Триумф поражения
Шрифт:
— Зато жизнь нескучная! — утешает меня Павла Борисовна.
— Обхохочешься! — мрачно подтверждаю я. — Пара часов у меня, наверное, есть…
В этот момент в кафе возвращается Холодильник.
— Госпожа Симонова-Райская, прошу вас подняться в мой кабинет.
Хозяин разворачивается и уходит.
— Ты кричи, если что, — усмехается Костик. — Я могу полицию вызвать.
— Глупости, — гладит меня по руке Дарья Владиленовна. — Идите, наша принцесса! Идите навстречу своему… начальнику. Нехорошо заставлять начальство ждать.
— Нинка! Подтверди
— Перебьешься! — вяло шучу я и отправляюсь к Хозяину.
По дороге трусливо передумываю и на цыпочках пробираюсь в свою квартиру. Получилось!
В темноте сбросив туфли, прохожу в гостиную. Свет ночного города бьет в расшторенные окна, оставляя на полу ленивых фонарных зайчиков. Иду к дивану, стараясь на них не наступить. Блестки на ткани в свете уличных фонарей переливаются и превращают меня в сказочную принцессу.
Потягиваюсь и говорю блесткам:
— Эх! Где же мой принц, а? — и с размаху сажусь на диван.
Уже приземлившись вторыми девяноста, понимаю, что это не диван. Это чьи-то колени. Закричать не успеваю: широкая ладонь зажимает мне рот.
— Я здесь, моя принцесса!
— Вы?! — так далеко с места без разбега может в нашей семье прыгать только кошка Генриетта. Теперь и я.
Больно, очень больно ударяюсь о край журнального столика. От падения можно уберечься, расставив ноги, но в юбке такого фасона этого не сделать. Вскрикнув, шатаюсь и падаю прямо в руки вставшего с дивана Холодильника.
— Польщен! — усмехается он, включая торшер-шар. — И мечтать не смел, что вы сами упадете ко мне в руки. Думал, придется уговаривать пару часов. Сэкономим время.
— Как. Вы. Сюда. Попали?! — вырываюсь я. — Это моя квартира!
— Так же, как и в первый раз две недели назад, — напоминает он мне день, вернее, ночь моего позора.
— Это уголовно преследуемое деяние! — важно пугаю я его.
— Ваше очередное платье — вот деяние! — ожидаемо рычит Холодильник.
— Это смешно! — бросаюсь я в атаку. — Это костюм Барби-Русалочки. Куклы! Это сценарий! Это моя работа!
— Тысячи, сотни кукол, почему именно с голым животом? — в сироп сарказма Холодильник обмакивает каждое слово.
— Это любимая кукла Маши! — считаю нужным объясниться.
— Если бы вы сшили костюм с закрытым животом, ребенок бы и не заметил! — Климов-прокурор категоричен.
— Неправда! Просто костюм сделан один в один! Что непонятного? — криком парирую я. — Я же не собираюсь идти в нем в ресторан с Кириллом Ивановичем.
— Об этом вообще забудьте! — резко отрезает Холодильник.
— Послушайте, Александр Юрьевич! — я осторожно беру мужчину за локоть и придумываю, как поменять тему разговора. — Я так и не поблагодарила вас за помощь в клубе. Вы спасли меня от позора и чего-то большего.
Холодильник подозрительно щурится, не доверяя мне ни на грош.
— Вы орали, чтобы я катился к черту, — напоминает он. — Набросились на меня с душевой лейкой. Намочили.
— Была не в себе. Осознала. Прошу прощения, — приглашающий
на выход жест копирую талантливо.Холодильник хватает меня за талию и прижимает к себе, положив горячую ладонь на мой почти голый живот.
— Кирилл Иванович смотрел весь вечер только сюда. А я придумывал, как сдержаться и не напугать ребенка и персонал агентства, — шепчет Хозяин, начав гладить мой живот.
— Ваша ревность больна, дика и нелепа, — вздохнув, отвечаю я. — Мы друг другу никто.
— Вы для меня то, что я не готов делить ни с кем, — ладонь не останавливается, поглаживаниями вызывая дрожь во всем теле.
— Почему? — тихо стону я.
Этот стон вызывает дрожь, но уже не мою, а его сильного и большого тела.
— Потому что ты моя, — легко переходя на "ты", отвечает он, впечатав мое тело в свое, до боли, до нового стона.
— Почему? — снова спрашиваю я. — Кто так решил?
— Я. Я так решил. А я своих решений не меняю, — вторая рука спускается на мое бедро, пострадавшее от встречи со столиком, и начинает ласково растирать место ушиба. — Надо намазать кремом. Снимите платье.
— А мое решение не учитывается? — с трудом справляясь с желанием вцепиться в лицо Холодильника, говорю я.
— Учитывается. Но только положительное, — усмехается мне в рот Хозяин, усиливая нажим на живот и на бедро.
— Это сумасшествие какое-то, — устало шепчу я.
— Вот с этим согласен, — кивает он. — Так что насчет платья?
— Нет. Не сниму, — отвечаю я, вырываясь и отступая на шаг назад. — Даже если вы посадите меня в этой квартире под домашний арест, вы меня не получите и за сто лет.
— Спорное утверждение, — почти смеется он надо мной. — Просто я и вполсилы не старался. Берегу ваши нежные чувства.
Звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Господи! Почти ночь! Кто это может быть? Никто из Карповых. Без предварительного телефонного звонка они в дверь не позвонят. Ленка? Ночью? Вряд ли.
— Нина Сергеевна! Надо поговорить. Это срочно! — глухой голос за прочной дверью узнаваем. Кирилл Иванович.
Открываю рот, чтобы ответить, что не открою дверь. Но сказать ничего не успеваю. Холодильник прижимает меня к двери, закрывая рот поцелуем.
Следующие минуты, показавшиеся мне часами, тянутся бесконечно. Десять? Пятнадцать? Двадцать? Не знаю. Кирилл Иванович, не замолкая, что-то говорит на лестничной площадке. Холодильник целует меня. Лихорадочно, не останавливаясь ни на секунду, не давая набрать воздуха в легкие.
— Нина! — настойчивый бизнесмен Костров начинает стучать в дверь. — Я не верю, что вы спите. Откройте, мне надо рассказать вам о Саше, Александре Юрьевиче.
Холодильник замирает, на секунду оторвавшись от моих губ и встретившись со мной взглядом, потом снова целует болезненно вспухшие, истерзанные губы, но нежно, едва касаясь.
Но как только я хочу ответить Кириллу Ивановичу, поцелуй углубляется и становится почти безумным. Одной рукой Холодильник берет меня за горло, на другую наматывает мои распущенные русалочьи волосы.