У царских врат

Фру Карено. Богъ тебя знаетъ, о чемъ ты думаешь. Вдругъ подвигается ближе къ Бондесену. Представьте себ, я слышу, какъ идутъ ваши часы.

Бондесенъ. Надюсь, я могу остаться на своемъ мст!

Фру Карено. О да, вы сидите совсмъ не такъ близко.

Бондесенъ. Это, вроятно, вы слышите біеніе моего сердца, сударыня.

Фру Карено, взглядывая на Карено, наклоняетъ ухо къ Бондесену; улыбается. Они смются и болтаютъ.

Іервенъ къ Карено. Видишь ли, то, что со мной случилось… совсмъ не весело. Нтъ. Я хотлъ поглядть, какой будетъ результатъ, если я самъ плюну себ въ лицо. Вотъ я это и сдлалъ.

Фрэкенъ встаетъ и подходитъ къ нему. Что съ тобой сегодня, Карстенъ?

Іервенъ. Что? Со мной ничего. Ступай и садись на свое мсто, Натали.

Фрэкенъ улыбается и идетъ назадъ на свое мсто.

Іервенъ къ Карено. Вообще, не слдовало бы желать думать и писать для людей. Къ чему? Идеаломъ должна быть жизнь прирожденнаго идіота въ двственномъ лсу — сидть и голодать и не имть настолько разума, чтобы подняться.

Карено. Ты это говоришь?

Іервенъ. Подумай, время бы шло, земля вертлась, — по-моему, пожалуйста, вертись себ сколько угодно, хе-хе-хе, — а я не подарилъ бы ни одной мысли ея дурацкому движенію. Я говорю, мысли? Ни одного даже проблеска ея, слышите? Мой мозгъ покоился бы, какъ слпорожденный.

Карено. Да, да!

Іервенъ. Никто не былъ бы человкомъ, но — предметомъ, вещью. Если бы кто-нибудь остановилъ меня на улиц и спросилъ про дорогу, мн хотлось бы, чтобы я могъ ему отвтить: "я не знаю. Спроси у другого газоваго фонаря".

Фрэкенъ. Карстенъ, ты усталъ отъ работы.

Іервенъ продолжаетъ. Во всякомъ случа, я хочу отказаться отъ мышленія. И ты тоже долженъ это сдлать, Карено; я теб это откровенно совтую. Надо жить на этой проклятой земл Іафета и еще мыслить за другихъ. Что людямъ длать съ мышленіемъ, скажи пожалуйста? Разв они и безъ этого не могутъ сажать картофель и писать картины? Ни отъ кого ничего не будемъ ожидать. Оглянись кругомъ на всю область. Въ ней живетъ два милліона людей, и всхъ ихъ зовутъ Олэ.

Бондесенъ. Сегодня вечеромъ онъ въ своей сфер.

Фрэкенъ. Мн кажется, я это понимаю.

Фру Карено, покачивая головой. Я, къ сожалнію — нтъ.

Бондесенъ. Я тоже, слава Богу.

Фру Карено. Мы съ вами будемъ лучше разговаривать о чемъ-нибудь боле понятномъ.

Бондесенъ. Напримръ, о томъ, что я близокъ къ тому, чтобы сдлать вамъ признаніе, сударыня.

Фру Карено. Ахъ, нтъ; вы этого не должны. Говоритъ намренно громко. Вы не должны длать признанія.

Бондесенъ. Но это только…

Фру Карено, улыбаясь. Фу, стыдитесь; отодвиньтесь-ка немного.

Бондесенъ. Вы меня не поняли; это очень невинное признаніе.

Фру Карено. Правда?

Бондесенъ. Я хотлъ вамъ сознаться, что я васъ тоже не совсмъ хорошо понимаю. Не больше, чмъ Іервена. Въ васъ есть что-то, что поражало меня все время, пока мы разговаривали.

Фру Карено. Да?

Бондесенъ. Когда вы сметесь и веселы, вы становитесь совсмъ, совсмъ молоденькой…

Фру Карено. Ну?

Бондесенъ. Но иногда вы точно задумываетесь о чемъ-то, и тогда вы такъ странно оглядываетесь… по всей комнат. Я не знаю, чего вы ищете взглядомъ…

Фру Карено внимательно. Дальше!

Бондесенъ. Да, и тогда вы словно готовы заплакать.

Фру Карено сидитъ неподвижно, взволнованно встаетъ и отходитъ.

Фрэкенъ къ Іервену. Ты усталъ, Карстенъ?

Iepвенъ покачиваетъ головой.

Фрэкенъ. Ты очень блденъ.

Iepвенъ качаетъ головой.

Карено обнимаетъ жену. Ну, Элина, о чемъ ты замечталась?

Фру Карено коротко. Ни о чемъ. Идетъ назадъ къ Бондесену, принуждая себя. Нтъ, вы не должны больше такъ говорить, я ушла въ уголъ и покатывалась отъ смха надъ этимъ.

Бондесенъ. Жаль, что не здсь.

Фру Карено. Почему это?

Бондесенъ. Я бы увидлъ ваши блые зубки.

Фру Kapено, улыбаясь. Вы находите, что у меня такіе блые зубы?

Iepвенъ. Я знаю, что ты задумалъ, Карено. Ты хочешь отвести въ сторону Бондесена и спросить, что со мной сегодня вечеромъ. Не пьянъ ли я попросту.

Карено остался стоять. Нтъ, я никогда и не…

Іервенъ. Я ничего не пилъ, я только разгорячился.

Карено. Но, милый, никто и не думаетъ, что ты пьянъ.

Iepвенъ, улыбаясь. Конечно, нтъ. Разумется. Подойди же, старый дружище, и поговоримъ. Выходитъ, что ты не хочешь побесдовать со мной, мн такъ кажется.

Карено идетъ къ нему, смется. Я не хочу?.. Послушайте, господинъ Бондесенъ, — не выпилъ ли онъ, дйствительно, немножко?

Іервенъ. Ни капли. Но видишь, я такъ страшно радъ. Такъ безконечно счастливъ.

Карено. Мн этого не кажется. Хотя теб не отъ чего, собственно, печалиться.

Іервенъ. Конечно, нтъ. Впрочемъ, не будемъ говорить объ этомъ… Что, профессоръ Гиллингъ не пытался вчера совратить тебя немножко?

Карено, улыбаясь. Онъ давалъ мн хорошіе совты. Парочку добрыхъ совтовъ, какъ онъ выразился.

Іервенъ. Да, я знаю добрые совты профессора Гиллинга. Если онъ съ ними является, то только затмъ, чтобы поколебать въ другомъ то или другое хорошее намреніе. Вотъ и все.

Карено. Слышишь, Элина, Іервенъ думаетъ то же, что и я.