Трясина.Год Тысячный ч.1-2

– Ян, у тебя снег в волосах. Дай отряхну, - сказала она, проведя ладонью по его волосам.

– Ай, Лита, ну я сам, - ответил он, отмахиваясь.

– Ребята, вы это слышали?
– проговорил вдруг Памва.

Он стоял, чуть склонив голову, и внимательно к чему-то прислушивался.

– А что такое? Воздушный корабль гудит?
– спросила Нара.

Памва мотнул головой.

– Да нет. По крышам копыта прогрохотали. Это Морова Девка из города ускакала, на худой кобылке. Больше она в Лемар не вернётся. Никогда!

***

В трактирном зале было пусто. Фитили масляных светильников были подвёрнуты, скамьи и стулья опрокинуты на столешницы, а полы чисто выметены и отдраены до скрипа. Однако в зале пылал камин, тут было тепло, и отсюда не гнали. Хозяин трактира пребывал в благодушном настроении. За несколько дней карантина посетители оставили в его заведении кругленькую сумму, почти равную его годовому доходу. Кроме того, он благополучно пережил поветрие и, хвала Вышнему, никто из его родных и близких не заболел и не помер. Поэтому, увидев на пороге трактира странноватую компанию из шести человек, он не раздумывая их впустил. И даже не взял с них денег, хотя ему протянули пригоршню монет и пару смятых ассигнаций. При других обстоятельствах трактирщик выгнал бы их взашей, но сейчас он жаждал отблагодарить Господа за свою счастливую судьбу, а лучшей благодарностью была благотворительность, как сказано в Реченьях Праведников. Трактирщик велел предоставить этим оборванцам бесплатный обед и спальни наверху, а также горячую воду и побольше мыла. Сделав распоряжения, хозяин трактира удалился, оставив гостей беседовать у камина.

Лита полулежала на плюшевой софе, с тревогой глядя на брата. Тот сидел на полу возле камина, уже с повязкой на лице. Ян попросил сестру дать ему какой-нибудь платок или полоску ткани, чтобы спрятать глаза. Ему кажется, что лицо его сильно изуродовано, хотя на самом деле это не так. После короткого всплеска радости Ян снова замкнулся в себе, и Литу это беспокоило. Только бы он опять не соскользнул в этот омут тоски... С ним рядом на досках пола сидела Нара, держа его за руку и прижавшись щекой к его плечу. На девочке было всё то же изорванное приютское платьишко мышиного цвета и чулки из колючей шерсти. Хотя ей были бы к лицу и порфировый плащ, и золотое платье со стоячим воротом, в каких расхаживает Августа. Впрочем, в ней не было никакого сходства, ни одной общей чёрточки с Августой, этой засушенной мегерой под слоем белил. Двенадцать лет... Памва-Хлусик сидел у стола, раскачиваясь на стуле, и грыз корешок аира. На его веснушчатой физиономии было написано крайнее изумление.

– Очуметь история, - сказал он наконец.
– Нара, так выходит, Августа твоя бабушка. Которая убила твоих родителей.

– Да уж. Зашибись просто, - ответила девочка.

"Зашибись". Ян так говорит. Набралась уже словечек.

– Это ничего, бывает, - сказал Памва, покачивая головой.
– Моя бабуля тоже злющая, как ведьма. Поэтому я он неё и сбёг. Я ж говорю, мы с тобой родственные души!

– Двенадцать лет, - вполголоса произнёс Нартос. Он стоял у стены, скрестив руки на груди. В своём чёрном сюртуке он больше походил на местечкового гробовщика, нежели на духовную особу. Его выдавала лишь клиновидная подстриженная бородка, какие положено носить монахам. Волосы его, некогда тёмные, были выбелены сединой, а глаза были серо-стального цвета, как у уроженцев Дольних Земель.

– Двенадцать лет назад Августа совершила переворот, свергнув с престола кесаря Алаиса из Порфиророжденных. Своего сына, - говорил Нартос.
– В тот же год Мика Венд получил должность Наместника из рук Августы, и Королевство Семгален перестало существовать, сделавшись провинцией Империи. После Марна-Сигёл время для нас остановилось. Все эти годы я замаливал свой грех. Их кровь на моих руках.

Феофано. Императрица, супруга кесаря Алаиса. Убита выстрелом в спину у Марна-Сигёл. Возможно, её убийцей стал Мика Венд. Он возглавил отряд наёмников, которые преследовали беглецов.

Алаис, Самодержец. Ослеплён по приказу Августы. Остаток жизни ему предстояло провести в монастыре. Три дня спустя ему передали капсулу с ядом. Он выбрал смерть.

Альбин Гхор. Командир дворцовой стражи, телохранитель Императора. Арестован. Провёл год в Фарнагском остроге, затем был приговорён к пожизненной ссылке в Дромос, на саммеритовые шахты. Оттуда мало кто возвращается. Амнистирован два года назад.

– И хотел просто пожить спокойно, - сказал вполголоса Альбин.
– Дожить, точнее говоря. Ссыльные на шахтах мрут, как мухи. От саммеритовой пыли. А кто возвращается, тоже не жилец. Три года, пять. Просто дожить. И то не дали.

Он сидел на скамье у камина, сцепив пальцы рук на коленях и рассеянно глядя на огонь. Ромеец до мозга костей. Ростом выше, чем коренастые семгальцы, черноволосый, с узкими скулами и тёмными, чуть продолговатыми глазами. Ромейцы все так выглядят - с волосами, как вороново крыло, и глазами, как осколки базальта. Впрочем, глаза у него были скорее тёмно-синими, чем базальтовыми. Нартос говорит, что эта чернота в глазах ромейцев неспроста. Из глубины их зрачков глядит Странник. Демон, что незримо бродил по земле до Всесожжения, и остался, когда новый континент поднялся из океана. Также его называют Номад и Айал-Гач. Но здесь, в этом зале, его нет.

– А всё-таки, как к тебе сейчас обращаться - Вэл или Альбин?
– спросил Памва.

– Сейчас у меня удостоверение на имя Нэд Варнас, - сказал тот, усмехнувшись.
– Но и от него придётся избавляться. Алех-то не дремлет. Валога.

Это имя он произнёс с особой интонацией, с какой обычно говорят 'гадёныш' или 'шельма'.

– Н-да. Пожалуй, лучше не спрашивать, сколько всего у тебя имён, - заметил Памва.

– Одно, на самом деле. При рождении данное, - ответил Альбин.

– Царьгородская Цитадель - это своего рода машина, - задумчиво произнёс Нартос. Голос его вдруг стал проникновенным.
– Идеально отлаженный, совершенный, бездушный механизм, который перемалывает жизни и судьбы, подобно железной мельнице. Но даже этот безупречный механизм иногда даёт сбой. Одна крошечная песчинка, ничтожнейшая из ничтожных, способна изломать и сокрушить эти зубчатые колёса.

Августа велела избавиться от ребёнка. Иначе в будущем возникли бы неудобные вопросы с престолонаследием. Позже игуменья сообщила Августе, что всё исполнено. Она солгала. Приказ не был выполнен. Машина дала сбой. Та послушница...сама ещё ребёнок...я стал её исповедником. Она рассказала мне о тебе, Нара.

– Она умерла?
– тихо спросила девочка.

– Да, к сожалению.

Они замолчали. В наступившей тишине слышно было лишь, как потрескивают горящие головни да поскрипывает механизм в старом хронометре, висящем над камином.

– Что ж. Сейчас я вас, пожалуй, оставлю, - сказал Нартос, бросив взгляд на хронометр.
– Поднимусь к себе наверх. Хочу сделать кое-какие записи.

– Вы книгу пишете?
– спросил Памва с живейшим интересом.

Человек в чёрном слегка замялся.

– Ну как сказать. Мы живём в непростое время. Оно стоит того, чтоб быть запечатлённым в хрониках. Или хотя бы в дневниковых набросках. Для будущих поколений. Если, конечно, этот мир не сгинет в пламени, как тысячу лет назад.

– Мы присмотрим за принцессой, Ваше Святейшество, - сказал Памва очень серьёзно, без тени иронии в голосе.

– Ян, а ты поедешь на усадьбу Хильдегерд?
– спросила Нара, когда Нартос вышел.

– Не знаю, - ответил тот бесцветным голосом.

– Мне бы не хотелось расставаться с тобой, - произнесла она негромко.

– Нара, история о принцессе и стражнике в зачумленном городе закончилась, - сказал Памва-Хлусик. Он смотрел на девочку с улыбкой. - Теперь начинается новая сказка. А может, даже и легенда. И придумывать её мы будем сами, все вместе. У нас неплохо получается.

Увидев, что глаза её слипаются, он соскочил со стула и изобразил поклон - довольно, впрочем, неуклюже.