Тринадцатый двор

— Будут и победы.

— Победа! — подхватил Гамаюн. — Точно! Это то, что бывает после беды? Так?

— Да.

— Очень я переживаю, что российская словесность в угнетении пребывает. Но верю, она еще поднимет знамя над головой. И все эти факиры шариковых ручек, обманщики с гусиным пером в павлиньем заду, вся эта нечисть, враги мои, — сгинут. Они всё врут! О них никто не вспомнит!

Гамаюн допил вино и выбросил пустую бутылку в окно. Сначала бросил, а затем выглянул посмотреть, не упадет ли она кому-нибудь на голову.

Когда пустая бутылка благополучно разбилась об асфальт, он не успокоился, а наоборот, взбесился. Стал кричать на весь подъезд:

— О, горе мне, горе! Делаю не то доброе, что хочу, а то злое, что ненавижу!

Дверь, обтянутая дерматином, приоткрылась, и из недр квартиры донёсся властный женский голос:

— Пьянь проклятая, живо домой!

Даже не сказав «прощай», самолётной тенью промелькнув вверх по ступеням лестницы и протиснувшись в узкую щель Геннадий исчез. Перед тем как дверь захлопнулась и в подъезде стало тихо, Гамаюн голосом счастливого человека, добившегося своего, успел сказать:

— Узкими вратами-с.

— Бай играет на баяне, — выругался Иван Данилович и пошёл прочь из подъезда.

2

Грешнов вышел из подъезда и невольно заинтересовался сценой, происходящей прямо перед ним. Ничего подобного он не видел, разве что в плохих фильмах.

Шеренга неказистых, пёстро одетых девушек, отдалённо напоминавших холеных киношных проституток и мужчина-сутенёр.

В шеренге среди девушек стояла журналистка Татьяна Будильник.

Три года назад, ещё до службы в армии к нему обратились друзья из специализированного института искусств, просили помешать готовящемуся злодеянию. Проректор института, женщина маленького роста по фамилии Скудина, намеревалась выгнать с последнего курса двухметрового красавца, президентского стипендиата, слепого музыканта Архипа Алексеева. И не просто выгнать, Скудина готовила его перевод на фабрику для инвалидов, собирающих выключатели. И всё из-за того, что студент на неделю задержался у отца и не вовремя вернулся в институт с каникул.

Ваня поделился своей обеспокоенностью с Костей Дубровиным, и двоюродный брат достал ему телефон Тани Будильник из музыкальной редакции газеты «Московский комсомолец». От неё требовалось набрать номер проректора, представиться и спросить: «Есть такая информация, правда это или нет?». Нужна была всего лишь огласка готовящегося под покровом тайны злодеяния. Звонок из редакции мог бы разом всё прекратить. Ваня дал ей телефон проректора, всё подробно объяснил, но журналистка Грешнова не услышала, а точнее, даже не вслушивалась в то, что он ей говорил. Но при этом исправно обещала помочь. Он в сердцах прозвал её «Обещалкина».

В конце концов, из женского любопытства, в чём сама впоследствии призналась, она всё же набрала данный ей номер, и дело сделалось само собой. Скудина не решилась оставить без диплома Архипа Алексеева, а могло случиться непоправимое.

Тогда Ваня с журналисткой так и не встретился, а когда месяц назад она сама пожаловала к матери, Зинаиде Угаровой, брат Костя, указав на неё, сказал:

— Помнишь свою Обещалкину? Это она.

Очень яркая, нарядная была эта Таня, сразу всех со всеми перессорила. А в ночной шеренге Будильник стояла в невзрачном платьице грязно-синего цвета, в уродующем её старом парике из искусственных чёрных волос и была на себя не похожа.

В сумеречный двор въехал знакомый «Форд». Из него вышли приезжие ребята, корчившие из себя бандитов. Подбежавшего с рекомендациями сутенёра они слушать не стали. И тогда тот, заметив Грешнова, подойдя, обратился к нему:

— А ты, созерцатель, что смотришь? Себе тоже возьми. Девки вкусные, совсем недавно сотню стоили, а сейчас всего шестьдесят. Полторашку плати и трёх забирай.

— Мне не надо, — сказал Ваня и вдруг его сердце ёкнуло. Один из бандитов выбрал Таню.

— Хорошо, уговорил, — согласился Грешнов. — Мне нужна та, в синем платье.

— Проснулся, — губы сутенёра скривились в ухмылке. — Её уже взяли, выбирай из тех, что остались.

— Я не шестьдесят, а все шестьсот за неё заплачу.

— Говоря «шестьдесят», я имел в виду баксы, зелёные американские доллары.

— И я их имею в виду, говоря «шестьсот».

— Покажи, — усомнился хозяин ночных бабочек.

Ваня достал конверт и показал отданные ему братом деньги. Сутенёр, не мешкая, кинулся к «Форду» и стал уговаривать ребят выбрать другую девушку.

— Мужчины, оставьте эту «шкуру», у неё сегодня «день красной армии». Проклянете всё на свете. Возьмите самую лучшую, от себя отрываю.

Сутенер свистнул, подзывая к себе высокую, худощавую девушку, которая в общей шеренге не стояла, скрываясь в подъезде.

— Эта всё умеет, — расхваливал сутенёр.

— А мы возьмём обеих, — смеялся бандит, позиционирующий себя за главного.

— Вопрос снят, — притворно засмеявшись, сказал сутенёр и, получив оговоренную сумму за двоих, поспешно подошёл к Ване.

— Тю-тю, паря. Увезли твою кралю. Она тебе кто, жена, сестра, соседка? Чего ты в неё упёрся? Ну это быдло ещё можно понять. Они себе уши накачали и думают, что всё позволено. Но ты то интеллигентный человек, ты должен с любой ладить. Ну, что, уговорил?

— Вообще-то меня Иваном зовут, — обращаясь к сутенёру, как к человеку, с которым нельзя ни о чём договариваться, представился Грешнов.

— Я ничего не обещал, — возмутился сутенёр и было заметно, как у него на скулах заходили желваки.

— Обещал, не обещал, имя моё от этого не изменится.

Сутенёр засмеялся и впервые с вниманием посмотрел на Грешнова.

— Роман, — представился хозяин ночных бабочек. — Но не смотри ты на меня так, словно я родину продал. Хорошо. Сотню баксов ещё накинешь, и я тебе её предоставлю через двадцать минут.

Ваня кивнул. Роман не достал, а прямо-таки выхватил из кармана милицейскую рацию и, включив её, сказал:

— Чёрный, ржавый «Форд Скорпионс». В нём две шалавы и три отморозка. На всякий случай запиши номер.

Через пятнадцать минут во двор через арку въехал знакомый американский автомобиль. Из него вышли всё те же бандиты, они были сильно раздражены.

— Что за дела у вас тут в Москве? — обратился главный к сутенёру. — Только выехали, тут же нас менты тормознули. Спросили документы, баб отняли. Вы что, не отстёгиваете им?