У зла нет власти
Шрифт:
Роясь в кучах брошенного скарба, я нашла короткий кожаный плащ, легкий, дамский. Швеей я раскромсала его на ленты и плотно обвязала ладони. Чьи-то старые ножны переделала в портупею – чтобы посох надежно крепился за плечами и чтобы до него можно было дотянуться в случае надобности. Швею я боялась оставить и на минуту – то и дело бралась за рукоять, трогала игольное ушко. Мне становилось все страшнее: а вдруг, пока я шаталась между мирами, красная нитка с изнанки куда-то делась?!
Приближался полдень. Солнце укрылось за тонкой пленкой облаков, тени от всех предметов то появлялись, то пропадали. Я подумала, что, если Швея сейчас поднимет меня в небо, это заметят с лицевой
Желая спрятаться от посторонних глаз, я обошла замок по краю рва. Остановилась, глядя на отдаленный лес. Сжала Швею ладонью в черной обмотке. Теперь, когда я знала, чего от нее ждать, начинать было страшно. Но еще страшнее была мысль о том, что во второй раз меч может не покориться.
Я задержала дыхание и взмахнула Швеей.
Меч стал тяжелым. Потом легким, как перышко, я по инерции вскинула его над головой – и в следующую секунду Швея сама провернулась у меня в руке, чуть не вывихнув запястье. Я едва смогла ее удержать; меч рванулся еще раз – и я разглядела нитку в игольном ушке. Туго натянутую нить, оба конца которой уходили в хитросплетения изнаночных волокон.
Швея проколола реальность насквозь. Я снова была на изнанке, меч в моих руках занялся шитьем, и шов этот соединял небо и землю.
Глава 13
Тайна королевы
Если меня и видели с дороги, нападать никто не решился. То становясь на колени перед мечом, по рукоятку ушедшим в землю, то возносясь к облакам, как Руслан на бороде Черномора, я добралась от замка до берега Ланса. Швее было наплевать, что я не умею дышать под водой. Посреди реки меч начал тяжелеть; я коснулась ногами воды, когда до берега было еще метров двадцать. Пока вес Швеи был мне под силу, я пыталась плыть, но меч все увереннее тянул меня вниз.
«Никогда не выпускай рукояти», – сказал Лесной воин.
Я нырнула. Глубины в этом месте было всего-то метра полтора. Вода оказалась прозрачной, очень прозрачной для реки с песчаными берегами. Швея подняла со дна облачко ила, но его почти сразу унесло водой.
Меч вонзался все глубже в илистое дно; отовсюду сплывались рыбы – поглядеть на такую невидаль. Они были очень смелые, с зеркальными боками, с круглыми желтыми глазищами. Я считала про себя: двадцать один, двадцать два… лучше не двигаться, так меньше расходуется кислород… Тридцать девять, сорок.
Крестовина меча погрузилась в переплетение водорослей. Рыбы тыкались мне в щеки, я отражалась в их боках и бессмысленных спесивых зенках.
Пятьдесят. Шестьдесят.
Далеко за силуэтами рыб, больших и маленьких, я на секунду увидела лицо. А может, мне померещилось; это был Ланс, сухой, неулыбчивый, строгий. Такой, каким я его запомнила.
Меч чуть-чуть двинулся. Сейчас он сделается легче; мою грудь распирало и резало изнутри. Перевернувшись, я уперлась в дно ногами – перед глазами красные круги – и потянула что есть сил…
Счет прервался. Задыхаясь, я вынырнула, закашлялась, задышала, а Швея уже тянула красную нитку со дна – в небо, и я взлетела на ней, роняя тяжелые капли и шепотом повторяя: спасибо, Ланс.
Но что, если на пути попадется болото?!
Владеть Швеей – значит час за часом исполнять тяжелую монотонную работу. Лучше полы мыть. Нет, лучше носить по лестнице полные ведра воды. Лучше полоть свеклу, копать тупой лопатой заросший огород, лучше, лучше…
Я считала, так мне было легче. Меч с хрустом уходил в землю, в
камень, в песок, в поваленное дерево – он не знал преград, когда делался тяжелым. Раз, два, три, четыре, пять; на счет «сорок» я обычно чувствовала, что Швея становится легче. Я вытаскивала ее, или она сама себя вытаскивала, и красная нитка тянулась, не прерываясь. Швея поднимала нитку вверх, вытягивая из тысяч прочих нитей, время от времени сплетая с другими – черными, синими, бесцветными.Меч поднимал меня над верхушками деревьев. Я держалась правой за рукоятку, левой за перекладину: десять, одиннадцать, двенадцать… Подо мной проплывали леса; длина стежков менялась разительно, были длинные, когда я успевала досчитать до ста и приготовиться падать. Были короткие, когда Швея, будто сжалившись, чуть приподнимала меня и ставила обратно. Все чаще меч выбирал для приземления сырые лощины, где стоял туман среди бела дня. Погода портилась: при полном безветрии собирались тучи. Я погружалась в туман и взлетала в туман, моя мокрая одежда никак не желала высыхать. Кожаные полоски, которыми я обмотала руки, стерлись и размотались, и розовая нежная кожа на ладонях взялась новыми кровавыми мозолями.
Я сто раз готова была отчаяться. Я плакала от боли и от злости. Но мысль, что Максимилиан сидит на троне Оберона, подстегивала меня и не давала раскиснуть.
Позор предателю. Смерть некроманту!
Я в очередной раз приземлилась и не удержалась на ногах. Упала на мягкое, не выпуская меча. Клинок Швеи вдруг звякнул о камень: Швея вонзилась в основание высокой гранитной плиты, как нож в кусочек сыра, и потащила красную нитку вглубь.
Стоя на коленях, я могла разглядеть только край плиты; вокруг, очень близко к ней, стояли рябины, согнутые, будто сгорбленные, в гроздьях зеленых, едва-едва желтеющих плодов.
Швея сделалась неподъемно-тяжелой. Крестовина ее коснулась одним концом камня, другим – земли. Я ждала; здесь, на изнанке, было отчетливо слышно, как сухо шелестят рябины.
Швея вдруг рванулась, высвободилась из камня одним движением, будто ее выхватил из ножен великан. От неожиданности я вскрикнула; в игольное ушко были вправлены, сплетясь, две нити – красная и белая. Я видела их одно мгновение – потом Швея выдернула меня на лицевую сторону, как выдергивают из земли тонкую морковку.
Плита оказалась надгробием.
На сером с прожилками камне лежала женщина, такая же каменная, как ее ложе. Глаза ее были закрыты, лицо усталое, будто ей наконец-то дали отдохнуть после трудного дня. На волосах плотно сидела каменная корона. Скульптор тщательно изваял каждую складку платья, узор на кружевном воротнике и манжетах; руки женщины были сложены на груди, пальцы сплетены, между ладонями зажата рукоятка меча. Странно, ведь эта королева – не воин…
Прошлогодние листья покрывали фигуру, как одеяло, до талии; я осторожно смела их на землю.
Из-под широкого каменного подола выглядывали носки легких туфель. И почти до этих носков доставал конец клинка с продолговатым отверстием – игольным ушком.
Каменная королева держала в руках Швею.
Волосы мои поднялись дыбом. Попятившись, я разглядела надпись на камне – она почти полностью заросла мхом. Трясущейся рукой я ободрала зеленое покрывало.
«Вам, заблудившимся в темноте… вам, не вернувшимся с изнанки… посвящается…»
Больше я ничего не смогла прочитать.
Швея валялась тут же, в траве. Я размотала остатки кожаных лент со стертых ладоней и потянулась за посохом – лечить. Сперва не поняла, что не так, а догадавшись, разом села на траву: посох оказался легким и бесполезным.