Тринадцатый двор

Вскоре на кухне появилась и Майя в розовом махровом халате.

— Это вас по математике будут подтягивать? — спросила хозяйка как ни в чём ни бывало и, посмотрев на открытую бутылку, сказала, — Хорошее начало.

— Это, собственно, подарок вам от Василь Данилыча.

Влад встретился с хозяйкой глазами, и Майя отвела взгляд в сторону.

— Ну, раз вино не только марочное, но и подарочное, наливайте, — скомандовала она, подставляя фарфоровую чашечку.

Сморкачёв с готовностью плеснул вино, Каракозова выпила.

— В институт собираетесь? А мне говорили, что вы — дезертир, и у вас нет даже документов.

— Всё это — правда, — признался Влад, — но человек всегда надеется на лучшее, вот и я думаю, что всё как-нибудь устроится.

Проследив за плотоядным взглядом молодого человека, уставившегося на её голую коленку, Майя запахнула полы халата, но сделала это по-женски хитро, как бы подманивая, и Сморкачёв попался на её уловку. Голосом, сделавшимся вдруг низким и по-хозяйски повелительным, Влад сказал:

— Покажи.

— Вы о чём? — играя непонимание, сказала Каракозова.

Сморкачев ударил её ладонью по щеке.

— Я кому говорю, — угрожающе прошипел он.

И Майя послушно, даже с удовольствием убрала с коленей полы халата.

— Ещё, — повелевал Влад.

Майя стала приподнимать края халата, но в этот момент послышались торопливые шаги в коридоре. На кухню вбежал Миша Профессор.

— К соседям на минутку заглянул, — стал оправдываться Каракозов. — А вы, смотрю, не скучали. Откуда вино? Майя, ты же не пьёшь?

— Василь Данилыч передал, — ответил за хозяйку гость.

Воцарилось напряжённое молчание, которое нарушила Майя женской истерикой.

— Сколько раз я тебе говорила, что ванна засорена? — кричала она на мужа срывающимся голосом. — Или сантехника вызови, или я сделаю с собой что-нибудь. Это не может продолжаться вечно.

К удивлению гостя, Михаил спокойно реагировал на болезненные вопли жены.

— Не переживай, дорогая, — сказал он, — всё наладится.

— Я могу устранить засор, — вызвался Сморкачёв и подскочив, стремглав помчался в подвал.

Грешнов встретил его по-отечески ласково:

— Выгнали? Этого следовало ожидать. Но тебе же ничего не надо было делать, только молчать и слушать. С горя, смотрю, успел уже хлебнуть.

— Да нет, — стал объяснять запыхавшийся Влад. — Нужен гибкий металлический шланг.

— А что, через голову знания уже не входят, — подмигивая Никандру, пошутил Василий.

— Хочу в трубе засор устранить, — не воспринимая шуточного настроения приятелей, пояснил Сморкачёв.

— Так где я тебе его возьму?

— У попугая под клеткой. Ещё от сантехников остался. Когда ремонт делали, я его туда сам положил.

— Если положил, то там и лежит, никто туда не лазил, — сказал Василий, отмечая изменения, произошедшие в облике и поведении дезертира. — Что-то глазки у тебя подозрительным светом горят?

— Да вином напоили, — стал оправдываться Влад.

— Бутылку я передал в благодарность за предстоящие с тобой хлопоты и мучения. Сам-то не пей вино, а грызи.

— В каком смысле «грызи»? — не понял Сморкачёв.

— Грызи гранит науки. Учи математику и физику.

— А как же, обязательно, — пообещал Влад и побежал к Мише Профессору, размахивая на головой гибким металлическим шлангом.

2

Поздним вечером Каракозов подёргал за ручку запертую дверь в комнату жены и громко, с выражением своего недовольства, сказал:

— Мир римлянам добыт и двери Храма Януса закрыты?

— Ты не Нерон, — откликнулась Майя, — не мешай нам.

— Чего это он? — поинтересовался Сморкачёв, находившийся в комнате Каракозовой.

— Учёность демонстрирует. У древних римлян был Храм Януса, — это такое римское божество, символизирующее начало и конец. Очень древний храм. Считалось, что его построил чуть ли не сам Ромул.

— Тот, что у волчицы титьку сосал?

— Ну да. Один из основателей Рима. А построил он этот храм после заключения мира с сабинянами. Позднее царь по имени Нума постановил, чтобы двери храма были открыты во время войны, а во время мира — закрыты. За всю историю Древнего Рима до правления Нерона двери храма всего шесть раз были закрыты. Первый раз — по указу самого Нумы, второй раз — по окончании второй пунической войны, три раза — в правление августа и еще раз, если верить Овидию, — в правление Тиберия.

— Тиберия? А ты Мишу Нероном назвала.

— В шестьдесят пятом году, когда в империи был установлен мир, Нерон потребовал закрыть двери храма, отпраздновал это событие и монеты отчеканил. Я тебе потом покажу. На аверсе — профиль Нерона, а на реверсе — обратной стороне, — надпись: «Мир римлянам добыт и двери храма Януса закрыты». Собственно то, что ты слышал из-за двери.

— Это в тысяча пятисотом или ещё раньше?

— Не поняла?

— Ты сказала, — в шестьдесят пятом.

— В шестьдесят пятом и было. В первом столетии нашей эры.

Майю не рассердило, а умилило невежество и простодушие Сморкачёва. Он это заметил и с благодарностью в голосе сказал:

— Ты умнее Миши Профессора.

— А то! Он всё щёки надувает, а кроме верхов, мало в чём сведущ.

— Говори понятно.

— Ни в чём не разбирается.

— Другое дело.

3

Ночью с первого на второе сентября Василия разбудил телефонный звонок. С ним говорил Миша Каракозов.

— Спасибо. Удружил, — сказал Профессор.

— В каком смысле? — не понял Грешнов.

— Жена заперлась в своей комнате с твоим дезертиром и не открывает.

— Вот это да! — удивился услышанному Василий. — Из дезертиров — сразу в наполеоны.

Хотел сказать, что это не проблема, нужно сломать дверь, и Сморкачёва за ухо он выведет лично, но Миша бросил трубку, а перезванивать Грешнов не решился.

Василий умылся, оделся и пошёл в подвал. Открывшему дверь Никандру с порога сказал:

— Завидую Сморкачёву, подмял под себя жену Миши Профессора.