Тыл-фронт

— Эмигрантке! — объявил Рощин.

— Вот как!.. Простите, товарищ майор, ваше имя и фамилия?

— Рощин… Анатолий Рощин!

— Одевайте халат! — вдруг скомандовала военфельдшер. — Придется сделать исключение… Что же вы, медведь этакий! — уже с лукавством проговорила она. — Не уберегли такую девушку, а теперь и глаз не показываете? Я хотела уже звонить вашему начальнику, Она уже в бреду все свои чувства выложила. Первое, что спросила, очнувшись: «Что с господином майором?.. Вы не обманываете меня, сударыня?» — скопировала она Вареньку.

— Простите… Мне бы нужно сообщить в штаб дежурному, где я нахожусь, — промямлил он, поглядывая на дверь.

— Я сама сообщу, идемте! Только уговор: я и сестра говорили ей, что вы приходите ежедневно, но главврач не разрешает пока свидания. И она ничего не знает об убийстве старика.

Варенька лежала на спине. Ее бледное лицо трудно различалось на подушке. Скорее оно угадывалось по пышным разбросанным волосам и большим кругам глаз.

— Сегодня, сударыня, главврач сделал вам поблажку! — объявила военфельдшер, задерживая на мгновение Рощина за дверью.

Варенька чуть слышно вскрикнула.

— Лежите спокойно или я его удалю! — даже испугалась фельдшер.

Варенька закрыла глаза. По щекам двумя ручейками поползли слезы.

— Здравствуйте, Варенька! — тихо проговорил Рощин, присаживаясь на поданный табурет и ставя на пол корзину.

Варенька молча качнула головой, закусив слегка нижнюю губу. Потом открыла глаза и посмотрела на Рощина.

— Это… вы, сударь? — чуть слышно спросила она. — Какой вы добрый! Меня все время обманывали, что вы приходите каждый день… Я думала с вами несчастье…

— Почему обманывали! — воскликнул Рощин, но тут же поняв, что ему не соврать, виновато признался: — Я не приходил, Варенька!

— А почему не приходит крестный?

— К вам главврач не разрешает. Потом, крестному плохо… Не плохо, а… — и Рощин совсем запутался.

— Я вам говорила, сударь, что вы не умеете лгать, — слабо улыбнулась Варенька. — Я не стану вас мучить расспросами о крестном, раз вы не желаете отвечать… Это вы мне принесли цветы?

— Вам, Варенька! — обрадовался Рощин, поднимая корзину с пола. — Вот смотрите, какие яркие!

— А это не наши цветы! Вы купили их?

— Да… И знаете, что пела цветочница?

Придите на цветы взглянуть,

Всего одна минута!

Приколет розу вам на грудь

Цветочница Анюта…

— И она напомнила вам обо мне?

— Нет, Варенька! Я вас не забывал, но мне было эти дни плохо, и я не мог прийти, — пояснил он.

— Из-за меня, сударь?

— Нет!.. Не называйте меня сударь, — попросил Рощин.

— Анатолий?

Рощин молча подтвердил головой.

От волнения и слабости Варенька непроизвольно втачала дремать. Лицо ее было спокойно, на воспаленных губах замерла улыбка. Но при малейшем движении Рощина она испуганно расширяла глаза, и в них вставала мольба не уходить.

Неожиданно за дверью послышались возбужденные голоса. Они приближались к палате.

— Перестаньте вы со своими санитарными нежностями! — узнал он голос адъютанта командующего. — Он нужен немедленно! Это приказ, а не игра! Где он? «Возможно меня?» — подумал Рощин и выглянул в коридор.

— Майор Рощин! — воскликнул адъютант. — Сейчас звонил командующий, приказал тебе взять две батареи артиллерийской бригады полковника Головко, взвод разведчиков армейского дивизиона и к утру с этими силами быть на станции Пинфань… Черт его знает, что там случилось? Может, японцы…

— Хорошо, хорошо! Иди! Сейчас буду! — почти вытолкал его Рощин из палаты.

Варенька испуганно смотрела на него.

— Это опасно, Анатолий? — спросила она.

— Нет, Варенька! Серьезного ничего не может быть! Может, где два-три японца уцелело…

— Зачем же столько войск?

— Просто… Ничего неизвестно.

— Вот видите! Идите! Вас ждут!

— Прощайте, Варенька!

— Не нужно так, сударь! — в ужасе воскликнула Варенька. — Скажите сию же минуту: «До свидания!»

— До свидания, Варенька! — тихо выполнил ее просьбу Рощин.

Но она продолжала смотреть на него с немым укором.

— Анатолий!.. Поцелуйте меня! — прошептала она. — Может, бог меня наказывает, и это будет все!..

* * *

В конце октября войскам был отдан приказ о возвращении на Родину. Советское правительство стремилось предоставить Китаю возможность, самостоятельно разобраться в своих внутренних делах. В это время генералиссимус Чан Кай-ши приказал частям Двадцать четвертой армейской группы спешно и скрытно выдвинуться к стратегическим важным пунктам, оставляемым советскими войсками. Уже в ночь на 12 октября в двадцати километрах от Харбина, на станции Пинфань появился смешанный полуторатысячный отряд генералиссимуса Чан Кай-ши. В его походном охранении шло три сотни японо-маньчжурских неразоруженных военнопленных, в задачу которых входило «ликвидировать сопротивление коммунистических войск Китая».

Вымещая горечь поражения, японцы за шесть суток марша добросовестно расстреляли до полутысячи китайцев и с такой же страстностью обстреляли стоявший на станции Пинфань Второй батальон свиринского полка.

Рощин со своими подразделениями выехал в полночь. Толком он так ничего и не понял. Дежурный по штабу мало что добавил к словам адъютанта. Он пояснил только, что майору приказано к утру сосредоточиться на южной окраине Пинфань в районе развалин и поступить в распоряжение подполковника Свирина. Это еще больше встревожило Рощина.

«Такого рубаку зря не пошлют», — думал майор.

Времени было достаточно, и Рощин вел колонну на пониженной скорости. На последних километрах он выдвинул в передовой разъезд автомашину с отделением автоматчиков и одно орудие с прислугой.

Уже под станцией его автоколонна догнала какое-то стрелковое подразделение.

— Какой части? — приостановив машину, спросил. Рощин какого-то капитана…

— Подполковника Свирина! — отозвался тот.

— Где подполковник?

— Уже в Пинфане! Еще с вечера выехал.