Туата Дэ

Застыв, на мгновение в неустойчивом равновесии на самом краю, он оттолкнулся носком от каменных глыб, словно танцор, исполняющий хитрую комбинацию из природной гибкости тела и отточенного искусства - и прыгнул - как дикая собака прыгает на бегущего человека. Прямо к светящей бледным белым светом, только взошедшей, Селене, первой, материнской луне.

И задранная потоком воздуха незастегнутая тяжелая шинель трепетала как огромные крылья за его спиной

Halt, - прошептал несчастный бюргер, - Bitte…

В полёте, монстр занёс для удара свою единственную руку в которой он держал не то топор, не огромную косу похожую на топор.

Плохо вычищенный затвор сразу стал слишком тугим и неудобным. Как он чёрт, вообще, должен двигаться… Боевая пружина карабина, загнала сразу два блестящих, как лужа пролитого масла патрона и в казённой части словно бы по-новой открылась стянутая плохими швами глубокая рана.

Даже под ударами ладони, металлический стержень отказывался идти вперёд,а перекосившие патроны намертво заклинило так,что пришлось бы разобрать его старенький “маузер”, чтобы вытащить их.

Мысль, что стальным стволом можно и заслонится, а то и ударить, вколачивая этот фарфоровый, неестественно бледный нос, копию настоящего человеческого, обратно в дыру на черепе, которую он заслонял - запоздала. Тяжёлое, весившее не меньше чем карабин, кривое лезвие, просвистело рассекая лунные лучи - и к силе обычного удара, добавился весь немалый вес Тампеста, падавшего почти с пяти метров.

Древнее бронзовое лезвие легко рассекло наискось слегка полноватого, низкорослого охранника так же легко, как хорошо наточенный тесак в руках опытного мясника отрубает кусок от свиной туши. Голову, ляжку, ребра… Чего желаете?

Полковник поморщился от недовольства , перевернув жалко всхлипнувшую мокрую тушу.

У часового, конечно же, не оказалось пистолета. Воспользоваться его винтовкой он бы не смог в любом случае из-за отсутствия левой руки. А искать в караульном помещении или даже сортире, где это жирный, страдавший,судя по желтизне лица от больной печени, проводил много времени и вполне мог бы даже уронить оружие в дыру ... Увольте. На эти игры у него не было ни времени, ни желания.

Глава XXXVIII

Под ногами Тампеста вспыхнула металлическая медная искра и полетела выбитая каменная крошка от мостовой. Лишь потом до его сознания долетел грохот одиночного выстрела. Он выругался про себя.

Конечно же, крики этого жирдяя и то,как он взбирался по воротам было слышно довольно далеко. Было бы странно ожидать, чтобы это болото осталось спокойным…

Даже думать о том,чтобы забрать оружие с трупа часового было глупо. Теперь очевидно, что на это просто не было бы времени.

Никак.

Державший автомат что-то ему кричал.

Тампест рванул прямо на них, держа свою бронзовую косу слегка наотлёт, будто желая подсечь колени.

Раз…

Человеческому мозгу нужно время,чтобы всё осознать - что лежит перед ним разрубленное тело их товарища -а не какая-то свинья. Что именно его кровь стекает, по каплям, под напором воздуха с кривого лезвия из жёлтого металла. Что тот, чьи сапоги испачканы в липкой дымящейся жидкости и оставляют за собой вязкие как машинное масло следы, плевать хотел на их слова и уже, одним звериным шагом-прыжком, покрыл почти половину расстояния между ними…

Два.

…Что лезвие, длиной с винтовку, жаждет вспороть животы именно им. Что оно уже летит, с быстротой шага этого незнакомца. Что эта огромная, изломанная бронзовая коса, уже занесена рассекает холодный воздух и начавший уже собираться сырой туман, спешащий укрыть нежную наготу белого и трепетного, как крылья мотыльков, света бледной Селены, первой луны

– но туманный тюль и свет под ним с шипеньем рассекло лезвие из тяжёлого золотого металла.

На брусчатку пролилась божья кровь и из-за покатой крыши тюремного здания, заслонявшего почти всё небо, выкатилась огромная голова белой луны.

Синие, отравленные ладони её коварной дочери, второй луны, фосгеново-синей Мены, оглаживали освященный в крови желтый металл, желая заточить его до невозможной остроты. Теперь древний орихалк мог разрезать кожу ремней и шерстяную ткань даже легчайшим касанием - будто как несомую ветром бумагу.

Сколько всего надо понять человеческому несмелому, хватающемуся за любую соломинку в поисках объяснений и уравновешивания происходящего, мозгу.

Разум полковника - иное дело. Полковник Тампест может ошибаться, но он всегда точно знает как и что он будет делать. И кроме этого ничего осознавать не собирается. Для него кроме цели не существует ничего в этом мире, а если что-то и встаёт на пути , как эти трое -оно должно перестать существовать, разрубленное пополам тяжёлым могильным орихалком.

Поэтому он сосредоточен на куда более важных вещах. Например, на счёте ударов своего огромного,гулко отдающегося в ушных раковинах, сердца и четком подгоне ритма своих шагов под этот ,очень важный для его жизни, счёт.

Три!

Мышцы ног, сжатые плотнее звездного огненного мяса, ударили, распрямляясь, бросая огромное тело в воздух. Полковник скакнул вбок, как бы брошенный ударом великанского кулака . Там, где он был мгновение назад вспыхнул целый рой острых жалящих желтых искр из горячего металла. Прокатившись по камням , брошенный силой прыжка, камням, он тут же вскочил на ноги.

Они пытались вести дымящиеся серым, остро пахнущим дымком горячие стволы автоматов вслед за ним.

Раз, два…пять.

И снова прыжок.

Фонтан кирпичной крошки брызнул совсем рядом и рассекла лицо херувима в летящей за ним британской офицерской шинели.

Полковник почувствовал тупой удар в левое, казавшееся ему давным давно мертвым - и вновь напомнившее о себе болью и расцветшим на серой сарже ярком цветке черного-красного гибискуса. Вспыхнула - и погасла обжигающая боль словно бы изукрашенный булат палаческого индийского изогнутого клинка вновь проскользил по вскрытым нервам и мясу, не то рассекая, не то ломая тяжёлым похожим на гусиную лапу острием, поднятую в защитном жесте руку - давая время разрядить магазин пистолета в худой живот тхага, раскрашенного всеми цветами и увешанного гирляндами белых цветов .

Сейчас, близкие выстрелы гремели для полковника громче, громче двадцатипятифунтовых ломавших, где-то там в памяти, кажущиеся воздушными белые известняковые стены и слоистые шапки - купола Калигхат.

Он тогда запоздал -и пришлось пожертвовать рукой. Всё равно, она была не более чем мясом… Она даже не могла двигаться, набитая железом от рванувшего пулемёта - пришлось, извернутся и швырнуть безвольно болтавшуюся конечность прямо в лицо индусу, навстречу бритвенно-острому.как мороз, лезвию.