Ты умрёшь завтра
Шрифт:
— Понятия не имею, голубчик. Может быть, эта Машина на нашу погибель. А может, наоборот — во спасение…
— А еще друзья, — донесся от койки радостный голос Барабанова, доктор Чех и историк Семыгин оглянулись. — Необычайно хорош судак, запеченный с картофелем! Его подают со спаржей, жареной на сливочном масле…
— Кондрат Олегович, замолчите! — резко перебил Барабанова Семыгин. — Замолчите, иначе я вас прикончу.
Директор Клуба печально вздохнул, тихо сознался:
— Есть хочется.
— Напишите главу для своей поэмы о том, как советский человек стойко переносит голод, питаясь одной лишь верой в светлое будущее, — так же мрачно порекомендовал Семыгин.
— Уже начал, — ответил Кондрат Олегович, но энтузиазма, который всегда просыпался в Барабанове, стоило заговорить о ее поэме, теперь не чувствовалось. Очевидно, энтузиазму тоже хотелось солянку
— Глава 16 —
Созвездие дерущихся быков,
браслеты обнаженной каталонки,
вкус золота потерянных богов,
и черно-белый хрип трамвайной конки,
в минуте умирающего дня,
на капельках, вокруг соска богини,
в моих глазах, где подлинное Я,
в движении бедра слепой рабыни,
в круговороте призраков и снов,
где рано или поздно все с начала:
В созвездии дерущихся быков
Слепая мать незрячего качала...
Р. Галеев, «Uroboros».
За следующие три года тайга перешла границу, поглотив ее вместе с колючей проволокой, столбами и сторожевыми будками, приблизилась к зигзагам разломов термальных источников, но там и остановилась. Воевать с железным лесом теперь было нечем, инструменты поизносились, напалм и взрывчатка давно закончились, так что провалы с булькающей грязью образовались весьма кстати. К тому же заводские инженеры по просьбе председателя горисполкома Поворотова соорудили несколько преобразователей тепла в электричество, и опущенные в кипящую грязь эти устройства начали поставлять городу электричество. Правда мощность этих агрегатов была мизерна, так что отнятой у недр планеты энергии едва хватало на работу радиопередатчика, сирены и пары лампочек.
Поскольку охраняемой армией границы теперь не существовало, в город стали наведываться медведи. Животные с легкостью перепрыгивали грунтовые разломы термальных источников и беспрепятственно бродили по пустынным улицам. Но деревянных бараков больше не было, а кирпичные и бетонные строения оказались косолапым не по зубам, вернее, не по лапам. О появлении медведей возвещала армейская сирена (все же военные бдительность не теряли), жители прятались в домах, запирали на засовы двери, и из окон безразлично наблюдали прогулки мохнатых варваров. Медведи лениво обходили город, опрокидывая все, что можно было опрокинуть, заглядывали в мусорные баки и брошенные, давно уже проржавевшие, автомобили, ничего съестного не находили, и возвращались в лес. Со временем их появления становилось все реже, а в 89-ом они и вовсе на глаза ни разу не показались. Поначалу приходили и радиопсы, от них горожане не прятались, а воинственные карлики и вовсе устраивали на животных охоту, так что радиоактивные собаки вскоре поняли, что от города лучше держаться подальше, и к 89-ому году вслед за медведями, скрылись с людских глаз окончательно. Город все глубже опускался в сумрак безвременья и безразличия, и проявлял признаки жизни не чаще одного раза в месяц, когда вертолет привозил продовольствие и вести с «большой земли».
А вести эти были, самые что ни на есть, тревожные. Колбасило страну, лихорадило, пучило и швыряло из крайности в крайность. Цветочки Горбачевской перестройки сбросили лепестки и обозначились горькими плодами. С политических и географических карт СССР исчезли названия многих городов, в прошлом остались Устинов, Брежнев, Куйбышев, Горький, Калинин, Оржоникидзе, Жданов… Вернули городам дореволюционные имена, перечеркнув тем самым авторитет большевиков и генсеков, отменив право на вечную им память. Дошло до немыслимого, выявили коррупцию в правящих партийных кругах! «Хлопковое дело» снесло головы верхушке КПСС Узбекистана. В Нагорном Карабахе, а затем и в Баку столкновения и побоища;
«Народные фронты» Прибалтики требовали отсоединения от СССР; в Тбилиси армия разгоняла митинги; в Кузбассе, в Донбассе, в Коми и в Казахстане бастовали шахтеры… А тут еще братья по соц-лагерю в восточной Европе придумали под шумок отделаться от социализма, — Польша, Венгрия, Чехословакия спешно избавились от коммунистических правительств, рушилась Берлинская стена… Природа не выдержала столь мощных социальных встрясок, и ответила катастрофическим землетрясением в Армении, стихия унесла 26 000 человеческих жизней, около 700 000 граждан остались без крова. Ну и как же без русской расхлябанности и разгильдяйства, — взрыв газопровода Транссиба в Башкирии превратил в металлолом два пассажирских поезда — 575 человек не добрались до места назначения… А вот тысячелетие крещения Руси отметили помпезно и с размахом, отныне Партия не настаивала на атеизме, как на единственно верном учении… Крупные города, и в первую очередь обе столицы, обзавелись парочкой модных болезней. Первая — социальная, под названием рэкет, вторая физиологическая — СПИД.«Если дядя с дядей нежен, СПИД, ребята, неизбежен», — гласила народная мудрость, подразумевая, что гомосексуализм является главной причиной распространения страшной хвори, хотя в больницах заражали ею простой процедурой переливания крови, потому что банально не хватало шприцов, да и оборудования вообще.
На Красную площадь, выявляя полную недееспособность ПВО советской армии, на своей Cessna 172B Skyhawk приземлился Матиас Руст. Безрассудного парня упрятали за решетку, министра обороны и командующего ПВО отправили в отставку, но кого это интересовало? «Армия обосралась», — заключил с горечью народ, потому что армия всегда была предметом гордости советского человека, а теперь выяснилось, что она того не заслуживает.
Политбюро кричало о самофинансировании предприятий, прекрасно зная, что промышленность страны невероятно прожорлива в потреблении энергии, оборудование давно устарело и износилось, квалифицированных кадров практически нет, потому что их никто никогда не ценил, и они попросту спились, и, стало быть, продукция советских предприятий неконкурентоспособна. К тому же, в лавине хлынувших из Китая и Турции дешевых товаров, самофинансирование обречено на гибель. А что с сельским хозяйством?! Оно — черная дыра экономики, в которую можно бесконечно закачивать деньги, не получая никакой отдачи. Сельское хозяйство планомерно убивали 70 лет, подразумевая, что тяжелая промышленность все окупит, но этого не случилось, и случиться не могло. Сельское хозяйство существовало только как миф, как легенда об очередных свершениях Партии. Теперь же, очевидно, требовались еще 70 лет, чтобы вернуть его к жизни.
89-ый обозначился продовольственным кризисом, теперь харчей не хватало не только в Красном, их не было нигде, с прилавков магазинов исчезли даже макароны, крупы и мыло, а сахар начали выдавать по талонам.
Зато на голубых экранах появилась рабыня Изаура, и вся страна вечерами замирала у телевизоров, на полчаса забывая о задолженностях по зарплате, урчащих желудках и мрачных перспективах завтрашнего дня. Советский народ жаждал мимолетного отдохновения, а потому глотал бездарную игру второсортных актеров и надуманный сюжет, довольствуясь лоском сладкой жизни бразильских латифундий. На вершину хит-парадов взлетел «Ласковый май», еще более бездарный, чем сериал про несчастную рабыню. Примитивные мелодии, жиденько сдобренные убогим электронным звучанием, подростковый вокал, частенько не попадающий в ноты, и слезливые текстики про любовь, — а в результате переполненные стадионы, и плакаты с Юрой Шатуновым на всех углах. Вот он — Эльбрус советской культуры, вершина музыкальных вкусов Страны Советов. Горбачевская гласность, как скальпель, вскрыла разлагающееся подсознание советского населения, и оказалось, что народ не так уж и восхищается Достоевским и Чеховым, а Чайковскому предпочитает псевдотворчество дворовых мальчишек.
На помощь медицине, вернее, вместо нее, потому что традиционной медицины уже практически не существовало, пришли целители нового поколения. Medicine version 2.0, так сказать. Анатолий Кашпировский и Алан Чумак. Первый не мелочился, и лечил от энуреза всю страну сразу, и не как-нибудь, а по всем правилам современной магии — давал установки по телевизору. Второй не отставал, и так же использовал центральные телеканалы, чтобы пробраться в каждую отдельную квартиру и зарядить позитивом приготовленные банки с водой, хотя хитрые граждане частенько вместо Н2О подсовывали к экрану бутылки с самогоном, мотивируя тем, что от «заряженного» алкоголя на утро не так трещит голова.