Ты знаешь мой секрет?

— Ясно, — кивает мужчина, принимая мою точку зрения, а затем уточняет. — Ты сказала, что была солидарна. В прошедшем времени. Теперь твое мнение изменилось?

— Да.

* * *

— Я погашу долг, не волнуйся. Больше тебя не побеспокоят.

— Спасибо. Как только продам ту квартиру, верну тебе деньги, — тут же заверяю, что не жду подарков.

— Прекрати, Соня. Ничего возвращать не нужно, — Алекс не предлагает, а утверждает.

Четко и однозначно.

— Но… — стараюсь придумать другой вариант.

— Уверен, что племянница, когда вырастет, сама решит, как лучше распорядиться собственным наследством.

Ответ, как ведро ледяной воды, опрокинутое на голову, обескураивает.

— Ты знаешь?

Спазм перехватывает горло.

Я все это время ждала самого главного вопроса и крутила в голове сотни вариантов ответа, но никак не предвидела прямого утверждения того факта, что у нас есть общая племянница.

— Откуда?

— Помнишь, я уже обещал, что буду знать о тебе всё? И привык отвечать за свои слова. Почему ты удивляешься?

— Но отчет, — веду рукой, указывая в сторону комнаты, где в первое наше совместное утро я нашла на столике досье на себя.

— Там было только самое обобщенное. Без подробностей.

— То есть, ты знал изначально уже тогда? — прищуриваюсь, проводя логическую цепочку. — И молчал?

— Ты мне не доверяла, я не хотел давить.

— А сейчас?

Качаю головой, пытаясь разложить новые вводные по полочкам, но складывается ощущение, что я вновь что-то упускаю.

— Что изменилось сейчас?

Задаю вопрос и, выдохнув, замираю.

— Всё.

Э-э-э…

И что значит этот ответ?

Мозг лихорадочно проматывает весь разговор с начала и до конца, но не улавливает зацепок для понимания.

Алекс встает с дивана, не сводя с меня взгляда, который с каждым шагом в мою сторону становится все более темным и жарким.

— Вспомни, милая, сегодняшнюю ночь, — мужчина подходит вплотную, нависает надо мной, стоящей у окна, и упирается руками в подоконник, заключая в своеобразные объятия. — А еще вспомни свой ответ на мой вопрос.

Судорожно перебираю недавние события, но память-зараза делает упор не на детали разговора, а на ощущения, эмоции, чувства.

Краснею. Дыхание сбивается и становится поверхностным. Черная смородина и бергамот кружат голову.

Приоткрываю губы, облизывая их, потому что во рту пересыхает.

— Но… — в голове ярко всплывает предупреждение мужчины, — я не думала, что…

— Вот и зря, Соня, — Алекс приподнимает руку и костяшками легонько оглаживает скулу. — Очень зря…

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что и говорил до этого: я тебя не отпущу.

— Но разве…

— Ты, милая, согласилась, сказав «да».

— К чему ты ведешь? — дышу все чаще, тону в карих омутах, потому что мужчина склоняется к самым губам.

Он гипнотизирует, порабощает, а я позволяю. И сама тянусь навстречу. Потребность ощутить его властный рот, что остановился в нескольких сантиметрах от моего, разрывает на части и сводит с ума.

— К нашему браку.

Произносит чуть слышно, вызывая дрожь своим бархатистым голосом.

И прежде чем фраза откладывается в мозгу и начинает мною осознаваться, жадные губы, изголодавшиеся и очень настойчивые, атакуют. Действуют уверенно и настойчиво. Они терзают, они ласкают, они искушают, они заставляют отвечать.

Мистика какая-то.

Меня отпускают, только когда я начинаю задыхаться от недостатка кислорода. И вот тогда настигает осознание и отрезвление.

— Что? — распахиваю глаза шире и качаю головой, слегка улыбаясь. — Какой брак, Алекс? Зачем?

Утверждение мужчины кажется нелепой шуткой. Несмешным розыгрышем.

Правда, Гроссо — не тот, кто будет говорить глупости, не подумав. И это подтверждают его следующие слова. Сказанные серьезно и тяжеловесно.

— Обыкновенный. Ты же не хочешь потерять племянницу?

— Потерять? — повторяю попугаем.

В душе зарождаются первые ростки паники.

— Я не оставлю ее тут, Соня. Даже не думай. Она такая же родная мне, как и тебе. И, к сведению, у малышки есть еще бабушка и куча других родственников. Или ты хотела лишить ее родных и быть единственным центром мира?

Жестокие слова бьют, как пощечины, заставляя щеки полыхать. Да, сейчас ситуация выглядит именно так, как ее описывает мужчина.

Но отступать все равно не собираюсь.

— Ты не заберешь у меня девочку, — мотаю головой.

Моргаю, чтобы сдержать слезы. Но они, гадство, все равно появляются и повисают на ресницах. Опускаю глаза, чтобы не показывать слабость.

— Она — моя, — шепчу, как заклинание.

Это вообще дар богов, что малышка родилась, хотя срок у Лизы был чуть больше шести месяцев. И она практически сразу впала в кому.

— Перестань делать из меня монстра. Я сразу сказал, как мы поступим, — звучит уверенно и бескомпромиссно.

Привыкший командовать Гроссо все уже решил за нас всех.

Сжимаюсь под тяжестью очередных проблем, что вновь грозят обрушиться на мои слабые плечи. С таким, как ОН, я вряд ли справлюсь.

Но вместо того, чтобы отойти, заняв, так сказать, свою линию обороны, Алекс прижимает меня сильнее к себе и приподнимает лицо за подбородок.

— Не плачь, пожалуйста. Я — не враг. Тебе стоит только немного подумать, и ты поймешь, что мое решение — единственно верное.

Глава 14

— Ты понимаешь, как бредово это звучит?

Выдаю спустя время и упираюсь взглядом в совершенно расслабленно сидящего напротив меня Алекса.

Я в который раз не могу предугадать его поведение. Когда предполагаю шутку, он серьезен, когда жду нападения, он протягивает руку, когда я ощущаю, что он меня толкает в пропасть, Гроссо, наоборот, прижимает теснее, обещая поддержку.

Каждый раз этот мужчина открывается передо мной с новой стороны, как многогранник. Очень сложный, всегда новый, но вместе с тем неимоверно притягательный.