У царских врат

Карено. Что? Разв это правда? Улыбаясь. Какіе пустяки!

Фру Карено. Мн такъ кажется.

Карено. Но ты всегда дома. Ты или въ комнатахъ, или въ кухн, я тебя всегда могу найти. Я всегда знаю, гд ты у меня.

Фру Карено. О, теб не слдовало бы быть такъ увреннымъ въ этомъ.

Карено. Что такое? Я не долженъ быть увренъ, что ты всегда со мной?

Фру Карено, измнивъ тонъ, принужденно улыбаясь. Я хотла сказать, — въ томъ, гд я. Ты не долженъ быть увренъ, гд ты меня можешь найти.

Карено, смясь. Ахъ, вотъ какъ, теперь ты хочешь поиграть на другой струнк? Перестать быть домосдкой? Пропадать цлые дни?

Фру Карено молчитъ.

Карено, раскладывая на стол бумаги. Такъ вотъ, Элина, о чемъ ты думаешь? А я думаю о своей работ. Тепло. О, сегодня я напишу чудную главу. Закуриваетъ трубку и беретъ перо.

Слышно, какъ хлопаетъ калитка.

Kapено. Ахъ, Элина, погляди, кто это!

Фру Карено. Какой-то незнакомый господинъ.

Профессоръ Гиллингъ, 60 лтъ, съ сдыми волосами, въ большой срой войлочной шляп, толстомъ пальто и съ пенснэ на шнурк, входитъ медленно въ садъ. Останавливается и смотритъ на веранду; замчая Карено и жену, идетъ къ столу.

Карено встаетъ. Профессоръ…

Фру Карено тихо. Кто это, Иваръ?

Карено не отвчаетъ.

Фру Карено. Кто это? Разв ты не слышишь? Ахъ, какой ты несносный.

Профессоръ кланяется. Здравствуйте, любезный Карено. Простите, что я такъ безцеремонно Кланяется Фру Карено, которая отходитъ, стоитъ въ дверяхъ веранды и слушаетъ разговоръ являюсь къ вамъ. Протягиваетъ руку. Я живу здсь неподалеку и зашелъ къ вамъ, проходя мимо.

Карено, снявъ шляпу. Не хотите ли войти, господинъ профессоръ?

Профессоръ. Ахъ, нтъ, благодарю васъ. Позвольте мн приссть здсь, у меня въ распоряженіи всего нсколько минутъ. Садится на скамейку, все время держитъ палку подъ мышкой, осматривается. У васъ и садъ, господинъ Карено? Вы здсь работаете?

Kapено. Да, иногда.

Профессоръ. Вы, вроятно, очень много работаете? Вы потеряли свой прежній румянецъ. Я отлично васъ помню, когда вы ходили на мои лекціи.

Карено. Я и теперь хожу на ваши лекціи, господинъ профессоръ. Всегда, когда у меня есть время.

Профессоръ. Вотъ какъ? Да, я съ большимъ интересомъ прочелъ вашу работу. Улыбаясь. Потому что вдь вы нкоторымъ образомъ — мой ученикъ, еще съ давнихъ временъ. За двумя учениками я слжу съ интересомъ — это вы я Іервенъ. Вы вдь знакомы съ Іервеномъ?

Kapено. Да. Я близко знакомъ съ нимъ.

Профессоръ. За послднее время вы, несомннно, сильно вліяли на него. На немъ есть — или по крайней мр былъ до послдняго времени — отпечатокъ вашей силы, хотя онъ и очень далекъ отъ широты вашего умственнаго горизонта. Но его докторская диссертація все-таки очень дльная работа.

Карено. Я еще ее не читалъ.

Профессоръ. Она будетъ напечатана. Факультетъ, разумется, ее сейчасъ же принялъ. Въ ней столько умренности и благоразумія, что вы бы его и не узнали; полный переворотъ.

Карено. Переворотъ?

Профессоръ. Да, мн кажется, я называю это правильно. Полнйшій переворотъ сравнительно съ прежнимъ. Улыбаясь. Потому что Іервенъ не былъ изъ самыхъ благоразумныхъ. Но теперь онъ, повидимому, одумался. О, Іервенъ этимъ уже кое-чего достигъ; черезъ нсколько дней онъ — докторъ, затмъ и стипендіатъ. Ни у кого нтъ на это больше правъ, чмъ у него. Стипендія вдь не шутка, вамъ тоже слдовало бы подумать объ этомъ, Карено. Не присядете ли и вы? Поворачивается на лавк. Здсь хватитъ мста на двоихъ.

Карено кланяется, садится на край стола к откладываетъ въ сторону шляпу.

Профессоръ. Я читалъ вашу послднюю работу. Долженъ признаться, я питаю большое уваженіе къ вашему таланту. Я показывалъ ее сегодня утромъ профессору Валю и сказалъ: "современемъ онъ будетъ нашимъ коллегой".

Карено длаетъ движеніе.

Профессоръ. Да, это надо признать за вами; вашихъ способностей отрицать нельзя. Собственно, я не вполн согласенъ со многими вашими нападками на Стюарта Милля и, улыбаясь, на меня. Намъ кажется, что вы немного ошибаетесь. Это всегда можетъ случиться.

Карено. Я писалъ эту работу въ свободные часы. Она не иметъ претензіи исчерпать вопросъ.

Профессоръ. Нтъ, я это понимаю. Осматривается. Да, право, у васъ здсь очень мило и уютно. Что это тамъ? Указываетъ. Тамъ на дерев? Встаетъ и идетъ къ дереву.

Карено идетъ за нимъ. Это ракетныя трубки, остатки соженнаго фейерверка. Это осталось посл прежняго жильца. А я такъ и не снялъ ихъ.

Профессоръ. А кто здсь жилъ?

Карено. Поэтъ Иргенсъ.

Профессоръ, осматривая. Въ такомъ искусственномъ освщеніи много красокъ. Столько яркихъ красокъ. Возвращается назадъ къ лавк и садится. Гм… Не сердитесь, если я, какъ старикъ, позволю себ дать вамъ парочку добрыхъ совтовъ. Если бы я въ молодости встртилъ помощь опытнаго человка, то это было бы мн очень полезно. Но помощь пришла, когда я уже заблудился. Такъ почти всегда случается. Вотъ я и подумалъ, не зайти ли мн къ вамъ сегодня. Смотритъ на часы. Короче говоря, было бы очень жаль, если бы ваши блестящія способности прошли незамченными, и мн кажется, что на мн лежитъ нкоторая отвтственность за это.

Карено. Со стороны господина профессора было очень любезно вспомнить обо мн.

Профессоръ. Видите ли, Карено, у меня есть — не скажу, блестящее, это было бы слишкомъ, — но извстное положеніе, нчто вполн опредленное. Во всякомъ случа въ лагер моихъ враговъ ко мн относятся не слишкомъ справедливо; я либеральный и современный человкъ, ученикъ свободомыслящаго англійскаго мыслителя, а многимъ это кажется ужасно радикальнымъ. Ну, однимъ словомъ, у меня есть положеніе и маленькое имя. Мн кланяются на улиц, и мое мнніе не всегда, можетъ быть, проходитъ незамченнымъ. Имя мое небезызвстно и за границей. Но не всегда было такъ. Въ свое время и я былъ молодъ, очень молодъ. Въ вашемъ возраст я хотлъ длать то же, что длаете вы теперь. Мн хотлось прежде всего возстать противъ чего-нибудь. Смется. Я возставалъ какъ разъ противъ классиковъ! Теперь мн это только смшно, но тогда я искренно думалъ, что эти старые писатели не вполн заслужили свою славу. Молодо-зелено, видите ли. Какъ вы думаете, сколько мн было тогда лтъ?

Карено хочетъ отвчать.

Профессоръ. Двадцать девять лтъ. Теперь судите сами. Да, я почти держался того мннія, что классики, ни какъ поэты, ни какъ носители культуры, не заслуживали того, чтобы ихъ перепечатывали въ наше время. Поздне, я, слава Богу, перемнилъ взглядъ на ихъ значеніе. Я говорилъ: эти старинные авторы были хороши для своего времени; но — говорилъ я — ихъ произведенія, въ смысл искусства, и ихъ авторская производительность, какъ умственныя откровенія, далеко уступаютъ современнымъ поэтамъ. Въ то время я былъ совершенно слпъ къ вчной недосягаемости классиковъ. А что они дали, какъ носители культуры? Ученіе Аристотеля о Цимекс, который происходитъ изъ пота животныхъ; утвержденіе Виргилія, что пчелы зарождаются во внутренностяхъ лнивыхъ животныхъ; мнніе Гомера, что больные люди одержимы демонами; выдумки Плинія лчить пьяницъ совиными яйцами — все это и многое другое казалось мн смшнымъ, ужасно смшнымъ. Я могъ бы, конечно, теперь написать совсмъ другую уже книгу, чтобы воздать громкую славу классикамъ; потому что они продолжаютъ быть ими, только я въ этомъ дл понимаю теперь нсколько больше, чмъ тогда. Я не знаю, читали ли вы это мое давнишнее сочиненіе.