Трудовые будни барышни-попаданки 5

Не только осадная армия, но и осадные орудия — бревна, которыми без особого труда можно вынести ворота усадьбы. Канаты с петлями — их можно накинуть на ограду и разом опрокинуть несколько звеньев забора, чтобы ворвалась вся толпа одновременно.

Но приказ на решительный штурм еще не отдан. Потому что его не отдал полководец, стоящий в центре толпы. Тот самый «полуфанатик-полуплут».

Увидел меня, махнул рукой, толпа расступилась, пошел к воротам.

Приблизился, опять махнул, и скопище явило идеальную управляемость — заколебалось, но отступило шагов на десять-пятнадцать. Тех, кто не хотел отходить, оттащили за шиворот.

Простите за малодушие, но я вспомнила недавние времена, когда модный архимандрит ждал от меня большой подачки. Посему не здороваясь спросила:

— Сколько? Сколько вам нужно, чтобы вы забыли обо мне навсегда?

Да, сломала алгоритм. Фотий замер, тряхнул головой, да так, что клобук опустился ниже подбородка. Потом откинул капюшон, перекрестился. Спокойно сказал:

— Не сколько, а что. Эмма Марковна, вам следует покинуть Санкт-Петербург. Как можно скорее, но не навсегда. Вернитесь после Благовещения… нет, даже после Богоявления. Но главное, сейчас — удалитесь.

Я мгновенно поставила перед глазами церковный календарь. Значит, мне позволено вернуться весной, даже в январе. Но до конца года в Питере не быть.

Ага, все понятно. В ноябре-декабре мне здесь делать нечего.

— Отче, — сказала я так, что обращение прозвучало едва ли не как «волче», — из столицы следует удалиться вам. После того, как вы возглавили мятежное скопище. Теперь вы в очень большой опасности.

Честное слово, Фотий искренне возвел очи к небу. Какое скопище, о чем вы? Люди сами по себе собрались.

— Вельми возможно, боярыня, — быстро прошептал он, — только вам следует отправиться пораньше. Иначе большая беда будет!

Да, будет. Толпа переформатировалась. В первые ряды вышли те, кто покрепче, чтобы удержать бревна-тараны, а также метатели петель.

— Эмма Марковна!

Я обернулась. За спиной стояло все училище — пятьдесят ребят, от самых старших учеников вроде Павлуши Волгина и Антоши Михайлова до юных новобранцев этого сезона. Среди них были и спарринг-партнеры Миши, и те, что никогда не дрались по-взрослому. Но явно желавшие драться.

Сзади пыхтели рабочие. Основательные мужики — тоже с дубьем, как и громилы. С баграми, ломиками. И, увы, не только.

— Я посоветовал из секретного цеха ружья принести, — шепнул Павлуша, и я пожалела, что не всыпала ему прошлой осенью за другую самодеятельность.

Мои защитники были настроены решительно. Но громил раза в два больше, потому отказываться от штурма они не собирались.

Самое неприятное — я вгляделась в лицо «полуфанатика-полуплута». И увидела довольную улыбку. Все идет по плану. Его плану.

Я даже догадалась о замысле. Конечно же, он не в том, чтобы проникнуть ко мне за забор и найти в усадьбе какие-то ведовские улики или разгромить-разграбить. Нет, прохиндей ждет именно сопротивления. Желательно с огнестрельным оружием. Чтобы кто-нибудь погиб от пули, прилетевшей с моей территории. После чего мне придется второй раз за этот год отбыть в ссылку. Неважно, по рескрипту или добровольно. Миша сам будет ее инициатором.

Что делать-то? Тут выручил бы брандспойт или нелетальные газовые бомбочки. Откуда взять-то? Может, попросить Петрушу Воскресенского изобразить рев раненого слона?

За спиной послышался тревожный лай. Вот и Лизонька с Зефиркой. Жаль, не хватит даже одной кавказской овчарки разогнать такое толпище.

— Вот и собака людоедская, пес-оборотень, — заорал кто-то в толпе.

— Да что оборотень против честного креста? — уверенно сказал Фотий. — Навались, братцы, разорим ведовское блудилище!

После чего лукаво взглянул на меня: не вышло по-хорошему — сейчас будет по-плохому. И махнул рукой — знак выйти вперед самым физически крепким громилам.

«Полуфанатик» уже в толпе, а толпа напирает. Вот и первое бревно стукнулось в ворота, полетел первый камень…

— Стой!

Глава 52

Голос был громкий, ровный, спокойный. Принадлежал он старцу, чуть сгорбленному, неторопливо бредущему по дороге, что вела в город.

— Почто беснуетесь? — деловито спросил старец, приблизившись к толпе. И все обернулись к нему.

Но все же не столько к нему, а к его спутнику, косолапившему чуток позади. Огромному медведю, при виде которого Зефирка залаяла. Но не злобно-испуганно, как полагается любой собаке при виде такого зверя, а скорее радостно. Друга увидела.

Старец остановился. Мишка двинулся вперед. Вошел в толпу широким почетным коридором, приблизился к Фотию…

И пустился ходить кругами, причем с каждым кругом пространство вокруг остолбеневшего архимандрита становилось все шире и шире.

Я давно не видела такого массового и одномоментного протрезвления. Бревна, канаты, дубины — все падало на дорогу. И конечно, ни один нож не был вынут — кабацкие поножовщики на медведя не ходят. Хоругвеносцы осторожно пятились, стараясь не уронить хоругви в пыль; впрочем, их мишутка не атаковал.

Не прошло и трех минут, как толпа была шагов за двести от ворот. Кто-то остановился, видно укоряя себя за трусость, даже поднял камень. Медведь встал на дыбы, взревел — смельчаки развернулись и тихо побрели прочь. А некоторые — побежали.

Между тем отче Серафиме приблизился к Фотию. Сказал тихо и печально:

— Зачем это, брате? Боярыня ведь благотворит и людей врачует. Нет в ней не то что сатаны — мирского зла-то не отыщешь.

Я не успела покраснеть, а удивленный Фотий возразить, как старец сказал громче, с нажимом, адресно:

— И блудных помыслов нет у нее. Отвергать их надо, брате Фотий. И честолюбие отвергать душеполезно.

Архимандрит так и застыл с раскрытым ртом. Старец чуть сбавил тон.

— Я, брате, ненадолго в столицу. До Рождества в обратный путь соберусь. Да и тебе пользительно поспешить в свою обитель. Никакого добра ты здесь уже не совершишь. Ангела в дорогу!

Я думала, что «полуфанатик-полуплут» возразит, но Фотий развернулся и побрел вслед за своей группой поддержки. Впрочем, скоро к нему подъехали дрожки, он залез и поехал, обгоняя обескураженную толпу.