Трясина.Год Тысячный ч.1-2

Квартира находилась на верхнем этаже обшарпанной каменной пятиэтажки, в которой селились семьи работяг с местной прядильной фабрики, винокурни и кирпичного заводика. Автоматических подъёмников тут не было, и взбираться по этажам приходилось на своих двоих. По лестнице они поднимались вчетвером. Впереди шёл агент конторы, вслед за ним Вэл Йорхос, за ним двое штатских с парабеллумами под полой. Шофёр остался в машине. В подъезде и на лестнице не было ни души, но Вэлу Йорхосу казалось, будто жильцы пристально наблюдают за ними из-за каждой двери, прильнув к замочным скважинам. А впрочем, не всё ли равно, вертелось у него в голове. Мы сделали, что могли. Жаль только, что мы каждый раз проигрываем...

Дверь квартиры Вэл Йорхос отпер сам. Агент и один из штатских вошли. Другой штатский встал у двери на лестничной клетке, держа наготове парабеллум. Пока вёлся обыск, Вэл Йорхос сидел у стола, с безучастным видом наблюдая за происходящим и односложно отвечая на вопросы, которые ему задавали. В самом деле, почему мы всё время проигрываем, говорил он себе. Может, правда всё же на их стороне? И...сам Господь Вышний? Он тоже? Если так, то считайте меня дьяволопоклонником, что-ли...

– Пиши чистосердечное, куратор,- агент бросил на стол лист бумаги.
– Это облегчит твою участь. Впрочем, тебе ли объяснять, ты ж у нас сиделец опытный

Вэл Йорхос кивнул.

– Ладно.

Склонившись над столешницей, он принялся старательно выводить строчки. Они сидели напротив него, один в фуражке и униформе, другой в кожаной охотничьей куртке и широких нервущихся штанах, в каких ходят работники каменоломен. Этакое воплощение могущества Империи. 'И о чём я только думал? Вэл Йорхос, мать вашу. Последний из последних. Двинулся против Царьгорода. Дурак, дурак несчастный. Таких, как я Империя давит одним мизинцем...' - он сидел и писал чистосердечное. Мысли путались, руки слегка дрожали, перо рвало бумагу. Наверное, последствия вчерашних возлияний. Надо всё-таки держаться подальше от зелья...

За дверью снаружи послышались приглушенные голоса. Потом что-то заскреблось, началась какая-то возня, а после раздался глухой удар, будто кто-то с размаху швырнул на пол бревно, завёрнутое в ковровую ткань.

– Что там происходит?
– проговорил агент. Медленно, не вставая из-за стола, он сунул руку за пазуху шинели.

Дверь распахнулась. На пороге стоял семгалец в простой сермяге, подпоясанной кожаным кушаком. В обеих руках он сжимал по парабеллуму. Стах Волчек.

– Альбин, - произнёс он.
– Альбин Гхор. Ну здравствуй, Альбин.

– Чего?..

Человек по имени Вэл Йорхос содрогнулся, словно от удара, перо выскользнуло из его пальцев.

– Ни с места!
– опомнившись, взревел штатский. Вскочив из-за стола, он выхватил оружие из кобуры.

Волчек вскинул парабеллум и, не целясь, нажал на курок. Прогремел выстрел. Штатский покачнулся и рухнул навзничь, как бревно.

– Бхал. Животное, - прошипел агент.

Он вскочил на ноги, в руке его блеснула сталь.

– Йорхос, на пол!
– послышалось из-за двери. Кричал Коган. Надо же, Коган тоже здесь...

Снова бабахнул выстрел, и правая рука агента повисла, как плеть. Он с проклятиями бросился под укрытие стола, на ходу перехватывая оружие в левую руку. Началась беспорядочная пальба. Зазвенело стекло, со стен посыпалась штукатурка. Вэл Йорхос откатился к тахте и скорчился на полу, закрыв голову руками. Над ним с визгом проносились пули. Потом всё затихло.

– Эй, начальство. Слышь, начальство?
– кто-то тряс его за плечо.

Вэл Йорхос поднял глаза. Над ним стоял усатый Коган в сермяге и шапке-облоухе. Семгалец улыбался.

– Ну что, ромеец? Живой?
– спросил он.

– Да вроде того.

Поднявшись на ноги, Вэл Йорхос огляделся по сторонам. Агент лежал, скорчившись, у стола и глухо стонал. Его шинель была прострелена в нескольких местах, под ним расплывалась лужица крови. Штатский был мёртв. Он лежал на полу, раскинув руки и обратив остановившийся взгляд к потолку. На его лбу, ровно промеж глаз, алело аккуратное пулевое отверстие. 'Это Волчек сделал?
– подумал Вэл Йорхос.
– Вот так, с одного выстрела? Неплохо. Стрелок из него всегда был неважнецкий...'

– Гадёныш ты, Волчек, - произнёс он вслух.
– Ты в Асмень должен был явиться ещё позавчера. А бегать за вами по всему приморью я не...

– Извини. Я задержался, - сказал Волчек.

Он стоял посреди комнаты, всё ещё сжимая в руке парабеллум и вперив взгляд в коченеющий труп ромейца в штатском, лежащий у его ног. Лицо Сташека было спокойно - ни гнева, ни волнения. И...в нём что-то изменилось. Неуловимо изменилось. Что именно, Вэл Йорхос не смог бы объяснить. Взгляд, манера держаться? Непонятно. Хотя с виду всё тот же школяр - хитросделанный, себе на уме. Каким он был год назад, когда заговорщики начали готовить переворот, и им понадобились вожаки для бунта в провинциях...

– Сташек не пришёл, потому что помер, - сказал Коган, ухмыляясь.

Вэл Йорхос посмотрел на него с недоумением. Издевается?

– В каком смысле?

Коган осклабился, его зубы блеснули из-под чёрных усов.

– А в простом. Подстрелили его. Там, под Всесвятском. А потом хрен какой-то ещё и саблей рубанул. Вот так!
– Коган рассёк кулаком воздух.
– Развалило от плеча до грудины. Я рядом был, всё видел. А после я его, истекающего кровью, на собственном горбу до Северной Топи волок. И ребята с нами - те, кто, остался.

– Всё-таки к Топи рванули, - проговорил Вэл Йорхос.
– Я так и думал. Больше ж некуда...

Коган энергично закивал.

– Ага, ага. Вот там-то он и помер. У меня, можно сказать, на руках. А в Топи, знаешь ли, люди живут. И они много чего умеют. Такого, что вам в вашем Царьгороде и не снилось, - он хохотнул.
– Вот они его и вернули с того света. Ну и мне кое-что растолмачили. И ребятам тоже. Знаю я всё, Йорхос. Теперь знаю. Что, да к чему, да ради чего. Хитро вы всё провернули, ничего не скажешь. Но теперь планы поменялись. Мы теперь без кураторов работаем. Сами. Усёк?

Вэл Йорхос помолчал. Потом спросил, пристально глядя Стаху Волчеку в глаза:

– Волчек, что происходит?

– Считай, что наш договор расторгнут, - ответил тот очень спокойно.
– Я больше не работаю на Севаста. Так ему и передай. Если, конечно, ты сам намерен с ним встречаться.

– Так. Ясно теперь, - сказал он мрачно.

Что ж, всё к этому шло. С Волчеком легко было работать - он отлично понимал, чего от него хотят и ради чего всё это делается. Хотя он часто отступал от инструкций, начинал действовать по своему усмотрению. Это он придумал сделать восьмиконечный крест - деталь семгальской вышивки - символом Братчиков. Листовки тоже его придумка. Как и диверсии с отключением Народных Вещателей. Такая самодеятельность беспокоила Севаста. 'Не спускай с него глаз, Йорхос, - говорил он во время аудиенций.
– Он явно заигрался в борца с оккупантами. Нельзя допустить, чтобы мятеж сделался неуправляемым'. Вот и доигрались...