Трудовые будни барышни-попаданки 5

— Господин полковник, — спросила я, — ваш визит связан с недавним трагическим происшествием в Грузине?

— Мне долженствует передать лишь то, что долженствует передать, — ответил полковник. Но при этом кивнул, подмигнул и скорчил такую гримасу, как будто прозвучало тройное «да».

Мы переглянулись, Миша тихо насвистал: «Но троянцы не поверили Кассандре…»

— Господин полковник, — произнесла я неторопливо и размеренно, — существует важное препятствие в исполнении данного высочайшего пожелания. Я не намерена разлучаться с супругом, а он вряд ли согласится отпустить меня в столь дальнюю и небезопасную дорогу одну.

Самое трудное было удержаться от смеха при последней фразе. Но я удержалась.

— Вы должны знать причину, вынуждающую моего супруга находиться в отдаленном имении. Я же пребываю там, где пребывает он. И не покину мужа без официального рескрипта или постановления Сената, обязывающего меня расстаться с ним. Пожелание уважаемой Марии Федоровны таковым рескриптом не является.

К моему удивлению, визитер спокойно кивнул. Положил на предложенный стул портфель, раскрыл, достал лист бумаги.

Что это? Lettre de cachet — приказ об аресте, с печатью, но без имени арестанта? Указ Синода о нашем разводе?

— Ваше высокопревосходительство Михаил Орлов, вы восстановлены в прежней должности и являетесь товарищем министра. Вам надлежит явиться в Санкт-Петербург по месту службы, и вам будут очень благодарны, если ваша уважаемая супруга сопроводит вас в вашем путешествии.

Я чуть не зааплодировала. Вот и море для Алеши. Но мы с Мишей девочками-мальчиками на побегушках не будем, возраст не тот.

Выразительно взглянула на супруга. Он взял слово.

— Благодарю за высочайшее доверие, господин полковник. Лично мне для сборов в дорогу достаточно двух часов. Но что касается моей супруги и, не забудьте, матери троих детей…

Последовала пауза, позволившая мне взять слово.

— Я непременно буду спутницей моего супруга, которому возвращено доверие. Вы должны понять, господин полковник, двух часов на сборы мне недостаточно. Этим вечером я вернулась из паломничества, и мне необходимо провести хотя бы одну ночь в своем доме. Кроме того, я намерена взять с собой детей. Когда сборы будут завершены, мы не будем медлить и поспешим в Санкт-Петербург так скоро, как это возможно.

Пока я говорила, лицо гостя успело совершить эволюцию от восторга до отчаяния. Его взгляды метались по гостиной, и на один миг я даже предположила, что в его портфеле есть резервный указ о моем аресте и принудительной доставке.

Все же для таких поручений подбирают людей с выдержкой. Полковник справился с собой и лишь выдал:

— Я все же надеюсь…

— Господин полковник, — с доброй улыбкой сообщила я, — если я правильно понимаю, у вас нет полномочий изъять меня из имения и доставить принудительно? Если так, вы достойно исполнили ваш долг, о чем и можете известить ее императорское величество. Я пойму вас и если вы немедленно отбудете в Санкт-Петербург с письмом от меня на высочайшее имя, и если составите нам компанию в путешествии.

— Мне предпочтителен второй вариант, — без раздумья произнес полковник. И я расслышала деликатно не произнесенные слова: «Мне велено без вас не возвращаться».

— Вот и отлично. Мы отправимся в путь завтра утром. Можно призвать прислугу, чтобы она обустроила ваш ночлег?

Полковник кивнул.

— Ох, смела ты, Мушка: дергать царицу за ушко, — шепнул супруг.

— А нефиг было нас из Питера выпинывать, — шепнула я.

И мы улыбнулись.

* * *

Совсем уж наглеть не следовало. Мы отбыли не просто утром, а до рассвета. Детишки, услышав новость, проявили такой энтузиазм, что чуть сами не помчались собирать багаж и запрягать лошадей.

Я окоротила детский порыв, дала Лизе, Сашке и даже Алеше посильные задания. Сама же занялась гостеприимством. И господин полковник, и менее статусные посланцы Аракчеева были угощены, конечно же с соблюдением писаных и неписаных субординаций.

Долгая нервная дорога не способствует алкостойкости. Гости оказались разговорчивее, чем хотели сами. Так муж выяснил у сомнительного ротмистра, что тот имел инструкцию увезти меня без согласия, но отказался от намерения. Миша похвалил его за благоразумие и посоветовал добиваться отставки:

— Ваше подразделение не относится ни к армии, ни к полиции. Поэтому охота за беглыми, которой вы занимаетесь, незаконна и возможна лишь при условии покровительства известного лица, а такое покровительство бесконечным быть не может.

Подвыпивший собеседник согласно вздохнул. И поведал некоторые подробности гибели Минкиной. Свою версию, почти не отличавшуюся от сказанного Штерном, я услышала и от полковника.

Ну а о самой важной новости сентября я спросила для проформы. Да, увы, как и должно быть: в первый день осени Александр Палыч покинул Санкт-Петербург. Еще не зная, что навсегда.

* * *

Выехали рано, ехали так быстро, как только можно в такой компании: четыре экипажа плюс непрошеное, но неизбежное верховое сопровождение от безутешного графа Аракчеева. В трех экипажах ехали мы, четвертый — тройка полковника Воронского. Маршрут проложили через Нижний Новгород, там я дала распоряжение насчет пароходов. Думала — не возвратиться ли водным путем? Но моих корабликов в городе не было, а ждать их — инфаркт для полковника. На кораблике поплывут дополнительный багаж и Павловна.

И без того непростое путешествие оказалось нервным. Супруг ворчал, что оставил в Голубках некоторые важные модели и что, хотя их тщательно упаковал и оставил под охраной, скорее подождет следующего лета или заедет сам, но никому ценный груз отвезти в Санкт-Петербург не доверит. Я поругивала детей за несезонное поведение — игры под дождем, достаточно холодным для этого времени года. Ну а полковник еле слышно вздыхал: как медленно едем! Хотя на каждой станции лошадей переменяли, правда за мой счет. Зато исправно — сопровождающий говорил смотрителю, что, если свежих лошадей не найдется, чиновник будет запряжен сам.

Что же касается ротмистра Штерна и прочих аракчеевцев, то они рысили вокруг повозок, как волки, и поглядывали соответствующим взором. Особую зрительную звериность они проявили, когда наша колонна миновала Тверскую губернию и въехала в Новгородскую. Не звериность даже, а собачье попрошайничество.

— Может, заглянете в Грузино к его сиятельству, хоть на денек? — жалобным тоном спросил ротмистр.

Полковник оказался рядом.

— Петр Иванович, — за время пути я перешла с ним на короткую ногу, — императрица подождет, если мы задержимся на денек?