Трясина.Год Тысячный ч.1-2
Шрифт:
– Слободка, Вашблагородие!
– объявил извозчик.
– Приехали.
Улочка у Ксайлахской Слободки не шла ни в какое сравнение с весёлыми кварталами Царьгорода. Нарумяненные девицы, которые выглядывали из освещённых окон, стояли на порогах домов и прохаживались вдоль вымощенной досками улицы, не пробуждали в нём никаких чувств. В своих ярких платьях и цветастых платках с кистями они напоминали ему ярмарочных ряженых. Он лишь отворачивался и ускорял шаг, когда какая-нибудь из них пыталась с ним заговорить.
Миновав улицу, молодой человек свернул в тёмный переулок, перепрыгнул через глубокую выбоину, заполненную чёрной, подёрнутой ледяной коркой водой, и оказался перед двухэтажным особняком. Местные завсегдатаи называли его "Басурманская
Над крыльцом с высокими ступенями горел газовый фонарь, а вывеска, увитая пожухлым по осени плющом, гласила: "У Лилеи". Из распахнутой двери на улицу струился свет, слышался гул голосов, смех и звуки музыки. На крыльце под вывеской стояла госпожа Лилея собственной персоной - немного перезрелая, но всё ещё привлекательная блондинка с глазами фиалкового цвета. На ней было довольно элегантное платье из фиалкового - под цвет глаз - атласа с кружевным корсажем, туго зашнурованным в талии. В руке, затянутой в сетчатую перчатку, госпожа держала изящную курительную трубочку с янтарным мундштуком. Волосы её, уложенные в сложную причёску, венчал бутон белой лилии. Госпожа никогда не появлялась перед клиентами без цветка лилии в волосах - то был ее отличительный знак. Те, в свою очередь, ценили это своеобразное чувство юмора, ласково называя госпожу "самой порочной невинницей города".
"Басурманская хатка" госпожи Лилеи выгодно отличалась от других весёлых домов Асменя. В юности, когда граница была ещё не на замке, она много путешествовала по странам Дуумвирата и Братства, где и сложились её вкусы и пристрастия. Одевалась она исключительно по эверонской моде, и от своих подопечных требовала того же. Цветастые шали и сарафаны были под строжайшим запретом. Её девочки щеголяли в корсетах, пышных муслиновых юбочках и шёлковых платьях "с обручами". Расценки у госпожи Лилеи были несколько выше, чем у её конкуренток из "Зачарованной Долины" или "Сенполии Сорекс", однако на нехватку клиентов она никогда не жаловалась.
– Здравствуй, Цветок Невинности, - сказал молодой человек немного развязно.
Госпожа почувствовала, как сердце её подпрыгнуло, затрепетав под самым горлом, а потом скатилась куда-то в туфельки на высоких каблуках. Однако внешне её взволнованность никак не себя не проявила. Улыбнувшись, она кокетливо прикусила янтарный мундштук и промурлыкала:
– Здравствуй, Вэл Йорхос. Давненько тебя не видала.
Лемар - Квестор
– Чума на этот город!
Фраза, что называется, повисла в воздухе - а впрочем, человек, её произнёсший, ни к кому и не обращался. В гостиничном номере он был один. Юстин Варда - такое имя значилось в его удостоверении Квестора - полулежал в медной ванне, свесив руку через край и уставившись на собственное колено, возвышавшееся над поверхностью воды. На бортах ванны таяла, шипя, мыльная пена, в маленьких жаровнях на треножниках, расставленных по углам ванной комнаты, курились благовония. Квестор откинул со лба мокрые волосы и протянул руку к стеклянному столику на кованой ножке, стоящему возле ванны. Нашарив на столешнице кисет и листы тонкой прозрачной бумаги, он неторопливо свернул самокрутку и, чиркнув серной спичкой, раскурил первую за этот день порцию юклы.
Смолисто-пряный дымок поднимался к потолку, смешиваясь с ароматами сандала и мирры. Квестор стремился вести строгий учёт количеству юклы, выкуренной за день. Злоупотребление зельем могло привести к неприятным последствиям вроде дрожи в пальцах и грёз наяву, но употребляемое в разумных количествах, оно проясняло мысли и успокаивало нервы. Это было именно то, в чём так нуждался сейчас Квестор - ясное течение мысли и душевное спокойствие.
Он почувствовал нарастающее раздражение, едва ступив за ворота города. Это был даже не Асмень, центральный
город Дольних Земель, в котором присутствовали некоторые зачатки цивилизации. Это был насквозь провинциальный Лемар, где в большинстве домов не было водопровода, а по улицам бродили волы и яки, запряжённые в телеги. Впрочем, даже Вильск, считавшийся столицей провинции, по сравнению с Царьгородом казался медвежьим углом. Несмотря даже на то, что в каменных домах Вильска имелся водопровод с горячей водой и газовое освещение, а кое-где были даже автоматические подъемники для господ, которым лень взбираться по лестнице на своих двоих. По столичным улицам носились двухместные и четырехместные машины-"псиллы" и лёгкие экипажи, запряжённые благородными скакунами, а тягловых яков не было и в помине, но всё равно - село селом. Провинция.Откомандировывая Квестора во Всесвятский гарнизон, начальник конторы предупредил его об общей отсталости северного приморья и соответственно, отсутствии должного уровня комфорта. Квестор принял это известие стоически, отметив про себя, что он имеет всё же право на элементарные удобства. В частности, на горячую ванну, подогретое вино и тёплые полотенца после утомительной дороги.
Уже по пути в Дольние Земли Квестор принял решение, что во Всесвятском гарнизоне он не появится. Ему ничуть не улыбалось провести сутки, а то и больше, в компании солдатни и неотёсанного офицерья. К тому же в казармах нет никаких удобств, кроме жёстких коек и бетонных душевых, в которых наверняка не будет горячей воды. Квестор решил направиться прямиком в Лемар, расположенный всего в нескольких милях от Всесвятска. В Лемаре, по крайней мере, найдутся приличные гостиницы. Ну а солдатам не составит труда доставить пленного в город, благо "псиллы" в гарнизоне имелись.
Дорога в Дольние Земли оказалась не столько утомительной, сколько унылой. Квестор сидел, откинувшись в мягком кресле крылатой машины-птерикса, и рассеянно смотрел сквозь застеклённый борт. Серебристое крыло за бортом машины слегка подрагивало, рассекая встречный ветер. Внизу проплывали тёмные массивы лесов, пустынные поля, кое-где уже припорошенные снегом, и свинцово-серые ленты рек. Юстин Варда был чистокровным ромейцем - уроженцем Царьгорода. Щедрое солнце Ромеи окрасило его высокие скулы в благородный бронзоватый оттенок. Аристократичные черты его лица оттеняла щёгольская бородка, а угольно-чёрные волосы были гладко зачёсаны и умащены ароматическим воском. Это было одним из главнейших правил его жизни - выглядеть прилично при любых обстоятельствах. Некоторые ромейцы, по долгу службы оказавшиеся в этой дыре, начинали пренебрегать своей внешностью, а иные опускались даже до того, что принимались гладко выбривать себе лица и обрезать волосы, на манер аборигенов. А кое-кто будто бы даже путался с местными зеленщицами и трактирными подавальщицами. Наговоры, скорее всего. Но что правда, то правда - семгальские девицы частенько заглядывались на ромейских мужчин. Не удивительно. Здешних лапотников Господь Вышний обделил многим, и красотой в том числе...
Квестор отвернулся от окна и взглянул на пилота, сидевшего по левую руку от него. Пилот был семгальцем - из тех, кто прошёл военную школу и довольно сносно владел Высоким Языком Империи. Квестор не испытывал особого доверия к этим дикарям, даже к тем, кто присягнул Августе. Но, по крайней мере, пилот был не из этих белёсых приморцев, и не из желтоволосых лесовиков Сумерязи. Тёмные волосы и глаза выдавали в нём уроженца Разлога-Срединных Равнин. Представители этой народности внешне чем-то напоминали ромейцев и видом своим не так оскорбляли его чувство прекрасного.
– Это правда, что приморцы закапывают молоко в навоз, чтобы изготовить сыр?
– спросил Квестор на языке Империи.
– Не совсем так, Ваша Честь, - ответил пилот. На ромейском он говорил почти без акцента.
– Они берут густую сметану и заворачивают ее в несколько слоёв специального холста. После свёрток опускают в яму с чернозёмом и придавливают его камнем. Через некоторое время в земле вызревает нежнейший белоснежный сыр, своим вкусом не уступающий лучшим ромейским...
– Будь добр, прекрати!
– сказал Квестор и прижал к губам батистовый носовой платок, будто борясь с приступом тошноты.