Убить мажора (антисоциальный роман)

Сергей смотрел на нее и видел Манхеттен, — далекий и недоступный, блестящий огоньками ее ночных глаз остров, — «холмистый остров», как называли его индейцы племени Манахата. Он никогда не видел этого города, он его представлял. Он представлял Манхеттен, выдумывая его небоскребы, неоновые витрины, морской бриз, туманный смок… статую Свободы с ее лицом. Он ее представлял такой. Таким он видел этот город. Ничего не зная о небоскрёбах Эмпайр-стейт-билдинг и «Утюг», о музее Гуггенхайма, о китайском квартале Чайна-таун и популярном ресторане «Русский самовар». Не зная о том, что статуя «Свобода, озаряющая мир» — ее полное название, и находиться она на остров Миниссаис, в нескольких километрах от южной оконечности Манхеттена.

За это время, равное мгновению, Сергей выдумывал свой Манхеттен. Прямо здесь. Глядя ей в глаза.

В голове кружилось: «Я хотела бы жить на Манхеттене…», а он смотрел на нее. И трепетно зажмурил глаза, когда Александра приблизилась к его лицу, и нежно-нежно коснулась своими теплыми бархатными губами его губ и…

Ее язык скользнул по его зубам.

…Сергей открыл глаза в тот момент, когда дверь машины хлопнула. Александра уже вбегала в подъезд своего дома.

— Мы что… не увидимся?.. — крикнул Сергей ей в след, выскакивая из машины. Она остановилась в дверях и оглянулась. Ее глаза светились огоньками уличных фонарей.

— Увидимся… — пожала она плечами, — если я захочу!

Машина уезжала в ночь. Сергей был глубоко взволнован. Странное чувство горечи навалилось с такой необъяснимой силой, что хотелось выпрыгнуть с этой чертовой машины, увозящей его в совершенно противоположную сторону, выпрыгнуть даже на ходу. Сергей представил как его тело, выпавшее на скользящий с небывалой скоростью асфальт, многократно ударится о его шершавую поверхность, и полетит, вращаясь и перекатываясь, неровно подпрыгивая на безвольно растопыривающихся руках и ногах. Но, Сергею будет не больно. Он не будет испытывать боли по одной только причине: боль душевная, сердечная, сейчас была настолько небывалой, что никакие физические муки неспособны ее заглушить. Осознав, что ничего уже невозможно изменить даже отчаянным падением из движущегося транспорта, Сергей обреченно уставился в окно:

«Вдруг, я видел ее в последний раз? — с грустью думал Сергей. — Можем больше никогда не встретиться! Ведь сколько раз так было: заметишь, встретишь красивую девушку… в метро, в троллейбусе, на улице. Пока идешь ей на встречу, она успевает понравиться. Думаешь: красивая, нежная, добрая… Надо познакомиться! А поравнявшись, не найдя в себе смелости, думаешь о том, как глупо будешь выглядеть, если она отмахнется от тебя, откажет… И все. Прошел. Успокоился. И больше можешь никогда ее нигде не встретить: ни здесь, ни где-то в другом месте — где-нибудь в парке или метро… Вот так все и бывает! Так может быть и теперь, в моем случае… В моем случае так бывает в каждом случае, когда… — Сергей тоскливо вздохнул. — А я прикрыл глаза, дурак блаженный! Упустил, потерял… больше не встречу! Дурак, какой же я — дурак! — мысленно выругался Сергей. — Никогда больше не закрою глаза… Никогда! Морпех говорил: первое правило на войне — смотри туда, где страшно! — Вспомнил Сергей, с силой сжав кулак, что заломило в пальцах. — Никогда больше не закрою глаз… Никогда! Чтобы не случилось!»

Часть вторая

Сергей проснулся следующим утром раньше прежнего. Проснулся среди желтых заворачивающихся под потолком обоев, в душной, затворенной квартире, что обрела за ночь, свой истинный стариковский запах. В задурманенной голове, запах стоял особенно отчетливо:

«Старушечий… — раздраженно подумал Сергей. Едва проснувшись, Сергей уже был какой-то взвинченный, взведенный, как курок; желчный, злой и уставший. На тумбочке рядом с кроватью, среди прочих мелочей — дешевых наручных часов, неряшливо скомканных бумажных денег, очков и раскрытого футляра, геля для продления полового акта, с содержанием пантенола, лежал «позеленевший» шприц. — Может, это он так воняет? — с ненавистью посмотрел Сергей на одноразовый пластиковый шприц, с грязно-прозрачной жидкостью внутри, и зеленоватым налетом на стенках. — Может, он протекает и воняет? Из-за этого и головная боль? ... из-за отравы! — мелькнуло в уме Сергея.

Где-то в одежде зазвонил телефон.

Сергей вытянул руку, ковыряясь в ворохе одежды: — джинсы… одна штанина; вторая… с носком; рукав джемпера; рукав рубашки, ворот рубахи, карман… — оказался пуст.

— Долбанный телефон… да где ж он есть! — пробурчал недовольный Сергей, свесившись с кровати. Он крутил белье по полу теперь в обратную сторону: — рубаха, джемпер… с запутанными рукавами вокруг джинсовой штанины, карман…

Из кармана выпал телефон и звонко ударился о пол, на дисплее высветился анимационный аватар — уродливого вампира из фильма «Темный мир» — это был «userpic» Артура.

Конечно, никакого внешнего сходства у Артура с кино-вампиром не было, просто Артур носил брекеты. И только эта безобидная особенность послужила причиной такого неожиданного и мрачного выбора ассоциативного образа. Ничего личного. Никакого омерзения. Просто в момент выбора, Сергею показалось это остроумным.

Сергей подхватил телефон с пола:

— Алло… алло…

— Ну и спать же ты… горазд! — болезненно кряхтел Артур. — Позвони отцу, не могу до него дозвониться. Меня везут в больницу… Похоже, аппендицит… Если так — будут резать. Позвони отцу! Ладно?

Сергей пожал плечами, словно Артур должен был увидеть его жест:

— Хорошо… звоню…

Вениамин Степанович был уже в Правительстве, когда Сергей дозвонился на его мобильный:

— Что… аппендицит? — моментально разволновался Могилевский-старший. — В какую больницу?.. Не сказал… не знаешь?.. Состояние… состояние как?.. Хорошо, спасибо за звонок! Алло!.. Алло!.. — крикнул он возбужденно. — Будет звонить — дай знать! — сказал напоследок Могилевский и отключил трубку, словно шмякнул ее со всего маху об стол, или пол. Сергей подумал, что звонить ему теперь не придется — абонент не доступен, но, Вениамин Степанович перезвонил сам, почти сразу же:

— Артур в центральной клинической больнице… сейчас он на операции, но потом его можно будет навещать.

— Хорошо, Вениамин Степанович, — устало ответил Сергей. — Я его обязательно навещу…

От ночи, в голове был сумбур. Снова приснился странный сон, из которого Сергей помнил лишь эпизод. Невнятное, изжеванное беспамятство и четкий короткий обрывок. Во сне Сергей упал с крыши… А потом лежал в сознании, неподвижный и парализованный, и долго смотрел на козырек крыши, с которого падал, и с которого, отсчитывая равные временные доли, падали капли дождевой воды. Падали в одну точку, в одно место. Под глаз.

Никогда прежде сны не беспокоили Сергея как теперь. И все дело было в том, — казалось Сергею, — что раньше он просто их не помнил, если только они не были навеяны сильнейшими сокровенными мечтами или конкретными желаниями.

Вспомнив, однажды, увиденный по телевизору документальный фильм о предостерегающем значении сновидений, об умении некоторых людей расшифровывать их. Сергей припомнил один особенно увлекательный момент, в котором рассказывалось о том, как некоторым людям удавалось избежать неприятностей, а то и трагедий, расшифровав сны-кошмары или запомнившийся короткий обрывок сна, получив полезную информацию из крошечного обрывка, несвязного и казалось, на первый взгляд, даже бессмысленного, но оказавшегося полезным даже в такой символической форме:

Согласно доктрины финского психолога Антти Ревонсуо, кошмарные сны являются репетицией экстремальных ситуаций, поэтому человек, познакомившись с опасностью во сне, лучше справляется с ней в реальной жизни. По мнению ученого, именно этой цели сны служили с древнейших времен, когда основную опасность для человека представляли дикие животные.

Согласно этой же доктрины, у людей страдающих REM-расстройством — нарушением сна, всегда связанного с агрессивным поведением, система симуляции опасности гипертрофирована настолько, что они время от времени переносят виртуальную войну во сне в реальную действительность. При этом, профессор Ревонсуо обращал внимание на то, что помимо нарушений сна, эти люди не страдали какими-либо психическими расстройствами.