Туата Дэ

С детства я не ждал ничего небесного, кроме субботней порки.

Дожди идут сами по себе и о воде каждый заботится сам.

Много, очень много раз не получалось встать - разорванные мышцы живота, будто бы скользящие по невероятно острому лезвию, сводило судорогой, и они выдавливали из меня всё, что ещё могло течь внутри.

Конечно, мне было смешно - ведь когда я вслепую заталкивал, разорванную ткань внутрь тёплой мякоти - взамен той дряни,что я, наощупь, доставал оттуда, - то тоже не видел никаких знамений. И ангелы ко мне не подходили. Никто ко мне не подошёл! Ни Святые, ни Дева Мария! Никто не подал мне руку, чтобы помочь встать и отвести на Суд. Поэтому, с тех пор, я не верю, что ТАМ кто-то был. Кроме пыли и пауков в чулане.

Когда бульканье внутри унялось - ползти, отталкиваясь не желавшими слушаться, похожими на сырое мясо ногами и опираясь последнюю из оставшихся у меня рук .

Ведь не было бы для них греха в том, чтоб омочить раненому губы - даже последнему грешнику!- губы. Но та стеклянная миска, единственная посуда, что попалась мне по дороге к двери - была пуста! В ней не было даже капли тухлой болотной водицы! Да ещё и раскололась - потому что я раздавил её подволакиваемой ногой,не находя в себе лишних сил, чтобы перенести ногу или отбросить посудину в сторону. И зарычал от боли, когда раздавленные осколки вулканического стекла, скрипя, входили сквозь кожу , меж костей коленного сустава.

Но хоть и на четвереньки -но я встал! И встал сам!

Встал и смог драться.

Потому что, когда дверь хижины, казавшейся мне балконом Дворца Правосудия, открылась - на меня уставился ствол семизарядной американской винтовки. Чернокожий, привлечённый, моей неуклюжей медвежьей возней, увидел белого. Увидел рваный, выпачканный в крови и пыли - но всё ещё роскошный, шитый золотом, когда-то белоснежный мундир. Он хотел денег, которые можно получить... Нет, он УЖЕ видел деньги,которые он получит, продав рапиру в золотых ножнах, золотую перевязь, пустую , но великолепно отделанную, кобуру. Он видел хорошие сапоги из необмятой кожи - голенища которых можно обрезать и долго, очень долго носить.

На самом деле, не было никакой рапиры и мундира - это только остатки, привычка видеть себя таким, мозг переносил старый облик на новое тело … Хотя, кто знает, кто знает - может, и кафр видел меня таким же?

Ещё бы этому бесенку спорить со мной! Сказано - у пытающегося встать, корчащегося перед ним на полу полутрупа есть золотой мундир и тяжёлый испанский меч с витой бронзовой чашечкой - такой тяжёлый и острый, что рубит даже валяющиеся повсюду, разломанные корнями юкатекских джунглей, каменные морды! Значит, так оно и есть.

Ну а я-то тогда видел только оружие которое он принёс сам- и даже любезно поднёс к моему носу, будто бы зная, что мне тяжело встать.

Негритенок, наверное, думал, что угрожая оружием так легко обеспечить покорность того, кто и так уже мёртв. И если белому кишки вышибло из револьвера, из штурмового револьвера самого стенобойного калибра, в дуло которого спокойно пролез бы большой палец этого мелкого голодранца в белых штанах - то белый масса, конечно же, забоится жалкого укуса какой-то там смешной, тонкой и аккуратной как карандашик, винтовочной пули. Испугается настолько, что сделает всё, что ему прикажут.

Вот же дурак,а?

А я, видя газоотводную трубку, радовался тому, что оружие автоматическое или, по крайней мере, самозарядное - сил превозмогать сопротивление механизма незнакомого мне тогда оружия у меня бы точно не было.

И, обхватив ствол протянутой мне винтовки обеими руками, на всем повис всем своим весом. При этом раздалось один или два раза выстрела. Возможно, пуля пробила мне ногу - уже не помню. Вся моя боль была тогда, как оставшееся на дне бочки вино - в глиняный кувшин, была слита в чёрную дыру живота. И ни для чего другого её просто не оставалось.

Важно, что черномазый был не особенно силён в ногах - да и не ожидал такого фокуса от стоящего почти что на коленях. И потому повалился на земляной пол хижины, пребольно впечатавшись своей челюстью мне в лоб. Его оружие покатилось в сторону. С минуту мы возились на земле, выясняя кому она будет принадлежать.

Мой противник был и так не особенно силён, практически вчерашний подросток - но с дырой в брюхе размером с кулак мне особенно много и не надо. Та ткань, что я нарвал из мундира и плотно набил себе в брюхо, сместилась, тугие, насколько возможно в моём тогдашнем состоянии, узлы ослабли - и из нутра снова полилась горячая, жидкая... Священники всегда, когда говорят о душе - прижимают руку к груди. Врут. Уж больно отвратительно пахла та дрянь, что лилась из-под рёбер. Примерно так и должна была вонять моя душонка - если бы она у меня имелась.

Мелкий поганец вывернулся из-под меня - и рванулся к своей винтовке.

Ослабевшая ладонь сама упала на зазубренный осколок той самой миски. Стеклянный скол острее стального лезвия - и она вошла в его горло так же глубоко, как в мякоть моей ладони.

Выдернув мешавший мне управляться с винтовкой осколок, я мельком заметил, что из ладони не идёт кровь - вместе с головокружением и подступавшей слабостью это был дурной знак.

В узкий проём двери, я видел какие-то тени, увеличивавшиеся в росте, по мере того как они подходили ближе и ближе... Ни на секунду я не думал,что этот левантийский чертёнок тут один. Ни на мгновение я не подумал, что они меня пощадят.

Я тоже не собирался брать их в плен.

Вдавив выступающим магазином мягкий живот мертвеца, я принялся наводить огромное и казавшееся невероятно тяжёлым оружие - прямо в злое солнце, что светом ярким как у зенитного прожектора, настоящим расплавленным золотом заливаемым прямо во впадины кровоточащих, усталых и желающих только спать, спать и спать глаз, выжигало их до самого мозга.

– ДЕГУЭЙО!
– крикнул я теням в яркий свет, - И всех вас на нож, мавры...

Ошеломлённые моим внезапным криком, тени остановились. Зря.

Последние слова я сказал шепотом потому что не осталось уже сил - кроме как нажать на спусковой крючок. Но я ведь всё же его нажал. И винтовка харкнула в них расплавленным свинцом. А потом, выплюнув золотую, как диск Солнца, гильзу, перезарядилась...

– ДЕГУЭЙО!
– крикнул я, будто ещё командовал своим отрядом, своей армией, будто бы за мной кто-то ещё шёл - когда первая пуля нашла цель и один из черных безликих великанов упал. Первая жидкая капля выдавленная напряжением мускулов из дыры в ладони стекла с пальцев. Я выхаркнул вязкую тягучую слюну, - Пленных не брать, всех добить, всех на штык...

В самом деле, когда ты не один - легче.

Совсем не страшно

– ДЕГУЭЙО!
– вторая пуля, вторая капля стекла, не успев впитаться в сухое потрескавшееся дерево ложа автовинтовки.

– ДЕГУЭЙО!
– огненный плевок в истекающее кровью солнце, третья капля по серой стали квадратного магазина,- Дроби черепа, круши позвонки, бей прикладом по пальцам...

– ДЕГУЭЙО!- раз за разом, автовинтовка крестила черномазых огненной вспышкой пороха. Ещё одна капля, вторая... По-моему, я тогда заснул на пятой. Но и спящий, продолжал стрелять, даже находясь в бреду, больше похожем на сон - или во сне больше похожем на бред, пока неотъемный магазин не опустел.