У Вечного огня
Шрифт:
Мишка прижался губами к щеке матери. Ощутил соленый вкус слез. — Прости, мама! — оторвал ее руки, обхватившие шею. Шагнул к бабуле.
— Терпи, сыночек! — старушка перекрестила внука, поцеловала в лоб.
Мишка обнял старушку, прошептал на ухо. — Мать береги! — резко выпрямился, пошел к двери. Не оглядываясь, чувствует на себе взгляд дорогих ему женщин. Меряя шагами коридор, пытается отогнать тяжелые предчувствия. Простились, будто в последний раз! Перед его глазами все еще стоит лицо матери, с заплаканными, красными глазами.
Мелкие снежинки медленно кружат в воздухе. Люба потянула на лоб
— Озябла?
— Ничего, потерплю!
Я в термос налила кипятку! Попьешь!
— Потом!
Любаша обвела взглядом столпившихся людей. Все из колонии возвращаются. Сколько их бедолаг!? Нарожали деточек! Надеялись, на счастье, а они, горе в семью принесли. Она стряхнула с плеч налипший снег, поежилась под старым пальто.
На платформу вырулил автобус.
— Спокойно! Не толкайтесь! — спрыгнул на снег водитель. — Багажник никому не нужен!? Домой налегке! — подмигнул напарнику, наблюдающему, как женщины залезают в машину.
— И почему одни бабы на свиданку ездят! — сплюнул он. — Где папаши! Выходит, сидят дети из неблагополучных семей!
— Ты рот закрой! — повернула к нему, злое лицо одна из женщин. — Вы горазды дитя сделать, а воспитывать, вас нет! Только гульба, пьянка, рыбалка, на уме. Отцы, называются. Все на плечи баб взвалили!
Люба села у окна, задвинула под сиденье пустую сумку.
— Слава, Богу! Уселись! — погладила старушку по руке. — Теперь, домой!
Заурчал мотор. Автобус плавно вырулил со стоянки. Проехал вдоль залепленных грязью и снегом, киосков, покатил по улице.
— Вот ведь, тоже, небольшой городок! — потерла варежкой стекло, Люба. — Люди везде живут! А я уже вряд ли смогу сюда приехать! Не доживу!
— Да, что ты говоришь! — махнула на нее рукой, Варвара Михайловна. — Когда положено еще свидание? Вместе приедем! Зима закончится, теплее станет. Весной полегче, дорога!
— Меня не будет! Живу из последних сил. Не знаю, дождусь внука или внучку?
— Дождемся, Бог, даст! — прошептала старушка.
Часть 4.
Глава 46.
Качается кровать, качается потолок, стены. Кружится голова. Душно! Тяжело дышать! Сдавило грудь! Встать! Нет сил! Пальцы сдавили горло! В глазах темно. «Думаешь, отсидеться!? Надеешься, адвокат тебя вытащит? Не получится! Сейчас удушу и выброшу в окно! Мне терять нечего! Падла! Куда деньги спрятал?»
— Прекратите! — постучали в дверь.
Вадим тяжело закашлял, открыл глаза, обвел взглядом спальню. Приснилось! Вытер ладонью вспотевший лоб. В поезде, когда в лагерь ехали, Никита его душил. Хорошо, конвойный в дверь постучал. Мужчина сел на постели. Сколько лет прошло? Живой Никита, или помер в лагере? Ему двадцать лет дали! Потом добавили за убийство в зоне. С Никитой тогда по-крупному залетели. Кассу сняли! Повезло! Кто еще был? Жорка однорукий. Вовремя я деньжата спрятал! Никита подумал на Жорку, убил его в КПЗ. А до меня руки у него оказались короткими. Адвокату удалось, поселить нас в разных камерах, а после и вовсе с меня снять обвинение. Только год пробыл в колонии. Вышел, открыл свое дело. Давность времени! Кто теперь опознает в нем бывшего воришку. Что там было делить? Вадим взял с тумбочки сигареты, жадно затянулся. Тамара
всегда ругала, когда курю в комнате. В своей спальне, могу делать все, что хочу. Он прошел по комнате. Сколько лет с Тамарой спят раздельно. Как в Америке! Давно стали чужими. Не стало Володьки, и все рухнуло.Прохладный душ немного взбодрил. Вытерся насухо полотенцем, наклонился к зеркалу. С грустью оглядел лицо, провел ладонью по щеке. Мешки под глазами, щеки обвисли. Надо сходить в больницу, к жене. Но сначала в ресторан. Валентина за троих успевала. А теперь, даже Гришка обленился. Перед его глазами предстало окровавленное лицо Вероники. Связалась с молокососом, и какова развязка! Словно дьявол смеется надо мной!
В столовой, за большим столом, Вадим Евгеньевич почувствовал себя одиноким. В глазах защипало. Ему представились светлые утренние часы, когда воскресными днями, они втроем сидели за завтраком. Маленький Володька в детском кресле, наворачивал, свою любимую, манную кашу. Они с Томкой любовались сыном. Потом Володька вырос. А Тамара стала раздражать. Как держит чашку, как пьет кофе маленькими глотками. Сколько лет прожил в этом небольшом городке? Здесь обрел покой. Здесь прошли самые счастливые дни.
Он машинально съел яичницу, выпил кофе.
— Настя! Никого не пускай в дом! Я поздно! К Тамаре заеду! — громко хлопнул дверью, вышел на веранду, застегнул замок на куртке. Возле решетки забора увидел машину, с распахнутыми дверцами, и двоих незнакомых мужчин.
Спустился по ступенькам, медленно прошел по дорожке, толкнул решетчатую калитку.
Один из мужчин раскрыл удостоверение.
— Прокуратура! Вадим Евгеньевич Сытин!? Прошу пройти с нами!
— В чем дело! — Вадим, покрутил головой, стараясь не терять достоинства. Хотя внутри у него предательски все дрогнуло, к горлу подкатил комок. Докопались!
Нина закрыла крышкой кастрюлю. Поглядела на часы. Сейчас Павлик вернется с работы. Поставила тарелки на стол, порезала хлеб. Услышав звук хлопнувшей входной двери, вышла в коридор.
— Быстро мыть руки и за стол!
— Есть, товарищ командир! — Павел задержал взгляд на округлившемся животе жены.
— Все нормально?
— А как же!
— Местного олигарха сегодня арестовали! Из Москвы приезжали.
— Сытина? — Нина налила в тарелку борщ, поставила на стол.
Павел присел к столу. — Его, самого! Видно, у него старые счеты с представителями власти и правоохранительными органами.
— Ох, какую фразу завернул! — рассмеялась, Нина. — Как на трибуне, по случаю дня милиции! Сказал бы, с Ментами! Ешь, пока не остыло!
Павел быстро опорожнил тарелку.
— К начальнику заходил. Предложил дежурство установить возле вечного огня! Бомжи устроили посиделки. Обидно! Памятник, святое место! А с другой стороны, куда им деться в холодные зимние ночи! Ночлежки не модно строить! И откуда их столько развелось?
— Они все несчастные люди! — Нина налила в чашки чай, подвинула мужу печенье. — У кого квартиру отобрали, обманули мошенники, кто-то лишился работы, не смог уплатить за жилье, работники ЖЕКА выставили на улицу. Им ведь плевать на человеческие судьбы. В советское время такое обращение с людьми не позволялось! Всех устроить дворниками, как Степку, невозможно.
— Степан сейчас господином ходит! — усмехнулся Павел. — Надежда Ивановна ему вещи сына отдала.
— Она добрая женщина!