Тритон
Шрифт:
Я даже не знаю, зачем я хочу воспользоваться телефоном-автоматом. Я до сих пор не разработала план Б о том, как столкнуть маму и Галена один на один, не рискуя нашей безопасностью. Если Гален обманывает и приведет за собой отряд Сирен, я могу подвергнуть маму опасности ареста, а себя… Мне даже страшно подумать , что они могут сделать, поймав полукровку вроде меня. И если бы у меня и был план Б для побега, ведущий план А - устроить им встречу лицом к лицу - стал чертовски трудным для выполнения, раз уж мама раскусила мои намерения действовать у нее за спиной. И нет никаких шансов,
Все равно, большая часть меня не уверена в том, что Гален лжет. Наверное, я отнекиваюсь, но он кажется таким искренним, таким открытым со мной, чтобы это было ложью. Но, в то же время, я не думаю, что мама обманывает. Я бы скорее сказала, она искренне верит, что убила Грома и нашей жизни угрожает опасность. Возможно, она ошибается. Не исключено, что Гром действительно жив, и они действительно отправились за ним. Может быть, существует очередное безумное объяснение, почему они считали друг друга погибшими в течении доброй половины века.
Дело в том, что я не могу рисковать. Я не могу просто быть рядом и окутывать маму в паутину лжи, будучи единственной, кому она сейчас доверяет. Я чувствую себя ужасно из-за звонка Галену. Но мне также плохо из-за того, что я его бросила.
Мне просто нужно придумать, как добраться до правды, не подвергая никого опасности. А пока мне ничего не приходит в голову, нет никакого смысла звонить Галену.
И это хорошо, потому что в этих захолустьях явно более важно сохранить пожароопасные заправки с переворачивающимися табличками-ценниками, чем что-то более нужное, -например, телефон-автомат.
На автостраде, по крайней мере, были приличные фаст-фуды на выбор. Здесь же, по проселочным дорогам, которые выбрала мама, приходится выбирать между закусочными с домашней кухней- с разношерстными столиками и подставками для зубочисток из старых банок от соуса, - и самопальными фаст-фудами - с сомнительной кухней и санитарными условиями.
Мой желудок протяжно урчит уже в одиннадцатый раз. С маминым старанием проложить как можно большее расстояние между мной и Галеном, я успела пропустить и завтрак, и обед.
– Я тоже проголодалась, - говорит мама, не отрывая взгляда от дороги.
– Я думаю, мы можем взять перекусить с собой в каком-нибудь из окошек в придорожной забегаловке.
Когда я закатываю глаза, она добавляет:
– Помнишь нашу поездку в Атланту, как мы наткнулись на ту захолостную закусочную прямо за городом? Ты еще сказала, что у них самый вкусный персиковый пирог в мире. Можем попробовать отыскать ее снова, - но судя по ее лицу, она не слишком на это надеется, пристально разглядывая дорогу в поисках другого варианта.
Она останавливает свой выбор на оштукатуренном здании со здоровенной вывеской “Завтраки круглый день” на витрине. Когда мы открываем дверь, висящие над ней колокольчики оповещают о нашем прибытии. Мы занимаем столик с диванчиками у окна и мама заказывает кофе.
Я выглядываю из-за меню, наблюдая, как она ложит сахар в дымящуюся чашку. Все это я видела уже тысячу раз; она всегда пьет чуть-чуть кофе с целой кучей сахара. Но я никогда не видела этого, зная, кто она. Раньше она была просто мамой с кофеиновой
зависимостью. Теперь же она Налия, принцесса дома Посейдона. В мире Сирен нет сахара. Как нет и кофе. Галена стошнило бы от одного вкуса и того, и другого.Мама замечает мой задумчивый взгляд.
– Не легче ли просто спросить?
– замечает она, будто размешивание ложкой сможет растворить всыпанный туда фунт сахара.
Я разворачиваю салфетку с приборами.
– Мне просто интересно, сколько тебе понадобилось времени приспособиться к человеческой пище?
– я бросаю взгляд на ее чашку.
– А, это.
В этот момент, официантка с именем “Агнес” на бейдже, возвращается к нам принять заказ. Будто для большей иронии, мама заказывает блинчики с двойной порцией сиропа. Я заказываю бургер. В ресторанчиках вроде этого, обычно всегда подают увесистый бургер.
Когда Агнес уходит, мама обхватывает кружку обеими руками, словно стараясь удержать ее тепло.
– Я пью кофе не ради вкуса. Но ведь это же не причина не любить сахар, верно?
– Гален не ест ничего сладкого. Вернее, он вообще не берет в рот ничего, кроме морепродуктов.
Мама улыбается, словно она терпит упоминание имени “Гален” только ради разговора о сахаре.
– На это уходит какое-то время. Я прожила на суше приличный отрезок времени, Эмма.
– Она наклоняется ко мне, понижая голос.
– Со Второй Мировой войны. Если прикинуть, то я прожила человеком намного дольше, чем Сиреной.
Она говорит это так, будто я знаю ее настоящую дату рождения. Не верю своим ушам. Я уже знала, что Сирены живут сотни лет и медленно стареют. Конечно, у мамы есть проблески седины в волосах и кое-какие морщинки в уголках глаз. Но хоть убейте, она не выглядит на свои официальные сорок лет.
Она сжимает губы, пока официантка ставит бутылку сиропа на нашем столе. Когда она снова уходит, мама говорит:
– И это все? Больше нет вопросов?
Да нет же, полным-полно.
– Как ты на самом деле познакомилась с с папой?
Я осознаю, что полна чувств разобщенности с моей жизнью. Если мама не та, за кого она себя выдавала , то и папа мог поступать точно также. История всегда звучала так: они повстречались в колледже и это была любовь с первого взгляда. Теперь я понимаю, что полная история смахивает на заурядную, универсальную романтику. Избитое клише для одурачивания.
Мама кивает, словно я задала ей верный вопрос.
– Мы повстречались спустя многие годы моей жизни на побережье. Я продавала сувениры на набережной в Атлантик Сити, а по ночам работала в шоу уродов, - она ухмыляется.
– Как русалка.
Я закашливаюсь, а она смеется.
– Заметь, не по-настоящему, - говорит она со взглядом, полным ностальгии.
– Они напялили на меня нелепый костюм с блестящим плавником и заставили плавать кругами в огромном резервуаре, махая рукой туристам. Главарю шайки, - которого звали Оливер, - понравилось, что я задерживаю дыхание на длительный период времени.
– Она пожимает плечами.
– Все выглядело довольно по-дурацки, но так я зарабатывала легкие деньги.
– Значит, ты не училась в колледже.