Тяжелый хлеб

– - А я тебе выхлопотал, -- заговорил он по дороге: -- треножить тебя не будет, выселять не станет. Живи хоть год. Только одно беда: никак этого борова уломать нельзя, чтобы он представление разрешил. Пусть по домам, говорит ходит, а публично ни за что! Вот поди ж!
– - окончил доктор и пыхтя стал подниматься по лесенке.

Сусликов вздохнул.

– - Все плохо.

Он вошел следом за доктором в каморку. Доктор подошел к Ольге, взглянул на нее и нахмурился.

– - Беги скорее к хозяйке за льдом!
– - приказал он: -- да давай тряпки, я компресс устрою.

Антон бросился к двери.

– - Я через Никитку, живо!
– - сказал он торопливо.

– - Что с нею?
– - испуганно спросил Сусликов.

– - Жаба!
– - ответил он: -- а, может, и дифтерит будет! Все от Бога.

Он взял от Сусликова два грубых полотенца и из них устроил Ольге компресс на шею.

Запыхавшийся Антон принес каменную чашку, набитую снегом.

– - Льду нет, снег!

– - Снег, так снег! Клади на голову! Погоди, во что же?

Антон сдернул с своей головы картуз.

– - Стой, -- остановил его Сусликов и вынул из чемодана войлочный, остроконечный колпак, который надевал, когда работал клоуном.

Доктор весело засмеялся и, набив колпак снегом, приложил его к темени Ольги.

Она стонала и не сознавала окружающего, хотя и лежала с открытыми глазами.

– - Ну вот и ладно!
– - сказал доктор: -- к вечеру зайду слова.

Он дал еще несколько советов и собрался идти.

– - Что же вам делать?
– - убитым голосом, спросил Сусликов.

Доктор развел руками...

– - Одно посоветую. Я всем про тебя говорил. Иди, проси по домам.

Сходя к Денисовой, к Ахалцыковой, к Селивановой. Я, покажу тебе дорогу! Идем...

– - Иди, -- сказал Антон: -- я присмотрю. А то все околеем!

В его голосе послышалось дружеское чувство. Сусликов взглянул на него с благодарностью и вышел вместе с доктором.

IX.

Уездная казначейша Денисова видела несколько раз уездную предводительницу и переняла от нее "все хорошие манеры", поэтому, когда ей доложили о приходе Сусликова, она послала девку Парашку узнать, кто такой Сусликов и что ему надо, хотя отлично знала о нем по рассказам доктора. Потом она заставила прождать себя и прихожей с добрые четверть часа и, наконец, вышла к нему, окидывая его с ног до головы холодным взглядом.

Сусликов низко поклонился и, заикаясь от смущения, обратился к ней с речью.

Только в ней одной и надежда. Доктор говорил, что ее благородие может во многом помочь, если бы можно устроить спектакль. Он бы поработал. Денег ни гроша, жена больна, исправник гонит.

Голос Сусликова дрогнул; он замолчал и опустил голову.

– - Да-а, -- протянула Денисова в ей показалось, что она сама предводительница, а перед нею бедный проситель о пособии.
– - Да-а, мне говорили о тебе, голубчик! Что же, я все сделаю, я не отказываюсь. Вот я скажу исправнику, чтобы он не гнал тебя, а потом -- подумаю. Если можно будет... Ты зайди ко мне послезавтра.

– - Ваше благородие, да где же время-то? У меня и так уже ни гроша.

– - Что же я сделаю тебе, мой друг? Будь терпелив! Сразу ничего не делается... -- и она повернулась к нему спиною. Сусликов спохватился.

– - Ваше благородие, если я добьюсь спектакля, позвольте вам место оставить!

– - Оставь, я никогда не отказываю в помощи!
– - она кивнула головою и, шурша юбкою, вышла из прихожей.

Сусликов грустно повернулся к дверям, а казначейша на целый день была в хорошем расположении духа, чувствуя себя на вершине общественной лестницы в сравнении с этим жалким фокусником.

Ахалцыкова, жена частного поверенного, была в противоположность казначейше, нигилисткой и к своему удовольствию замечала, что ее резкие суждения приводят подчас в содрогание исправника, с которым она принципиально была во враждебных отношениях.

Она считала себя погибающей в глуши и поэтому, скупив где-то по случаю чуть не все книжки "Современника", целый день лежала на диване, курила папиросы и с замиранием духа читала полемические статьи.

Сусликова она велела ввести в гостиную и предложила ему папироску.

– - Я уже слыхала, -- сказала она, -- об омерзительном поступке исправника и, поверьте, не оставлю так этого дела. Я уже послала корреспонденцию!..

Сусликов униженно поклонился ей и повторил свою речь, сказанную перед этим казначейше.

– - Да, да, я понимаю ваше положение, -- произнесла Ахалцыкова, бросая докуренную папиросу на пол: -- положение пролетария среди сытых, откормленных буржуа. Сегодня же вечером я предложу устроить литературный вечер в вашу пользу,

– - Спектакль бы!
– - робко сказал Сусликов: -- я бы поработал.

– - Хорошо, хорошо, я подумаю, -- согласилась Ахалцыкова.

– - Сусликов понял, что ему не дождаться помощи и попросил на случай чего не отказать купить билетик.

– - Всякий нуждающийся может на меня рассчитывать, -- ответила Ахалцыкова: -- если у меня что и есть, то только для того, чтобы помогать!
– - и, кивнув Сусликову, она опустила глаза на раскрытую страницу "Современника".

Каждое новое посещение Сусликовым кого-нибудь поражало его новым ударом и увеличивало горечь его положении.

Он шел по улице и не чувствовал холодного пронзительного ветра, рвавшего на нем пальто. Все его мысли были заняты изысканием способа достать денег, чтобы удрать из этого проклятого места, и в то же время сердце его мучительно ныло тоскою по хворающей Ольге.

Он вошел в кухню Селивановых. Сама Селиванова стояла в кухне и что-то делала у кухонного стола, перебраниваясь с кухаркою, от которой ее трудно было отличить, если бы не властный голос: также кругло и красно было ее лицо, также объемиста была ее талия и также были засучены рукава простого ситцевого платья на ее жирных мясистых руках.

– - Знаю, знаю, слыхала про тебя, рассказывали, -- встретила та Сусликова, едва тот начал излагать ей свою просьбу, -- Только что ж я могу тебе сделать, горемычный? Вот разве муж с завода приедет...

Сам Селиванов был водочный заводчик и богатейший кабатчик.

– - А на счет исправника -- не беспокойся!
– - Я уж прикрикнула на него. Поесть чего не хочешь ли?
– - окончила она ласково.

Сусликову было не до еды.

Он еще раз поклонился и попросил позволения иметь ее на случай.