Творцы миров

— Значит я…

Венцеслава зарыдала. Сила крестного знаменья была для нее непререкаема – она не могла не верить произошедшему. Но обретенная вера вновь перечеркивала ее жизнь. Еще недавно Слава считала, что способна на все, лишь бы избавиться от проклятья. Теперь же, когда оказалось, что проклятья просто не существует, она испытала отчаянье. Ей было жаль утраченного бессмертия, неуязвимости, силы, исключительности. Но главное – не было на Земле таинственного Антония с мраком бездны в глазах, вечно юного

и умудренного знаниями тысячелетий, Антония – единственного, желанного, избравшего ее для Вечности. Зато на совести Венцеславы остались дюжина трупов, преданная и убитая Ирка, страх перед содеянным и жуткое открытие – оказывается, она хотела быть вампиром.

Потеря исключительности обесценивала, измельчала ее существование. Слава испытывала стыд и сознавала, что выглядит смешно. Представив нелепость собственного поведения, она возненавидела себя – глупую, легковерную девчонку, верящую в детские сказки. И нахлынули почти осязаемые, отринутые навсегда образы – мглистая тревожная глубина улиц, страх в глазах жертв, вкус и запах крови… Ужас и восторг, беспомощность и сила, вседозволенность, непоправимость, риск, азарт… Водоворот воспоминаний увлекал в бездну. Потом пришла отрешенность, обратившая ее в героиню очередного «вампирского» фильма – такое могло происходить только на экране. Девушке захотелось выключить телевизор. Но кнопки поблизости не оказалось. Рядом был неведомо откуда взявшийся стакан с минеральной водой, о край которого стучали ее зубы, и далекий, почти неразличимый голос, произносящий слова утешения. Слава успокоилась внезапно и сразу в упор посмотрела на собеседника.

— Эта шутка убила мою душу, будь проклят и ты… — фальшь затасканного штампа погасила смысл произнесенных слов. — Каково мне было в ту ночь? Когда все это навалилось, и не у кого было искать поддержки… А потом, когда я вынуждена была убивать… Понимаешь ты – убивать, хотя как тебе понять, что это такое…

Андрей молчал. Был серьезен и сразу показался взрослым, едва ли не постаревшим. На лице его исподволь проступали черты Антония, и Венцеслава, столкнувшись с любимым призраком, теперь желала одного – лишь бы не исчезала эта завораживающая тоска бездонных глаз… Но все же сидевший перед ней не был Антонием. Он был другим.

— Значит, слухи не беспочвенны, и преступления, о которых твердит весь город, дело рук не серийного убийцы, а вас, вампиров?

— Об этом много говорят?

— Еще бы! Весь город в страхе. Должно быть, ты заметила, что улицы на закате пустеют и развлекаются вечерами только самые отчаянные, пропащие. Никто не откроет двери, никто не придет на помощь. На улицах нет голубей, бродячих животных. Днем люди боятся смотреть в глаза друг другу. Здесь все убеждены, что город постигла кара господня – за грехи, за безверие, за разврат. Здесь все ждут конца. Маленький апокалипсис в провинциальном городишке. Я думал, разговоры

о нашествии вампиров – проявление общего психоза, а, оказывается, они – реальная его причина. В воскресенье будет облава. Это – не слухи. Вас давно выследили, и утром мстители пойдут по вашим домам. Убьют всех, кто пьет кровь. Смерть упырям!

— Ты противоречишь себе. Кто минуту назад доказывал, что вампиров не бывает?

— Настоящих нет. Тех, которые вылезают из могил, боятся солнечного света и живут вечно. Но есть люди, питающиеся кровью и ты одна из них. Если конечно… Ну не ты, так другие, убежденные в том, что им необходимо убивать. Скольких людей они уничтожили, покалечили? Здесь все психи, и те, кто считает себя вурдалаками, и те, кто объявил им войну. Они в открытую ходят по улицам, увешанные связками чеснока и крестами, и все делают вид, что это в порядке вещей.

— Тогда надо предупредить людей. Объявить… объяснить… А какое воскресение ты имеешь в виду – то, которое на следующей неделе?

— Нет. То, что наступит через четверть часа.

— Как?

— Представь себе. Что до объяснений – они не помогут. Вампиры убили в городе очень многих, какое дело их родственникам, что убийцы – не настоящие упыри? Какое дело им до того, что они – люди? Они убивали и им этого не простят.

— Но…

— Нам остается только попробовать втихую удрать отсюда. Прикинь, что будет, если узнают, кто во всем виноват. Это не особенно порядочно, но пусть остальные выпутываются сами. Не бойся, я тебя не брошу. Mea culpa (моя вина) – мне и платить. Выберемся из города, а дальше видно будет. Нам надо поторапливаться.

Не позволив Славе заскочить домой и собрать вещи, Андрей повел ее по направлению к вокзалу, рассчитывая покинуть взбесившийся город последней электричкой. Времени у них было в обрез.

Призрак в черном возник перед ними внезапно. Блеснули в полутьме острые клыки. Огромная летучая мышь, растопырив руки-крылья, приближалась. Слава отступила, укрывшись за широкой спиной Андрея.

— Андрей! Сзади…

Позади беззвучно выплыла из мрака пара рослых фигур. Преодолев страх, совсем недавно неведомый ей, Венцеслава попыталась уладить дело миром. Она вышла вперед, предостерегающе подняв руку:

— Стойте! Мы такие же, как вы. А вампиры не убивают вампиров – это запрещено.

— Мне плевать, кто ты. Я не ел уже две ночи! — в руке вампира блеснул отрезок трубы…

— Беги!

Удар был недурен – вампир отлетел в сторону, выронив дубинку. Представив, что делают в таких случаях подружки героев боевиков, Венцеслава подхватила трубу и долбанула ей по затылку одного из навалившихся на Андрея вурдалака. Тот ослабил хватку, и Андрей сумел вырваться из цепких рук. Довольно ловко заехав ногой в челюсть третьего вампира, он побежал прочь, увлекая за собой замешкавшуюся Венцеславу. «Движется эффектно, ему бы в кино сниматься» — мелькнула в голове несвоевременная мысль. Топот ног за спиной вернул к реальности. Стоило поторапливаться – преследователи и не думали отступать.

Погоня не впечатляла. Она годилась только для крайне малобюджетного боевичка. Взлетающие в огненном вихре автомобили, треск автоматных очередей, осыпающиеся тысячами льдинок разбитые витрины в этом сценарии отсутствовали. Не предвиделись также и бравые служители закона, залитые светом мигалок и сообщающие о праве не отвечать на вопросы – были лишь черные улицы, бездны дворов и не непрекращающийся ритмичный топот, подхлестывающий беглецов невидимым бичом.

На минуту преследователи потеряли убегающих из виду – двое резко свернули в переулок. Пробежав не более сотни метров, Андрей нырнул в подъезд основательного «сталинского» дома, Венцеслава – следом.

— Почему они от нас не отвяжутся? — едва отдышавшись, поинтересовалась она. — Неужели нет добычи полегче?

— Мы их достали. Сопротивление бесит. Да и поживиться теперь трудно — ночами уже не гуляют.

Андрей, надеявшийся, что планировка таких нестандартных домов вполне допускает наличие черного хода, не ошибся. Из подъезда был еще один выход – когда-то парадный, а ныне забытый и заколоченный. Взломать дверь быстро и по возможности бесшумно оказалось трудно, но возможно. Безлюдная прямая, как стрела, улица, манила вдаль. Не подавшись соблазну, беглецы пересекли ее и углубились в дебри неосвещенных дворов. Погоня отстала.

— Смотри.

Ярко-красный зигзаг перечеркивал дверь одного из подъездов.

— Что это?

— Так охотники пометили дома. Внутри, на одной из дверей, наверняка есть такая же отметина. Я уверен –

заклеймен и твой дом. Пока вы выслеживали жертвы, они тайно следили за вами. Следили, вместо того, чтобы предотвращать убийства… — Андрей умолк, посмотрел на часы. — На поезд мы опоздали. Придется дожидаться утра.

Пожалуй, только теперь Слава до конца осознала ужас случившегося – красные полосы окончательно перечеркнули иллюзию отстраненной игры. Подспудная вера в нереальность разворачивающихся событий исчезла. Почему она раньше не обращала внимания на кровавые отметены, испещрявшие стены и двери множества домов, Венцеслава понять не могла. Вероятно, это происходило потому, что до сегодняшней ночи девушка даже не задумывалась о возможности сопротивления, возмездия. О том, что должно было произойти утром, она старалась не думать.