У любви не всегда красивое лицо

– Ты его взяла, - довольно холодно ответил я, она же только вздохнула, смерила меня все еще немного недоверчивым взглядом, а затем исчезла в доме. Вернулась она пять минут спустя, уже в сопровождении Густава. Мальчик, как только увидел меня, сразу побежал в моем направлении, она же поймала его за руку, а затем опустилась перед ним на колени и натянуто улыбнулась:

– Густав, мистер Эрик хочет взять тебя на прогулку, чтобы поближе познакомиться. А я пока уберу нашу комнату. Веди себя хорошо…

Девушка бросила на меня обеспокоенный взгляд. Я понимал, что она мать, и она боится за сына, но я ведь его отец, что плохого я могу сделать?

Кристин поцеловала сына и крепко обняла.

– Не безобразничай, Густав, - сказала она, поднимаясь на ноги.

Густав поднял на меня свои зеленые глаза и чуть озадаченно спросил:

– Мы будем друзьями?

– Лучшими друзьями, - улыбнулся я и протянул ему руку, - пойдем, пусть твоя мама занимается своими делами.

Мы пошли прямо по улице, но я спиной чувствовал, что Кристин все еще смотрит нам вслед.

– Итак, чем займемся?
– дружелюбно спросил я.

– Я хочу на пляж!

– Эрик! Эрик!
– мы обернулись и увидели бегущую к нам Кристин. Она запыхалась от бега и держалась за бок. Ради Христа, мы почти не отошли от дома Надира… Неужели она считает меня таким чудовищем, что не может доверить мне собственного сына?!

– Да, Кристин?
– я скрестил руки на груди и посмотрел на нее, а когда она ничего не ответила, я вздохнул.
– Густав, подожди здесь, - затем взял Кристин за руку выше локтя и отвел в сторону.

– Эр… - она хотела что-то сказать, но я сердито перебил ее. Мне уже надоело это подозрение.

– Что на тебя нашло, Кристин? Чего ты боишься? Ты взяла с меня обещание, я пальцем не трону ребенка!

– Я… - она вдруг тихо всхлипнула, и мне на минуту стало ее жалко, но в следующую секунду жалость прошла, ведь она сказала самую большую глупость, какую только могла сказать: - Я боюсь, что ты заберешь у меня Густава.

Я вздохнул, осторожно взял ее за плечи и прошептал:

– Я ничего не сделаю с Густавом и верну его тебе в целости и сохранности. Клянусь!

– Тогда обещай мне ужин.

Этого поворота я не ожидал, поэтому замешкался. Да, она вчера что-то об этом говорила…

– Ужин? Я же сказал тебе вчера, что если буду себя хорошо чувствовать – мы поужинаем, а если нет… - я пожал плечами, - ничего не обещаю.

– Эрик, я не успокоюсь!
– она немного сердито прищурилась.

– Ладно, - я сдался, - сегодня в пять поужинаем. А теперь я могу идти?

Девушка посмотрела через мое плечо на Густава, что послушно ждал меня, затем кивнула.

Я взял ребенка за руку, и мы пошли к пляжу. Только мы пришли, как Густав вырвался и побежал по теплому песку, весело смеясь:

– Давайте, мистер Эрик, догоните меня!

– Я не могу, я могу упасть, - вздохнул я, - мои ноги еще недостаточно окрепли.

Густав стянул с себя ботинки и подошел к воде.

– Не заходи слишком далеко, - предупредил я и улыбнулся. Так приятно, когда есть о ком беспокоиться. Так приятно, когда есть кому дарить свою любовь, свою нежность и свое тепло. Только сейчас я понял, как мне этого не хватало.

Я просто сидел на песке и наблюдал, как сын стоит на отмели и что-то разглядывает в воде, подвернув штанины. Он был так сильно похож на меня, что я невольно умилялся. Вдруг он наклонился, восторженно присвистнул, а за тем побежал ко мне. Он что-то нашел? – я невольно задался вопросом.

– Мистер Эрик! Мистер Эрик!
– возбужденно завопил мальчик, пытаясь перекричать крики чаек.
– Смотрите!

Ребенок подбежал ко мне, сел на колени и раскрыл закрытые ладони. Он держал обычную ракушку. Я невольно улыбнулся. Он еще так мал, что радуется таким безделицам.

– Правда, красивая? Как думаете, маме понравится?

– Думаю, что она будет в восторге.

Резко подул холодный ветер с моря, заставляя ребенка поежиться.

– Идем Густав, тут холодно, ты можешь простудиться.

– Но я не хочу домой… - вздохнул мальчик.

– А я и не собирался вести тебя домой, еще рано. Положи ракушку в карман, затем подаришь маме, а мы пойдем гулять дальше.

Сын весело кивнул, а затем быстро натянул ботинки, взял меня за руку и мы вышли на тротуар.

– Зачем мы пришли в Луна-Парк?
– спросил Густав, когда мы входили в ворота парка.

– Завтра последний день сезона и его закроют. Я думаю, ты захочешь тут развлечься и поиграть в игры…

– Правда?
– Густав с обожанием посмотрел на меня, когда я кивнул. Мое сердце забилось быстрее.

«Тааак, - немного насмешливо протянул внутренний голос, - Эрик начинает ладить с детьми! Это что-то! Неплохое начало», - приободрил меня он.

Ага, неплохое! И, как оказалось, это совсем не тяжело, нужно просто быть ласковым с детьми, научиться понимать их, угадывать их желания… Я даже и не думал, что смогу когда-нибудь так легко и непринужденно общаться со своим сыном, но у меня это уже довольно хорошо получалось! Я радостно засмеялся, а потом вдруг замер. Густав отпустил мою руку и побежал вперед, к темно красной палатке. О, нет… Я знал, что там, и меньше всего хотел, чтобы он туда заходил!

– Густав!
– закричал я, пытаясь его догнать.
– ГУСТАВ!

Но все было безуспешно. Бежать я не мог, ноги в последнее время стали болеть еще больше, видать, на плохую погоду. Наконец-то добежав до палатки, я глубоко вздохнул и вошел внутрь, следом за ребенком. Я ненавидел эту палатку всеми фибрами свой души, поскольку я работал здесь, когда только приехал в Америку. Это была палатка уродов.

Как только я вошел, кто-то схватил меня за руку, а затем прижался ко мне и уткнул лицо в мою рубашку. Густав. Он был очень напуган и весь дрожал. Еще бы, не всякие нервы даже взрослого человека выдержат это зрелище. С одной стороны мне было его жаль, а с другой мне стало страшно: я ведь такой же урод, как и они. Если он их боится, то что уж говорить обо мне? Что будет, если он увидит меня без маски? Ладно, - вздохнул я, - будь что будет, он всего лишь ребенок.

– Пошли, Густав…

Малыш не открыл глаз, пока мы не оказались на улице. Я потрепал его по волосам, и только тогда ребенок поднял на меня полные страха глаза:

– Кто были эти… люди? Что с ними?

– Это уроды, Густав.

– Кто такие уроды?

– Они тут работают, получают деньги, чтобы другие, нормальные люди, издевались над ними, смеялись… – мои слова были очень горькими.
– Повышали свою самооценку. А на самом деле они не отличаются от всех, у них есть своя красота и, поверь мне, она намного лучше красоты внешней. Это внутренняя красота.