Убийство на станции

— Шеф, прошу — не нужно…

— Нужно! — жестко и требовательно сказал Николай Иванович, даже не задохнувшись после стремительной пробежки. Потом мягко добавил. — Это для твоего же блага, Кеша. Твой интеллект слишком рационален, чтобы поддаваться эмоциям. Ты станешь противен сам себе.

— Но люди же живут с эмоциями. Почему я не могу?

— Потому что люди могут их контролировать, — устало ответил Плотников, садясь на пол и прислонившись спиной к двери. — Не все, конечно, но многие. Ты этому не обучен и потому станешь опасен.

— А если я смогу научиться? Я же умный, — Стажёр осторожно подкатил к следователю.

— Не сможешь. Твой интеллект подчинён логической цепочке анализа фактов, как свершившихся событий. Эмоции же предполагают события, которых ещё нет. И, возможно, не будет. Словосочетание «не знаю» станет основным в твоём лексиконе. Ты перестанешь понимать объективную реальность, уйдя в свой надуманный мир. Перестанешь объективно оценивать факты. В итоге — разум разрушится, и ты будешь чувствовать только боль от происходящего.

— Но люди же живут!..

— Кеша! Ты не человек. Ты — машина с аналитическим разумом, — взмахнул пораненной ладонью Николай Иванович. — Посмотри, что делают люди, когда у них нет ответа на вопрос! Они идут туда, где, как им кажется, будет легче. Но это — так им кажется! Они не знают точно.

Фотоэлементы Кеши ярко вспыхнули.

— Шеф, ты ранен?!

— Ерунда, — пробурчал Плотников. — Это ещё одно доказательство действий на эмоциях.

Стажёр бережно взял ладонь следователя, аккуратно обработал порез заживляющим раствором. Немного погодя, повернулся боком к Плотникову, убрав манипуляторы внутрь куба. Фотоэлементы медленно погасли.

Николай Иванович молча открыл лючок, отключил питание функционала и, достав из футляра компакт-диск, вставил его в приёмник. Тяжело выдохнул, наблюдая, как на панели побежали цифры процентов считываемых данных.

Пока Стажёр «перезагружался», следователь обратил внимание на закрытую бронедверь.

«Странно, в том коридоре створка осталась открытой. Когда мы её втроём открывали, Хромов очень нервничал. Спрашивается, почему? И почему он допустил, что мы с Кешей вернулись в свою каюту? Так, спросил для проформы, мол, зачем? Полковник явно что-то скрывает. Непонятно только — зачем?»

Плотников устало прикрыл глаза.

«А если предположить, что Хромова кто-то обманул? Эта его истерика в каюте и нервные „танцы с бубнами“ около двери… Но кто мог его обмануть и в чём? Все „свободные“ сотрудники были на КП в тот момент, а после командир не высказал своё недовольство даже взглядом. А ведь должен был, судя по истерике. Значит, был кто-то ещё!»

Николай Иванович резко открыл глаза и встал на ноги. Мельком взглянул на меняющиеся цифры счетчика на панели.

В конце концов, он следователь по особо важным делам с полномочиями. И до Земли двести тысяч километров. Пора заканчивать с этим бардаком на станции — кто бы тут не правил «балом», всё равно должен нести ответственность за то, что происходит. И первое, что необходимо, так это узнать — кто из сотрудников специалист по программированию искусственных интеллектов. Кстати, Николай Иванович просил же Кешу загрузить себе в память данные о всех сотрудниках станции. Пришло время их изучить.

Следователь вспомнил, что в пункте резервной связи станции есть компьютер. И скорее всего, он не был подключён к базовому интеллекту. Вот на нём и стоит поработать — посмотреть на объёмную схему станции, и вычислить местонахождение кают-компании. А потом — освобождать экипаж.

Никакого маньяка на станции не существует. Это всё сказки для прикрытия чего-то такого, что не вполне укладывается в рамки работы этой экспедиции. Это косвенно доказывает разговор между Фроловой и Скачковой. Двое амбициозных учёных что-то не поделили между собой. И, соответственно, экипаж станции тоже разделился на два лагеря. И это противоборство вылилось в обман. И в то, что одна «группировка» взяла в заложники другую.

Но каким-то образом заложники сумели дать о себе знать, и в итоге Плотников сюда прилетел. Ему тут поведали различные истории, и отвлекли от поиска заложников. И только ему удалось слегка потянуть за ниточку, как он попал под прицел охранного комплекса.

«Вот и всё сходится», — удовлетворённо улыбнулся Николай Иванович.

Улыбка тут же сошла с его губ.

«А почему в каюте Скачковой не было скафандра?»

Ведь если она где-то в бессознательном состоянии, то и скафандр ей не нужен. И зачем тащить скафандр из каюты? Наверняка в рабочей зоне станции скафандры тоже есть.

Негромко пискнула панель на боку Стажёра, выплевывая компакт-диск.

— С выздоровлением, дружище, — Плотников убрал носитель и включил системы Стажёра. Пока Кеша «приходил в себя», следователь решил убедиться в «лечении» — на экране монитора связи с интеллектом комплекса коды светились привычными символами.

Мигнули фотоэлементы, и Кеша шустро развернулся.

— Шеф, а что происходило? Я, будто, заново родился! Мы работать будем?!

— Будем, — кивнул Плотников. — Посмотри, за кем числится каюта номер один.

— За лейтенантом технической службы Бондаренко.

— Сможешь открыть каюту?

— Без проблем, — Стажёр лихо всадил манипулятор в панель управления дверью. Она тут же распахнулась.

— Открой нишу со скафандрами, — скомандовал следователь, шагнув внутрь. Каюта явно была жилая — на кровати лежало полотенце и легкие брюки. Из кухонной стойки пахло чем-то кислым.

Кеша не стал терзать интеллект каюты, и сам открыл нишу. Скафандры стояли на месте, не было только рабочего комбинезона.

— Так, ну тут всё понятно, — Плотников повернулся к выходу. — Закрывай всё, и пойдём к резервному пункту связи. Надеюсь, что ты его тоже вскроешь без проблем…

В пункте резервной связи

Николай Иванович был зол на себя. Мысль, что его, следователя с большим опытом и стажем, водили за нос какие-то «учёные бабы», не давала ему покоя. А в том, что вся эта муть на станции была именно из-за двух женщин, он не сомневался. Вернее, не конкретно из-за Фроловой и Скачковой, а из-за их непомерных и ничем неподтверждённых амбиций. Выдумали, понимаешь, какую-то хрень про разум и мозги!

Плотников всегда был уверен, что умных женщин в природе не бывает. И это утверждение было подкреплено его личным опытом, как в жизни, так и в работе. Да, попадались хитрые экземпляры, действия которых было довольно трудно просчитать, но такое было только в начале расследований, когда шёл просто сбор фактов. В итоге же получалось, что большинство мотивов — это банальная алчность и желание быть «выше всех». Редко встречались преступления, мотивом которых руководствовались женщины, отстаивая свою честь, или боролись за жизнь, защищаясь. Таких Николай Иванович уважал.