Тыл-фронт

Из правого крыла донеслась частая стрельба, взрывы гранат, выкрик Федорчука: «Держись, самураи!»

Рощин перебежал в каземат правого орудия. В глубине туннеля чернел проем открытой двери, из которой беспрерывно строчил ручной пулемет, сухо щелкали пистолетные выстрелы. За невысоким порогом залегло несколько японцев. «Вот он, офицерский каземат», догадался Рощин, расстегивая сумку с гранатами.

Разведчики Федорчука укрылись в пустой нише для боеприпасов, трое японцев лежало посреди туннеля, широко разметав руки. От двери к нише ползком подбирался японец с зажатой в руке круглой гранатой «кыской».

Рощин выхватил из сумки две гранаты, и одну за другой бросил к дверям. Пулемет захлебнулся, залегшие за порогом японцы нырнули в боковой ходок. «Если там запасной выход, уйдут», — забеспокоился майор, саженными прыжками направляясь к офицерскому каземату.

Из дверей выбежало два офицера. Не целясь, Рощин выпустил обойму. Передний, тучный, грузно осел, второй, часто нажимая на гашетку пистолета, пробирался к боковому туннелю. Из укрытия выскочил Федорчук и, перегоняя Рощина, кинулся к офицеру.

— Бросай гранату! — крикнул майор. Но, взмахнув зажатой в руке гранатой, старшина вдруг резко остановился и остолбенел.

— Бросай! — крикнул Рощин.

Федорчук не сделал этого. Вырвав гранату, Рощин бросил ее в офицерский каземат.

— Вин!.. Вин, гад! — словно пробужденный этим выкрикнул старшина и ринулся в боковой туннель. — Живьем возьму!

Ничего не поняв, Рощин ворвался в офицерский каземат. У стола, силясь дотянуться к опрокинутому телефону, стоял на четвереньках подпоручик. Изо рта у него хлестала кровь.

Заметив Рощина, офицер сделал попытку поднять пистолет, но судорожно дернувшись, ткнулся головой о стол.

Рощин поднял телефонную трубку и приложил к уху. «Маси-маси! Маси-маси!»^[17] — услышал он обеспокоенный голос.

Из форта снова донеслась частая автоматная стрельба, потом гулко взорвалась противотанковая граната. Рощин выбежал из офицерского блиндажа и направился в темный боковой туннель. Несколько раз он спотыкался о тела убитых. В самом конце, у металлической двери, увидел Федорчука с несколькими разведчиками.

— Отут, в каземате, засило человек пять, — пояснил старшина. — Пуля дверь не пробива, противотанковая граната тоже, не бэрэ… Открывай, гад! — вдруг забарабанил он в дверь ногой. — Все равно достану, гадина!

— Кого? — удивился Рощин.

— Майор из Новоселовской заставы. Я его и в темноте узнаю…

Пристально взглянув на Федорчука, Рощин подошел к двери и несколько раз стукнул в нее кулаком.

— Господин майор! Предлагаю сдаться. Через пять минут каземат будет взорван, — громко проговорил он. Выждав несколько минут, распорядился: — Пошлите разведчика к Селину за толовыми шашками, взорвите дверь.

Оставив Федорчука у каземата, Рощин вышел к орудиям. Взобравшись на станину, Селин с двумя разведчиками разбирал пятипудовые орудийные затворы и выбрасывал части в амбразуру.

У люков в солдатские казематы по-прежнему, стояло несколько человек. Из-под пола доносился тяжелый стон.

— Выходить предлагали? — спросил Рощин.

— Предлагали, отстреливаются, — ответило несколько голосов.

Неожиданно в форт ворвался густой гул. Рощин, подошел к орудию и взглянул в амбразуру. В засвеченном зарею небе на юг шли тяжелые бомбардировщики. Где-то совсем близко загрохотало, загудело.

— Началось! — проговорил Рощин и, с минуту подумав, махнул наблюдавшим за ним разведчикам рукой.

— Кончайте!

* * *

За несколько дней до начала маньчжурской операции из пограничных войск сабуровской зоны сформировали группы для ликвидации японских диверсионно-разведывательных отрядов и полицейских постов. Командиром Хуньчуньской группы был назначен Козырев. Приказ начальника зоны привел Козырева в восторг: «Уничтожьте Хуньчуньский полицейский пост, сохраните архивы: без крайней необходимости в бой полевых частей не вмешивайтесь…»

Действовавший на новоселовском направлении штурмовой батальон в самом начале операции напоролся на позиции заградительного отряда, состоявшего наполовину из рейдовиков Кислицына и солдат императора Пу И. Поднялась беспорядочная стрельба, над дальними сопками взвились осветительные ракеты.

Заградительный отряд защищался отчаянно, с удивительным упорством. Приняв, очевидно, взвод разведки штурмового батальона за поисковую группу, рейдовики и маньчжуры с угрожающими выкриками и яростью бросились в атаку.

Услышав в выкриках русскую матерщину, бойцы штурмового батальона ринулись напролом. Стрельба на время приутихла, захлопали гранаты, послышались надсадные вздохи, лязг оружия, хряст, стоны. Визгливо полоснул воздух дикий выкрик: «Помилуй, братцы, я русский!» И где-то на самой высокой ноте оборвался. Темнота стала до тошноты жуткой. Не выдержав ошеломляющего удара, заградительный отряд с диким ревом, давя друг друга, ринулся к Тайпинлинскому перевалу.

На сопках, по ту сторону пади Широкой, в небо змеями скользнули ракеты. Стало светло. Японцы заметили бегущих заградителей и открыли пулеметный, огонь.

Воспользовавшись переполохом, Козырев повел свою группу на Хуньчуньский полицейский пост в обход по пусто поросшему Барановскому распадку.

Хуньчуньский пост находился в двадцати километрах от границы по дороге на Мулин. Насчитывалось в нем до трех десятков полицейских постоянного гарнизона, а в пору «диверсионных пик» набиралось до полусотни. Двор был обнесен двухметровой глинобитной стеной и проволочным заграждением. Кроме штатного вооружения, пост имел два бронеавтомобиля «Сумида» и полдесятка тяжелых пулеметов.

Когда группа Козырева подошла к мулинской дороге, по ней, шлепая грязью, рысцой пробегала какая-то пехотная часть. Офицеры сердито покрикивали на спотыкавшихся в темноте солдат. «Часика на два можно задержать, — заключил Козырев. — И невероятный бедлам поднимется».

— После выстрела забросать гранатами, — шепнул он по цепи. — Отходить в Горелую падь.

— Готовы! — возвратилось к нему через несколько минут.

Выждав, пока на дороге появилась новая колонна, Козырев выстрелил из пистолета. И сейчас же ночь раскололась от взрывов и грохота, градом зашумели осколки, поднялся панический крик.