Трудовые будни барышни-попаданки 5

Это был тот самый летучий поселенческий корпус, особый отряд Аракчеева, на самом деле — десяток негодяев, изгнанных из армии и неспособных устроиться где-либо еще. Подразделение не числилось на довольствии даже в поселенческих войсках, что стало его бедой. Временщик, потерявший любовницу-мучительницу, впал в беспросветную печаль и забыл, что псарню надо кормить, а секретари псов к его сиятельству не допускали.

Меня это не удивило. Ходил слух, что в день смерти Минкиной Аракчеев объезжал поселения, арестовал за что-то офицера и посадил на гауптвахту, а получив страшную новость, помчался в Грузино с ключами от камеры в кармане. Оказалось, проще сломать стену, выпустить офицера и заделать ее снова, чем попросить у Аракчеева ключи.

Мой слуга посочувствовал унтер-офицеру, заглянувшему в Питер для заработка. И сказал, что есть возможность для хорошей поживы, а заодно — мести госпоже Шторм, которая-то и подстроила беду у графа.

Вчера отряд прибыл в Питер. Слуга приступил к разработке плана.

Но я медлил. Да, я понимал, что вариант «увезти и содержать месяцами под замком» не годится. Особа сбежит. И есть только одно средство, прибегать к которому…

Может, архимандрит прав. Может, она и вправду обворожила меня.

В таких раздумьях я сидел за столом и слушал ненавязчивый ноябрьский дождь, когда постучался Феликс с неожиданным известием.

— Господин, к вам визитер.

Глава 54

Вдали от Аргентины

— К вам визитер, — повторил слуга. — Точнее, визитерша.

И подмигнул, как верный Лепорелло, знающий наизусть все амурные приключения своего Дон Жуана.

— Пригласи, — слегка растерянно сказал я. В комнату вошла Анастасия.

— Извините за то, что я явилась без приглашения, — заявила секретарка с порога, — но мой визит обусловлен чрезвычайными обстоятельствами.

— Здравствуйте, — произнес я сухо. Надеясь, что скрыл легкую тревогу.

Причиной было то, что я никому не оставлял визитки с новым адресом. Более того, о нем знал только мой слуга.

Визит секретарки Анастасии стал неожиданностью. А я неожиданностей не люблю, кроме тех, что создал сам.

Но что же привело ее ко мне?

— Последствия нашего знакомства стали роковыми в моей жизни, — тихо произнесла гостья. И села без приглашения. — Я лишилась своего положения и, главное, надежд. Мне и моему супругу предстоит найти место в обществе в самых неблагоприятных условиях.

Гостья говорила ровно, спокойно, без отчаяния, и этот тон успокоил меня. Люблю просителей, люблю несчастных — просящий человек беззащитен и почти всегда безопасен. Ему можно подарить самое простое и самое заманчивое — надежду.

— Мне странно это слышать, — неторопливо ответил я, — ведь недавно вы пользовались доверием вашей госпожи.

— Это в прошлом, — произнесла гостья. И положила на стол лист бумаги.

Мне не раз приходилось читать письма Особы — перехваченные на почте в далекие времена, когда госпожа Шторм считала Голубки своей единственной собственностью. Поэтому почерк я узнал сразу.

Послание было сухим, деловым, не то чтобы лаконичным, но и не пространным.

«Я никому не оказывала большего доверия, чем вам… Вы стали причиной падения моего мужа… Вам позволили искупить вину, надзирая за работой фабрики… Моя собственность сгорела… Отныне у меня нет оснований… Вас больше нет в моем сердце…»

Стиль письма был так же легко узнаваем, как и почерк. Нет сомнения: Ярославская фабрика стала последней ступенькой перед окончательным изгнанием самого доверенного лица госпожи Шторм.

Самого доверенного лица… Кстати…

— Мадам, — сказал я суховато, с почти незаметным привкусом пренебрежения, когда в России обращаются к женщине, намеренно не указывая ее статус, — я искренне сочувствую вам. Но я не намерен божиться и клясться в том, что отсутствовал на злосчастной фабрике в тот день, когда она была испепелена. Говоря проще: я ее не поджигал.

— Да, вы ее не поджигали, — ответила Анастасия. — Но вы стали первопричиной моей немилости. Поэтому вы обязаны компенсировать понесенные мною потери и помочь мне и моему супругу занять подобающее место в обществе.

Конечно же, я ответил не сразу. Затянулся сигарой. Отхлебнул вина — отметил, что не предложил гостье никаких угощений. Лишь тогда сказал:

— Мадам, вы откровенны. Откровенным буду и я. Я вряд ли ошибусь, предположив, что единственным средством для вас и супруга, чтобы занять подобающее место в обществе, являются деньги. Давайте договоримся: я вам не обязан и не должен. Я могу вам помочь в обмен на услугу с вашей стороны, которую я сочту достаточно ценной. Вы привыкли общаться с негоциантами, вас не должен удивить такой подход. Итак, что вы можете предложить мне?

— Мою бывшую хозяйку, Эмму Марковну Шторм, — сказала гостья. И я смог скрыть радость так же умело, как недавно скрыл тревогу.

* * *

После этого гостье был предложен и чай, и херес — она, несомненно, замерзла, пока искала мое новое жилище. Мне очень хотелось узнать, как ей это удалось. Но вряд ли стоило удовлетворять праздное любопытство, пока не достигнута главная договоренность.

А она далась с трудом. Товар, предложенный гостьей, мне понравился. Она обязалась ввести меня в усадьбу госпожи Эммы Шторм, обезвредить охрану, дать доступ в кабинет, в котором хранятся деньги, ценные бумаги, а также чертежи особо важных технических новшеств. За это содействие бывшая секретарка могла рассчитывать на четверть всех ценных трофеев нашей экспедиции.

Во время разговора я пару раз поймал себя на том, что полностью вышел из роли иностранного графа, лишь этой весной принявшегося за изучение русского языка. Впрочем, теперь я был директором театра, а не актером. Гостья могла иметь любые предположения относительно моей персоны, но меня они не заботили. Да и она воздерживалась от вопросов, неуместных в данной ситуации.

Камнем преткновения, вернее заминки, стало другое — судьба госпожи Шторм. Предательница пожелала быть уверенной в безопасности своей бывшей хозяйки. Она постоянно подчеркивала, что готова ввести меня в ее дом лишь со шпионской целью — «как в прошлый раз». Допускала ограбление, но не допускала убийства.

Не скрою, в эту минуту гостья показалась мне забавной. Она чем-то напоминала нынешнего государя, желавшего получить гарантии от заговорщиков, что его курносый папенька, многократный оскорбитель гвардейского офицерства, сохранит жизнь в ночь мартовского переворота. Хотя все понимали: иных надежных средств избавиться от него не существует.

— Мадам, — сказал я с добродушной усмешкой, — именно вы, и никто другой, можете способствовать благополучию вашей хозяйки. Когда мы придем к ее спальне, вы сообщите ей, что в усадьбе находятся тридцать вооруженных людей, и она покорится судьбе.