Триумф поражения
Шрифт:
— А я? — мужские губы едва касаются моего затылка. — Не человек?
Очень хочется сказать "Холодильник", но я не решаюсь.
— А вы… черствый и холодный, — придумываю я ответ.
— Странно, — кожей головы чувствую, как он улыбается. — Странно, что черствым и холодным меня называете именно вы… Вы, с которой я такой мягкий и горячий.
То, что горячий, чувствую и боюсь. Выныриваю из-под рук Холодильника и, отступив на пару шагов, поворачиваюсь.
— Мягкий? — возмущаюсь я. — Вы?
— Но мы же говорим
— П-почему я должна замерзнуть? — заикаюсь я.
— На вас почти ничего не надето! — идет в наступление Алесандр Юрьевич, интонация которого из бархатной превращается в стальную.
— Это платье Чикаго! — задыхаюсь я от возмущения. — Я на праздник пришла! Я не на работе!
— Это не платье! — скалится Холодильник. — Это кусочек прозрачной тряпочки, не оставляющий простора воображению!
— Просто у вас скудное воображение! — огрызаюсь я.
— Неужели?! — меня рывком прижимают к себе. — Не нужно быть обладателем богатого, чтобы заметить это… (он гладит меня по шее), это… (ладони опускаются на шею), это (обводят грудь, не прикасаясь), это… (крепко ложатся на талию).
— Это… — я еле сдерживаюсь, чтобы не рвануться из его рук и не спровоцировать на большее. — Это у меня в наличии в любой одежде.
— В этом и проблема, — тяжело дышит Холодильник, прижимаясь губами к моей шее.
— От-пус-ти-те! — чеканю я слоги. — Вас не должно касаться ни мое ретро-платье, ни части моего тело под ним. Пересчитывайте их у своей невесты.
— Не стоит ревновать, хотя мне неожиданно приятно, — шепчет мне на ухо Холодильник.
— Это ваша забава, а не моя! — упираюсь руками в твердую широкую грудь.
— Да, — неожиданно легко соглашается Холодильник. — Я ревнив. До недавнего времени думал, что лишен этой способности.
— Вы выбрали не тот объект для своей ревности, — искренне уверяю я Хозяина.
— Но я уже выбрал и настойчиво рекомендую вам переодеться, — серьезно и строго говорит Холодильник. — Вокруг вас слишком много мужчин с богатой фантазией, и меня это… раздражает.
— Последний раз вы настаивали на том, что я не должна целоваться, — напоминаю я вежливо своему работодателю. — Теперь же вам зачем-то нужно, чтобы я скромнее одевалась и вне работы. Вам не кажется, что вы, как минимум, не имеете на это никаких прав, а, как максимум, вообще нарушаете мои права свободного человека.
— Все мы не свободны! — философски замечает Холодильник, никак не поддержав мой "Биль о правах".
— А я хочу свободы! — кричу я. — Мне надоел Евгений. Он меня раздражает, а я его.
— Он вас чем-то обидел? — мгновенно напрягается Холодильник.
— Нет! Не обидел! — бешусь я. — Скоро я сама его обижу. Зачем вы его ко мне приставили?
— Потому что сам не могу находиться рядом, — тихо отвечает Холодильник. — И потому, что не
могу допустить, чтобы кто-то был рядом.— Вы ничего этим не добьетесь! — устало отвечаю я. — Я вам это уже говорила.
— Мне верится, что добьюсь, — не соглашается со мной Александр Юрьевич.
— Как?! Как?! — снова кричу я. — Как вам хватает стыда за несколько месяцев до свадьбы добиваться расположения другой женщины?!
— Свадьбу мы перенесли, — быстро отвечает Холодильник.
— Куда перенесли? — дурею я от его слов.
— На неопределенное время, — машет он рукой и тянет ее ко мне.
— Прекрасно! — меня начинает трясти от злости. — Ради меня вы перенесли свадьбу и женитесь чуть попозже? Так?
— Почти, — хмурится Холодильник. — Что не так?
— Да всё не так! — смеюсь я, почти плача. — То, что вы устроили мне — преступление! Вы пользуетесь тем, что я не могу рассказать обо всем Светлане или Кириллу Ивановичу.
— Пользуюсь, — соглашается Александр Юрьевич. — Но вы можете рассказать, если очень хочется.
— Не могу! — кипячусь я. — Что они обо мне подумают? И что подумаю о себе я? Вы слепы и глухи!
— Это вы нечетко видите, — возражает Холодильник. — Вы до сих пор не заметили целых сто одну каллу.
— Заметила! — ехидничаю я. — Странный выбор цветка. Или вы осознаете свою роль в этом спектакле?
— Роль? — не понимает меня Холодильник.
— Вы знаете притчу о каллах? — с сомнением спрашиваю я мужчину.
— А есть такая притча? — мягко спрашивает он.
— Есть! Об африканской девушке из бедной семьи, которую насильно выдали замуж за старого вождя. Чтобы не отдать себя в ненавистные руки, девушка бросилась в костер, мечтая свести счеты с жизнью. Но боги сжалились над ней и превратили ее в прекрасный белый цветок, — гордо рассказываю я.
— И поэтому каллы стали символом свадьбы и взаимной любви? — усмехается Холодильник. — Всегда считал, что в притчах и легендах нет логики. Зато знаю, что они и цветы жизни, и цветы смерти. Но я в этот символизм не верю. Я их выбрал за элегантность и красоту. Они мне напомнили вас.
Я подозрительно замираю, услышав настоящий комплимент.
— Дешевый трюк, — фыркаю я. — Мне не двадцать лет, чтобы на него покупаться.
— Жаль! — констатирует Холодильник. — Всё было бы намного проще. Не будем тратить время, переодевайтесь!
— Как вы себе это представляете? — стыдно, но я опять кричу. — Я ушла в одном платье, вы ушли за мной. А потом мы вернулись, а я уже в другом платье?
— Хороший план! — одобряет Холодильник. — Вас проводить до квартиры?
— Вы на учете у врача-психиатра не состоите? — ласково интересуюсь я.
— Нет, — пожимает плечами Холодильник. — Но верно иду в этом направлении.
Александр Юрьевич идет к дверям и открывает их, беся меня своим фирменным, приглашающим на выход жестом.