Тварь

Он удовлетворенно похлопал себя по животу:

– Да, некоторые люди в вашей структуре мне все еще кое-чем обязаны...

– Значит, я один из лучших по мнению канцелярии?

– Дело не только в этом, - Павел Григорьевич вдруг посерьезнел.
– Скажите, Сергей... или, может, все-таки Владислав?

Хорошо, что я уже натянул маску, а то бы ошарашил заказчика выражением полнейшего недоумения на лице.

– Какие еще услуги предоставляет комиссариат?
– закончил "дядя Паша" после затянувшейся паузы.

Я поджал губы и снова промолчал.

Это, пожалуй, самое гнусное в работе комиссариата, из-за чего я чуть не уволился, не успев даже толком сходить на охоту. Но меня отговорили, и я остался.

– Вам ведь тоже предлагали, не так ли?

Я кивнул.

– А знаете, почему Охотникам присваивают инициал и запрещают сообщать заказчикам свои личные данные - имя, фамилию, адрес, номер телефона?

Я прищурился, и он не мог этого не заметить.

– Комиссариат уже давно пытается монополизировать рынок заказных убийств, - почти шепотом договорил Павел Григорьевич.

– Потому что тварей становится все меньше, - произнес я ему в тон, - а такой огромной организации нужно с чего-то жить.

И от одной мысли об этом мне захотелось выйти из машины на полном ходу.

Да, мне предлагали. Сулили большой гонорар. Обещали полную конфиденциальность и защиту от полиции. Говорили, мол, какая тебе разница, кого убивать? Это те же твари, только в человеческом обличье. Угрожали. Но я не согласился. Хотя и пообещал, что никогда и никому не скажу об этом ни слова.

– Заказчики должны общаться только с посредником, а посредник это комиссариат, - Павел Григорьевич тяжело вздохнул.

– Только не говорите, что вы ушли из-за этого, - я нахмурился.

– Нет, - он ухмыльнулся, - ушел я не из-за этого. Я не так принципиален, как вы.

– Что это значит?
– понизив голос, спросил я.

– Вы спрашивали, почему я направил заявку лично на вас, - он вскинул голову и победоносно прищурился на меня.
– Так вот, дело не в вашем профессионализме, а в вашей принципиальности. Вы единственный из всех Охотников, кто ни разу не принимал заказов на убийство людей.

– А это-то вы откуда знаете?
– напрочь позабыв об этикете, я вытаращил на него глаза.

– О, это совсем просто, - рассмеялся Павел Григорьевич.
– Все оплаты заказов комиссариата проводятся через бухгалтерию. Выплаты Охотникам формируются там же. Разумеется, никто не разносит плату за охоту на тварей и за убийства людей по разным статьям, и стоимость убийства равна стоимости охоты на самую опасную и свирепую тварь. Но разница все равно есть, и знающий человек эту разницу без труда разглядит.

– Гонорар за охоту на самую опасную тварь распределяется между несколькими Охотниками либо между выжившими Охотниками и семьями погибших, - догадался я.

Павел Григорьевич лишь молча развел руками, мол, ты сам все понимаешь.

– Так что же, выходит, только... я...?

Мне стало по-настоящему гадко. На весь комиссариат, на добрую сотню Охотников, я один выполнял только свою работу...

– Какое отношение все это имеет к сегодняшней охоте?

– убитым голосом спросил я.

– Бросьте, вы уже все поняли, - вдруг рассмеялся Павел Григорьевич.
– Я знаю, что сделал правильный выбор.

– Вы хотите предложить мне работу?

– Хочу и предлагаю, - он снова развернулся к приборной панели, а я опустил голову.

Мне вдруг показалось, что из меня выкачали все силы и вынули все кости. Нестерпимо захотелось лечь и лежать, прижав колени к животу. Закрыть глаза и больше никогда их не открывать. Просто сдохнуть.

Как все гадко...

Но выходит, что и сирену ловить необязательно?

Эта мысль словно глоток живой воды наполнила меня надеждой.

– Но задания это не отменяет, - будто прочитав мои мысли, не оборачиваясь, бросил Павел Григорьевич.

– Зачем она вам?

– Ну, как же, - в его голосе прозвучала усмешка и немного горечи, - еще никому не удавалось поймать тварь живьем. Изучить ее повадки, физиологию, анатомию, наверняка узнать, чем она питается и как ей удается выживать при явном недостатке физической силы.

– А если честно?
– я прищурился.

Павел Григорьевич хмыкнул, но так и не обернулся:

– Если честно, просто хочется утереть нос комиссариату, а заодно напомнить им, ради чего была создана эта организация.

Я затаил дыхание и закусил губу - я, сотрудник комиссариата, сейчас фактически шел против него! То есть только что заказчик дал мне железобетонное оправдание моего отказа от задания, выполнение которого повлечет за собой подрыв авторитета моей организации. Я же поклялся защищать ее интересы, когда принимал присягу Охотника! И все, что мне нужно сейчас, это сказать одну единственную фразу: "Я не стану в этом участвовать". После этого я со спокойной совестью вернусь в комиссариат, напишу докладную, рапорт, отчет - все, что угодно. И буду прав!

Но я молчал. Потому что комиссариат действительно берет на себя намного больше, чем было задумано изначально. Потому что он зарабатывает скорее на заказных убийствах людей, чем на охоте на тварей. Потому что если не дать им по носу, славное имя Охотника, которое даже в личной переписке всегда пишется уважительно с большой буквы, станет синонимом банального наемника без совести и жалости. Потому что комиссариат уже давно негласно руководит всей страной и может давить даже на самых влиятельных людей. Потому что...

Но она-то тут не причем! Сирена пострадает по единственной причине - ее легко поймать! Ее запрут в лаборатории, будут проводить над ней опыты, наверняка, болезненные. Она будет страдать и мучиться, а затем умрет, и от нее не останется даже следа...

Я зажмурился и подумал, что хорошо бы там действительно был единорог. Пускай бы он меня убил, искалечил, ворвался в город, но защитил ее, раз уж я сам не в состоянии отказать...

– Приехали, - прервал мои мысли Павел Григорьевич.

Машина мягко качнулась и застыла, затем с тихим шелестом распахнулась задняя пассажирская дверца.