавливало...

"Насколько я знаю, спор между ними возник по поводу того, где был сооружен Ноев ковчег, и так как ни к какому соглашению они не пришли, то разрыв был неминуем" (Э. Распэ. Вечера барона Мюнхаузена).

Об одном можно сказать уверенно: ужас Г. Шлимана, выразившийся в словах "наведешь гибель и бедствие" "на бедных детей моих" (в случае непереезда из Петербурга в Дрезден) был подтвержден фактами:

1. В 1869 году в Санкт-Петербурге умерла одна из двух дочерей Наталья,

2. Потомки (и сын, и вторая дочь, и внуки) Генриха и Екатерины (Екатерина умерла в 1896 году, через шесть лет после смерти Генриха) попали в России в мясорубку предреволюционных, революционных и послереволюционных событий. Была затронута этой мясорубкой, но сумела остаться живой-здоровой и относительно благополучной лишь вторая дочь Надежда, выехавшая (таки!) из России после 1917 года за границу.