Тыл-фронт
Шрифт:
В этот раз Танака увидел подполковника, который в памятную ночь офицерского восстания руководил дворцовой группой и лично убил начальника лейб-гвардии генерала. Мори. Он совсем преобразился: модный костюм европейского покроя, большие очки в роговой оправе, трость. Подполковник бесстрашно расхаживал неподалеку от подъезда штаба, очевидно, кого-то поджидая. «Не думает ли он отправить Макартура в потусторонний мир?» — довольно подумал Танака, вглядываясь по сторонам и направляясь к подполковнику.
— Танака-сан! — удивленно и радостно воскликнул тот, заметив майора. — Верные слуги государя не должны оставлять его в терзаниях
— Безусловно! — охотно согласился Танака, ощупывая взглядом карманы собеседника, но они были пусты. — Я состою в партии «Тенгуто», — добавил майор. — Длинноволосых домовых! — рассмеялся подполковник, но, заметив недовольную гримасу Танака, быстро добавил: — Это хорошая партия, но сейчас нужны не слова, а дела!
— Ты собираешься убить кого-нибудь из американцев? — с окрепшей надеждой спросил Танака.
— Нет! Я собираюсь встретиться с американцем, — с хитрой улыбкой ответил тот.
— Ты хочешь прислуживать им? — уже враждебно осведомился Танака.
Подполковник похлопал его по плечу и рассмеялся. Танака не понравилась его чрезмерная веселость.
— Тебе бы тоже не мешало прислуживать им! — объявил подполковник. — Штаб Макартура создает организационный армейский отдел. Пока он будет называться «Лига службы безопасности». В ее задачу входит обнаружить всех уцелевших офицеров, установить с ними связь…
— И продать Макартуру? — зло прервал его Танака. — Макартуру они нужны как будущая армия, — возразил подполковник. — Как только уймется победный марш Потсдамской декларации, они потребуются. Подожди, я тебя сейчас представлю этому полковничку! — пояснил подполковник.
Танака взглянул на приближавшегося к ним американца и обмер. В нем он узнал немца Ремера, которого ударил палкой в Харбине в минуту молчания. Но теперь этот «немец» был в форме американского полковника, с раздобревшим, самодовольным лицом. Первой мыслью майора было — бежать.
Танака инстинктивно сунул руку в карман.
— Спокойно, майор! — вдруг выкрикнул полковник. — Мы, кажется, встречались? — уже вежливо осведомился он.
— Так точно, господин полковник! — испугавшись его окрика, ответил Танака.
— Вы, кажется, деловой офицер, а шутите с этим, — показал Свенсон на карман.
— У меня здесь ничего нет! — поспешил заверить Танака. — Старая привычка!
— Вернее, не старая, а маньчжурская! — громко рассмеялся полковник. — Это вы его привел? — обратился он к подполковнику.
— Нет! — почтительно ответил тот. — Встретились случайно здесь.
— Конечно, он ничего не знает? — иронически взглянул на него Свенсон.
— Нет! — твердо ответил подполковник. — Японские офицеры умеют молчать!
— С другими, а не между собой! — возразил полковник. — Ему можно доверять?
— Так же, как мне! — заверил подполковник.
— Тогда идемте оба!
Уже 8 сентября полковник Свенсон не только облачился в мундир своей армии, но и получил назначение при штабе Макартура в отделе военной разведки. Начальник отдела генерал-майор Чарлз Уиллоуби поручил полковнику изучение японского офицерского корпуса и отбор кандидатов для «демократизации» полиции.
Воспользовавшись рекомендациями начальника токийской полиции, Свенсон разыскал несколько армейских и жандармских офицеров с «чистыми» послужными списками и создал из них организационный отдел — «Лигу
службы безопасности».Подбор офицеров был связан с целым рядом трудностей: во-первых, большая часть их затерялась в провинции, во-вторых, они проявляли большую осторожность и, главное, многие из них принадлежали к тихоокеанским армиям и в период оккупации англо-американских владений отличились зверствами. Эта группа теперь была зачислена в категорию военных преступников и разыскивалась специальным отделом для предания правосудию.
Не желая попасть в неловкое положение, Свенсон не торопил с работой ни себя, ни других. По этим же причинам он так благосклонно отнесся и к Танака. Формально он каких-либо обвинений за удар хлыстом предъявить майору не мог. «Минута молчания» введена не им, но офицер обязан был требовать ее уважения. Тем более, Танака принадлежал к офицерам Квантунской армии.
— Вы родственник барона Танака? — осведомился Свенсон, когда они вошли в его мрачный полутемный кабинет.
— Сын! — подтвердил майор.
— Войсками Восточного района командовал ваш дядя? — обрадовался полковник своей находке. — Вы какую должность занимали в войсках Квантунской армии?
— Офицер разведывательно-диверсионной службы, — доложил Танака.
Свенсон теперь даже с некоторым восхищением смотрел на майора. Потом строго выговорил:
— Я мог бы вас расстрелять за издевательство над военнопленными, — уточнил он обвинение. — Но сейчас не время сводить личные счеты. В вашей стране не по дням, а по часам возрастает коммунистическое влияние. Через год-два из России возвратятся военнопленные, и тогда может создаться очень опасная обстановка. Если вы сейчас не возьметесь за ум и будете считать нас врагами, можете потерять все и… безвозвратно! Неужели ваши офицеры настолько тупы и недальновидны, что не могут понять простой истины: враги не Америка и Англия, а Россия и ваши собственные коммунисты!
— Они и ваши враги, но вы идете у них на поводу, — возразил Танака. — Консервативная Япония была бы лучшим вашим союзником в этой борьбе.
— Сейчас игра с Россией — игра с огнем! — недовольно поморщился Свенсон. — Вы много напортили, развязав войну на Тихом океане.
Под конец Свенсон предложил Танака написать все, что ему известно о разведывательно-диверсионной службе, перечислить всех агентов в России и Маньчжурии, а также тех, на чью помощь можно рассчитывать.
— Мы привлекаем некоторых японских офицеров к секретной работе, — заключил Свенсон, пристально глядя в глаза Танака. — Но требуем от них, чтобы они никому не рассказывали о своей работе, даже родным и близким!
Полковник Свенсон и майор Танака нашли общий язык и расстались друзьями.
3
Через несколько дней после Пинфаньской диверсии, в воскресенье, Рощин собрался было навестить Вареньку, как в доме появился посыльный и доложил, что его вызывает начальник штаба.
Рощин почувствовал досаду. «И в воскресенье что-то придумали!» — и принялся переодеваться в повседневную форму.
После встречи перед выездом в Пинфань, Рощин не виделся с Варенькой. Сегодня он собрался поговорить с ней и узнать ее желание, на кого оставить дом, так как собрался переехать в гостиницу.