Туата Дэ
Шрифт:
Скажи мне, рыцарь, какой должна быть смерть твоего врага?
Но для вас ничего не изменится. Даже если вы и мне отрубите голову... Поэтому лучше бегите из полка прямо сейчас…
Но нет , нельзя! Одного никак нельзя - одним бешеным мясницким ударом отрубать не успевшую умереть голову, которую не смогла, не успела покинуть душа - чтобы воздеть над собой будто совершающий жертвоприношение своим чудовищным богам одетый радужные перья странных птиц жрец - людоед…
Бегите,
– У нас тут продолжается реконструкция, - извиняясь, расстилался перед Тампестом, - И эти студенты вечерних ремесленных школ… Поэтому вот так вот, почти все в запасниках.
Ему нравилось, что один из членов британской военной комиссии проявляет интерес к его скромному музею, в котором он служил ещё со времён вильгельмцайта, и которому он отдал столько лет жизни, натерпелся страха во время бомбежек и первых дней оккупации. Может, после этого визита, можно было ожидать дотаций… Ну, или, хотя бы шумные Ремесленные Школы закроют. Или выселят.
Осторожнее, - козлиным голосом выкрикнул старичок, - Это же фарфор четвертого века!
Да?
– скучающим голосом произнес раненый британский офицер, - Очень. Интересно…
Слово " Интересно" в его устах звучало как скучающее "Вот как?" пресыщенного парижскими борделями нувориша.
Ну, по крайней мере, он прекратил скрести своим выщербленным, похожим на коготь древнего ящера, ногтем бесценный фарфор.
Старичок подобрал козлиную бородку, нахохлился, став в своем старинном пиджаке похожим на выпущенного в круг бойцового петуха. Такое невнимание и даже презрение его оскорбляло. Он собирался долго говорить о каолине, об особой глазури, о температуре которую надо выдерживать целыми ночами, чтобы глазурь не поменяла цвет с благородного медного на розовый , о том, как управляя изменениями температуры мастер мог нарисовать целый пейзаж с деревьями, рекой и облаками …
Тихий мелодичный звон древней керамики разбудил его от грез.
Ничего не интересовало этого человека. Для него это была просто фиолетовая чашка.
Да, - с трудом сдерживая себя, произнес смотритель, - Забавная вещица.
Посетитель взял в руку и начал рассматривать фарфоровую танцовщицу с таким видом, словно жалел, что ей нельзя заглянуть под раскрашенное платье.
Та же династия Сун, господин офицер, - проглотив и это оскорбление, - Эта девушка должна была сопровождать и ублажать какого-то важного чиновника и после смерти…
С какой-то невыразимой злобой, он поставил её обратно на пыльный ящик. Старику показалось, что что-то в фарфоровой служанке хрустнуло, но проверять при британце он не решился.
Нет, его надо было удивить, раззадорить.
Возможно, вас заинтересуют предметы другого погребального культа. Более…- он скользнул взглядом по загорелой у лицу, наглухо застегнутой шинели, - Более интересные вам…По роду занятий.
Он сделал знак и полковник последовал за ним, а смотритель давал пояснения:
Эта коллекция предметов погребального искусства, более древнего,чем древнеегипетское. Хотя, в каталог музея она была занесена как творение жителей Чёрной Кем и мастера явно руководствовались общими художественными и религиозными канонами - эти предметы пришли к нам не из долины Нила. Их выкупил ещё основатель музея, почтенный герр Бринкман.
На неё ушли почти все тринадцать тысяч марок, пожертвованные Патриотическим Сообществом…- Пыхтел он, задыхаясь от пыли, доставая из ящиков и срывая хрустящие от гипса покрывала с фресок и каменных плит, - Вы наверняка слышали…Не слышал.
… В общем, эта находка произвела самый настоящий фурор. Переворот в археологии начала века!
Половину его слов Тампест пропускал мимо ушей:
…захоронение военачальника.. в дюнах Гельголанда… оказалось неразграбленным племенами свебов…
Господина офицера не заинтересовали позеленевшие фрески, вырезанные ленточными пилами вместе с целыми кусками стены, но зато весьма развеселили миниатюрные лакированные копьеносцы из раскрашенного дерева, вот уже какое тысячелетие державшие строй.
Смотритель вздохнул - и улыбнулся. Всё -таки он сумел угадать настроение посетителя.
Здесь что?
– британец бесцеремонно пнул деревянный ящик, внутри которого звякнул глухо стукнул металл.
Это… - вздрогнувший, будто ударили его самого, смотритель, коснулся дужек очков, чтобы приотвести их ипоглядел на зякнувший замками ящик, - Это… Я не не знаю. Но маркировка, - он нагнулся, чтобы прочитать бирку, - Говорит, что этот предмет относится к этой же коллекции Бринкмана… Старая маркировка… Я, кажется, припоминаю… Предметом внутри заинтересовалось Анненербе… Что-то связанное с изготовлением жаростойких лопастей ракет… Мы так и не успели им отправить из-за бомбёжек…. А потом уже и не надо стало .
Открывайте уже!
– нетерпеливый британский офицер грубо прервал музейного мужа, отведя от себя угрозу готовой вот-вот разразиться над его головой, как гроза посреди летней жары, внезапной публичной лекции.
А… Да, - он посмотрел на ящик, - Простите, господин…
Полковник.
Что?- смотритель поднял крысиную мордочку, заросшую за эти годы пышным белым мохом усов, - Что, простите?
Господин полковник.
От требования британца повеяло самым настоящим прусским духом. По спине смотрителя невольно пробежали мурашки - хотя, никто бы его уже не стал забирать на Русский Фронт.
А… Да. Господин полковник, я не могу.
С чего вдруг?
– удивился тот.
Ящик заколочен, сэр…- развел руками смотритель и лицемерно поправился,- Господин полковник.
– Всего-то ?
– ухмылка, два ряда ровных белых зубов между почти черных губ, - Вот же трагедия…
Звук ломающихся сухих досок в огромной, бронзовой от нездешнего загара ладони и визг выходящих из дерева десятисантиметровых гвоздей как-то очень логично продолжил их ученую беседу.
Внутри ящика, на подстилке из опилок, упакованный в многочисленные слои промасленной бумаги лежал какой-то продолговатый предмет, длиной не менее метра
Слои бумаги долго шуршали, как опадающие сухие листья.
Мммм… Скорее всего, клинок сугубо ритуальный, - сказал, наконец, задумавшийся смотритель, глядя на освобожденное от промасленной тёмно-жёлтой бумаги нетронутое временем бронзовое лезвие перед ним, - Изготовлен исключительно для погребения. Выполнявший лишь функцию обозначения статуса и рода занятий покойного. Чтобы, так сказать, Озирису, Тол-Тоготу и судьям было ясно, что перед ними…