Твое… величество!
Шрифт:
Их император — родное чадо Многоликого, чуть ли не божественной крови, на руках выпестованное и лично Богом рожденное. А вы тут кто после этого?
Правильно, тля кукурузная.
Вот и посольство Фардании. Хотя Мария и так бы догадалась, что это оно. Оттуда тянуло болью.
Лис был там она его чуяла. Не языком, не рецепторами, а каким-то загадочным внутренним чутьем. И не могла оставить в беде несчастное измученное существо. Просто — не могла.
Она знала, что придет.
И он знал. Лис.
А Линок?
Линок не знал. Человеческая
Привести бедолагу в чувство так и не удалось, поэтому еще во дворце ему просто споили крепкое сонное зелье, то есть конскую дозу опиума. А потом, в посольстве, когда он начал корчиться и стонать от боли, привычно добавили еще.
Убить его такой дозой не убьешь, это фарданцы знали, а вот успокоить можно. Очнется, потом сам объяснит, что произошло. Чего это его так разобрало?
Мария подумала, что любит современных архитекторов.
Обожает просто!
Вот в двадцать первом веке змее пришлось бы сложно. Не приспособлен хай-тек для змей. Стекло все это, металл… можно. Но неудобно ж!
А тут ползи — не хочу! Хоть направо, хоть налево, на пузе у нее щетинки есть, чешуйки, ими вон как цепляться удобно! Мария свое пузо разглядывала, хоть и выглядело это забавно… правда все равно не поняла, чем она там цепляется. Это бы в движении посмотреть, в динамике, но кто ее разглядывать станет? Разве что Анну попросить… лет через пять.
Вот и окно, из которого тянет болью и безнадежностью.
Мария обвилась вокруг удобной завитушки, подумала немного.
Огляделась.
Тишина.
Никого рядом, ни сиделки, ни охраны — ничего. Не боятся?
Хотя и так понятно. В таком состоянии Линок — или кто там это существо — совершенно беспомощно. Ни сил, ни возможностей. Только лежать и подыхать от боли.
Что ж…
Мария скользнула внутрь, заползла на кровать и примерилась. Куда бы цапнуть?
А, все равно. Кусать и удирать.
И в эту секунду Линок открыл глаза.
Мутные.
Зеленоватые.
Почуяв истинное дитя Многоликого, несчастное изуродованное существо последним усилием воли скинуло с себя оковы сна, и преодолело действие яда. Кое-как шевельнулась безвольная рука, упала поближе к Марии.
Кусай.
Не сомневайся.
Я буду тебе благодарен…
И острые длинные клыки легко погрузились в плоть, впрыскивая яд.
Освобождая.
А теперь обратно. И быстро, быстро, пока никто не вошел, не спохватился, не обнаружил ее отсутствие… змеиное тело скользнуло в окно, и вниз по стене, и обратно
Да так, что только грязь из-под хвоста полетела.
Во дворце проще, там она один подходящий фонтан присмотрела. Сможет и искупаться, и обсохнуть рядом на чистом мраморе, и потом во дворец нормально вернуться. А тут…
Можно подумать, у нее был выбор!
Перед тем, как проскользнуть в свою комнату, Мария долго прислушивалась, но — повезло. Тишина. Никто ее отсутствия не заметил,
никто не увидел и не услышал…В кровати мирно сопит Анна. На столике рядом лежат свитки, которые подарил ей Вернер. Мария хотела почитать перед сном, но потом отвлеклась и просто забыла обо всем.
Сейчас почитать?
Нет.
Не хочется.
Ее величество оглядела себя.
Что ж, вымылась она удачно. Перед превращением она разделась догола и надела на себя старую нижнюю рубаху. А камень так и болтался на шее, она уже к его весу и привыкла.
Рубашка теперь не особенно чистая, но это мы исправим. Мария, недолго думая, сняла ее, бросила на пол и принялась обтираться водой. Специально тазик оставила, кувшин, рядом тряпочка мягкая. Вот так, хорошо.
А теперь всю воду из тазика вылить на грязную рубашку.
Вот так, и кто там будет разбирать историю мокрого и грязного комка ткани?
Отнесут прачке, да и прикажут выстирать, а та и думать не будет. Прачке тоже какое дело? Королева там, еще кто…
Плевать! Лишь бы платили…
Мария надела другую рубашку, красивую, с кружевом и весьма затейливой вышивкой, и нырнула в постель. Пригребла себе под бочок тепленькую Анну, дочь пробормотала что-то неразборчивое и прижалась покрепче.
Мария закрыла глаза — и уснула.
И во сне она видела лиса.
Да-да, того самого лиса, только вот сейчас он был цельным и настоящим. Лисом, как и должен был стать.
С роскошным хвостом, с пышной рыжей шубкой и с яркими зелеными глазами.
Он бежал по лесу, и весело подпрыгивал от счастья, от полноты жизни, от ощущения… свободы.
Он был свободен.
— Ваше высочество!!!
Вернер подскочил на кровати, как укушенный.
— Кто?! Что!?
— Ваше высочество, эрр Линок Саран… — в голосе слуги звучал чистый ужас.
— Что с ним?!
— Он… умер.
— ЧТО?!
Вот теперь Вернер и подскочил, и как был, в ночной рубашке и колпаке, кинулся в комнату к своему «секретарю».
Эрр Линок лежал на кровати, мертвый и холодный. Но удивило Вернера не это.
Удивило его другое.
Совершенно счастливая улыбка на губах мертвеца. Радостная, сияющая, детская даже. Словно он мальчик, и ему только что подарили самую настоящую лошадь. И столько счастья! Столько радости!
И — глаза.
Глаза у эрра Линока были нечеловеческие.
Травянисто-зеленые, с вертикальным зрачком и вовсе без белка. Зелень расползлась по всему глазу, как… как у зверя.
Лиса?
Может быть… что-то такое Вернер видел в королевском зверинце. Только вот… Линок — человек.
Человек же?
Правда?
— Ваше высочество… — некстати влез слуга. Вернер дернулся, едва не подпрыгнув на месте, и нашел, на ком сорвать злость.
— Немедленно! Убрать! Забальзамировать и отправить деду!!! ЗАПОРЮ НА КОНЮШНЕ!!! ЖИВО!!!
Никто и спорить не стал, что ж они — сумасшедшие что ли? И на след, который оставила Мария, никто внимания не обратил.