Триумф поражения

В наступившей тишине раздается насмешливый голос Хозяина:

— Вы просто нимфоманка, госпожа Симонова-Райская!

— От такого же слышу! — огрызаюсь я.

— Вообще-то это женский диагноз! — утверждает мрачный Холодильник, осторожно осматриваясь по сторонам. — Зачем вы сюда залезли? И кто его пустил?

— Не залезли, а пришли. Искать нужные вещи для праздника Маши, — гордо сообщаю я, вздернув нос.

— Вы уверены, что Маше нужно это? — и Холодильник разводит руками, показывая на все пыльное помещение в принципе.

— Уверена! — отрезаю я. — Вы задали все свои вопросы? Мы можем отсюда уйти?

— Нет. Не все, — медленно отвечает Холодильник. — Вы только что никуда не торопились, охваченные… сладострастием.

— Говорите уж сразу похотью, — фыркаю я презрительно. — Развратом.

— С этой точки зрения я еще ситуацию не рассматривал. И вам лучше не подсказывать мне эту идею, — щурит глаза Холодильник и угрожающе наступает.

— Что за странный интерес к моей благочестивости? — отступаю на шаг назад и упираюсь в тот сундук, на котором сидела.

— Благочестивость — это нравственная высота, вам недоступная, — пафосно утверждает Холодильник, подходя ко мне вплотную.

— Почему же? — отбиваюсь я словами. — Откуда такие выводы?

— Исключительно эмпирические, основанные на наблюдениях за вами, — Холодильник берет меня за подбородок и аккуратно, нежно прикасаясь, трет большими пальцами кожу моего лица возле уголков губ.

— Что за странная забота о чистоте моего лица? — хриплю я. — Навязчивая какая-то…

— Навязчивая, — соглашается Холодильник. — Не успеваю предотвратить — приходится работать с последствиями.

— Здесь нет воды, не умыться, — шепчу я, парализованная его прикосновениями.

— Да, — снова соглашается он. — Почему вы не вырывались?

— Не вырывалась?

— Из рук Гены. От его поцелуя? — Холодильник наклоняется, и я понимаю, что он сейчас меня поцелует. Традиционно туплю и медлю.

Но Александр Юрьевич обманывает мои ожидания: он быстро берет меня за руку и оборачивает вокруг моей оси, словно мы партнеры в знойном танго, потом с силой прижимает спиной к своей груди. Успеваю только охнуть.

— Вы очень неразборчивы в выборе партнера, — упрекает меня Холодильник ласково, терпеливо.

— Не ваше дело! — пищу я.

— Оказалось, что мое, — вздыхает Холодильник. — Если я вас не остановлю, вы перецелуетесь с половиной офиса и города.

— Кем вы меня считаете?! — поражаюсь я неприкрытой наглости и хамству. — И даже если этот так… То вас это не касается! Я целуюсь, с кем хочу! Если я решу, что это пол-офиса, значит, это будет пол-офиса!

— Не будет! — меня прижимают еще сильнее, до боли в ребрах. — Это был ваш последний бенефис, госпожа Симонова-Райская. Больше вы ни с кем целоваться не будете.

Левая рука держит меня за талию. Правой рукой он берет меня за подбородок и поднимает мое лицо к своему.

— Что значит ни с кем? — искренне спрашиваю я, отчетливо поняв, что он не здоров.

— Ни с кем, кроме меня, — говорят его губы, но меня не целуют.

Точно! Он больной! Он не может меня поцеловать, потому что меня только что целовал Генка.

Ужом выворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с Холодильником.

— В чем дело? Мы не будем целоваться? — обильно сочусь сарказмом. — Брезгуете, Хозяин?

— Я не сторонник ролевых игр, но слово "хозяин" мне нравится, — усмехается Холодильник.

— Значит, не буду вас так называть! — радуюсь я возможности противоречить. — Тем более крепостное право отменено сто пятьдесят восемь лет назад.

Холодильник, не отрываясь, смотрит на мои губы и тяжело дышит.

— Значит, и вы будете целоваться только со мной? — дурашливо спрашиваю я. — И с невестой ни-ни?

— Я готов и к этому, — вдруг говорит Холодильник, не меняя фокуса зрения.

— Готовы не целоваться с невестой? — нервно смеюсь я. — Как это? Как вы это ей объясните? И на свадьбе не будете целоваться?

Холодильник злится и молчит.

— Уйдите из нашего агентства, пожалуйста, — начинаю уговаривать его я. — Туда, где были до этого всего. И всё будет хорошо, честно-честно…

На мое "честно-честно" Холодильник вдруг улыбается своей фирменной улыбкой, и я непроизвольно поправляю его челку, чтобы придать его лицу еще более мальчишеский вид. Он замирает и почти не дышит.

— Уйдете? — с надеждой переспрашиваю я.

— Нет! — выдыхает Холодильник и со стоном захватывает мои губы.

Глава 20. Платье Чикаго

Влюбиться — не значит любить:

влюбиться можно и ненавидя.

Федор Достоевский

— Старуха! Ты где? — громкий окрик Димки спасает меня от поражения.

Я вырываюсь из рук одурманенного, иначе не скажешь, Холодильника. Темно-карие глаза Александра Юрьевича не выражают ничего, кроме непонятной мне одержимости мною же. Он с таким разозленным видом смотрит на дверной проем, что я начинаю беспокоиться за Димкино здоровье.

Ничего не подозревающий Димка заглядывает внутрь, но не заходит: боится пыли.

— Здравствуйте, Александр Юрьевич! Нина, ты в порядке?

— Дима! — несказанно радуюсь я появлению личного помощника. — Помоги, пожалуйста, перетащить коробки!

— Помните о том, что я вам сказал, — наставительно и покровительственно говорит мне Холодильник.

— А что вы мне сказали? — глупо хлопаю ресницами, делая вид, что не помню.

— Я сказал, что сегодня был ваш последний бенефис и что вы больше не можете себе позволить того, что всё-таки позволили сегодня, — громко и отчетливо отдает распоряжение Холодильник.

— Почему? — капризно удивляюсь я. — Мне почему-то кажется, что могу.

— Через полчаса в моем кабинете! — рычит Холодильник и идет к выходу.

— Не могу. Я еще на больничном. Если только завтра, — сочувственно вздыхаю я вслед.

Осторожно вытираю пыль с перенесенных в мой кабинет коробок с куклами, заново рассматриваю каждую.

— Красотки! Вы приглашены на день рождения маленькой славной девочки Маши.

Куклы снисходительно, даже высокомерно смотрят на меня, сказывается их благородное происхождение, датированное началом прошлого века.