Туата Дэ

Что-то не так, сэр?
– спросил старый хирург, вежливо и осторожно. Годы практики научили его разговаривать с англичанами. Тихо. Спокойно. И будь готов услужить.

Всё… Не так … - Полыхавшие жёлтым глаза жгли, опаляли его лицо как расплавленный металл лились в его глазницы - искали что-то укрытое в его глазах, - Всё… Не так… Человек Селестина…

Последние слова были очень важны и если бы … Но глаза у Гершаля были самые обычные и за ними ничего не скрывалось. Британский офицер, казалось, успокоился. Огненный взгляд прокатился по его туповатому скрюченному носу и черным волосам - и он. наконец, спросил то, что ожидала израненная душа Гершаля от всякого англичанина.

Еврей?
– он произнёс это слово так будто бы в нём не было особенного, а сердце Гершаля стукнуло так, будто бы ненавистный англичанин ударил с размаху по больной худой груди молотком.

Немец, сэр, - привычно сдержался Гершаль. Он не собирался отвечать на этот вопрос - честно.

Жёлтые глаза “господина полковника” снова зажглись. И тот, кто сидел за столом с газетами и ранее вовсе не интересовался существованием Гершаля почему-то поднял на него взгляд.

Хирург решил,что,- в этот раз,- врать будет

Немец - уточнил он со вздохом,- Моисеевой веры,

Жид, - усмехнувшись подтвердил сидевший за столом. Вошедший мельком посмотрел на него, но ничего не сказал.

Еврей, - спокойно сказал гигант-англичанин и кивнул головой, как бы ставя печать на его удостоверении, - Плохо нынче быть таким как ты, - Понимающе кивнул головой бритт.

“Да что ты можешь знать!” - чуть сорвало у Гершаля затянутую на болты крышку многолетней мудрости терпения и служения его Империи.

Империя была, действительно, его. А англичанин, действительно, знал.

Ну ты не бойся, -сказал он, - К тебе теперь всё это уже не имеет отношения. Ты-то теперь мой еврей.

Скрипнул, страдая под весом английского чудовища старый диван.

Это даже хорошо,что ты еврей.

Губы Гершаля задрожали. Англичанин знал – как ему плохо . Но не потому что вынес тоже самое,что и лишённый родины и будущего Гершаль. Просто он был одним из палачей его народа. Знавшим свое дело лучше многих…

Евреи всегда были хорошими врачами.

Как-то поведя плечом и поморщившись от боли, он и с одной рукой умудрился сбросить шинель.

Надеюсь, ты-то тоже сможешь заштопать хотя бы рану на собаке?
– спросил гигант не оборачиваясь.

Пуля всё же прошла навылет. Выходное отверстие было страшным. Будто бы перед военврачом было не плечо, - когда-то!
– закачнивавшееся рукой, а красная перезревшая, сладкая до мокроты мякоть неведомого фрукта. И эту мякоть ели великанской ложкой. Кто-то обладавший великанским же аппетитом. До самой корочки жрали полковника. До самого дна…

Я был с военным госпиталем Пятого Шотландского в Греции, сэр, - ответил Гершаль, отводя взгляд от воронки, мухи над которой не кружились только потому что уже наступила осень. К зрелищу гнойных ран привыкнуть невозможно. Особенно, если твой испуганный разум даёт возможность испытать страдания от чужой раны. Попадание автоматной пули бы убило бы слабосильного Гершаля на месте. А этот топал.. Как они там говорили? От Гамбурга!? Зубы Гершаля сжались. Боже Израиля, почему,ему, Гершалю так больно, а этому проклятому англичанину, язычнику из второго Вавилона - нет… - С пятым шотландским,сэр. В Греции, Египте и в … теперешней Палестинской префектории.

Значит, сможешь, - опять уверенный кивок, - У тебя всё есть?

Ещё бы у него не было!
– будто бы недовольного пса в углу разбудили.

Придётся резать, чтобы достать осколки пули, раздробленную кость и прочее … - слабо попытался отвертеться Гершаль от чего-то непонятного и страшного, куда его пытались затянуть

Гришем!
– рыкнул полковник.

Стук заставил врача вздрогнуть. В полированную поверхность стола, пробив стопку газет, вонзился какой-то кинжал. Врач был готов поклясться, что этого оружия у его нанимателя не было. Не было и всё. Он бы его увидел. Он столько времени провёл с ним - здесь,в этой комнате.

Клеймо на лезвии, “Р-03”, и вороненый металл клинка выглядели вполне современными и наводили мысли о фабричном производстве и стандартизации, но жёлтая латунная ребристая рукоять, гарда и сама форма кинжала… При взгляде на него в памяти, само собой, всплывало читанное в каком-то романе, давным давной, ещё в юности, отдававшее сырыми камнями, шершавое как стены каменного мешка - средневековое слово “мизерикорд”.

Ну!?
– опять раздалось нетерпеливое львиное ворчание.

Да… - обреченно произнёс Гершаль, - Сейчас…

Он вымыл лезвие и свои руки медицинским спиртом. В заполненном той же жгучей прозрачной жидкостью принесенном неведомо откуда блюдце, дожидались своего часа иголки и нити.

Гришем принёс откуда-то исходящий паром чайник - полковник всё это время стоически терпел, - и остудив, намоченную тряпку, врач принялся за края раны. Кое-как смочив их, он всё-таки смог снять с англичанина присохший мундир, годившийся теперь только на тряпки. Изрубленное, смуглое чудовищное тело продолжало дышать и ждать прикосновения металла…

Он оторвал новый бинт и принялся оттирать дрожащую красную плоть, собирая на куски марли шерсть, грязь, сочившуюся, казалось отовсюду противно пахнущую лимфу и старую кровь.

Пуля, прежде чем расколоться на несколько крупных частей, ударила в край лопатки. Толстая как у ящера кость белела в красной, железно пахнущей темноте.

Как бы не хотелось Гершалю побыстрее всё закончить, просто промыв и наскоро зашив начавшую подживать рану, чтобы сделать всё как надо - придется резать. Только вскрыв её, он достанет осколки кости и проделавшие глубокие раневые туннели острые металлические кусочки пули.

“Почему я вообще должен лечить проклятых англичан?”

Этот вопрос Гершаль, стремившийся бежать ото всякой опасной политики, задавал себе множество раз. Во время войны, ответ был такой - помогая Империи, он помогал и своему народу спастись от убийц и обрести свободу.

Причём, хоть в госпитальную палатку точно также могла попасть бомба, но всё же риск был меньше, чем в окопе. И это было почти мирное, хорошо знакомое ему занятие

Точно так же было правильно и богоугодно, было срезать сухие мозоли, рвать зубы, и - как сейчас, - зашивать, чистить раны парашютистов, когда пулемёты Пятого Полка выплёвывали, один за другим, на асфальт Афин, горячие, пустые, лёгкие и гремящие как банка из-под американской тушёнки, серые пулемётные магазины, выстреливая их один за другим, по безбожным греческим коммунистам. До них Богу и самому Гершалю не было никакого дела. Проклятые англичане всего лишь выступили Его орудием, покарав гордыню Эллады.