Учитель. Назад в СССР 3

Не к ночи будет помянута, конечно. Правда, сейчас и не ночь, вполне себе раннее утро, только из-за бесконечного дождя кажется, словно мир погрузился в вечные сумерки.

«Первая передача, немного вперед, выжать сцепление, сдать назад, выжать сцепление, первая передача, двигаться вперед», — твердил про себя как заведенный, чтобы не сбиваться с ритма.

Тут, главное, поймать нужный ритм, даже своего рода импульс движения, я бы сказал, чтобы вырваться из западни.

«Первая передача, немного вперед, выжать сцепление, сдать назад, выжать сцепление, первая передача… Поехали!» — едва не заорал я, когда сообразил, грузовик наконец-то вырвался из плена и уверенно движется вперед.

— А ты молоток! Двигайся! — забираясь в кабину, заявил Олег.

— Рядом садись, — процедил я. — В райцентр въедем, тогда пересяду.

— Да ты чего! Не положено! — возмутился Неумытов.

— Не положено — не ешь, — ухмыльнулся я. — На пассажирское ступай. Бегом. И так столько времени потеряли. Сказал, въедем в райцентр, пересяду.

— Я буду жаловаться, имей ввиду, — деловито выдал Неумытов, но спрыгнул со ступеньки, громко хлопнул дверцей и вскоре уселся рядом со мной в кабине на пассажирском сиденье.

— Жалуйся, — равнодушно ответил я.

— Да пошел ты, — огрызнулся Неумытов, отвернулся и уставился в окно.

Как ни странно, оставшуюся часть пути мы проделали в полном молчании под звуки возмущенного сопения Олега. Честно говоря, мне было совершенно наплевать на то, что он там себе надумал и на что злится. Мое дело маленькое: доставить грузовик к пункту назначения в целости и сохранности, загрузиться углем по самую маковку, согласно документам, и вернуться обратно в школу с грузом.

Если для этого придется связать неугомонного экспериментатора, я это сделаю. Шофер он, может, и неплохой. Но Митрич правильно подметил — дурной на всю голову.

— Ты где так научился? — поинтересовался Олег, когда мы уже въехали в райцентр.

— В армии, — бросил я, не отвлекаясь от дороги.

Дождяра поутих за компанию с ветром, но все равно видимость оставалась плохой, да и дворники едва справлялись с потоками воды. Под ногами образовалась лужа, на сиденье тоже. Хотелось в душ, большую кружку горячего чаю, кусок обжигающего мяса на большом ломте домашнего хлеба, свежего огурца, присыпанного крупной солью, удобное кресло, любимую книгу, а не вот это вот все.

Мало мне проблем с председателем, осталось заработать проблемы с собственным директором из-за шофера-экспериментатора. И где такие только берутся? Не иначе как рождаются с карбюратором вместо мозгов.

— Все, приехали вылазь давай! — раздался уверенный голос Олега. Краем глаза мне показалось, что Неумытов буквально кинется, чтобы отобрать у меня баранку, если я не остановлюсь.

«С него станется», — мелькнула мысль, пока я плавно притормаживал на въезде в районный центр.

— Теперь куда? — перебираясь на пассажирское сиденье, поинтересовался я, дождавшись, когда заново промокший Неумытов займет шоферское место.

— На склад. Тут недалеко, по окраинам. Управимся за час и домой.

— Не загадывай, дорога этого не любит.

— Я в приметы не верю, — хохотнул Олег. — Вот был у моего товарища случай! Так я тебе скажу…

Дальше я не стал слушать, отключил слух, мыслями возвращаясь к разговору с председателем, который так и закончился ничем. Точнее, разговор так и не состоялся. Товарищ Лиходед в тот памятный первый день на уборке бурака еще постоял возле меня, но за Свирюгина так и ничего и не сказал. Уж не знаю почему. То ли при детях решил не говорить на скользкие темы, чтобы по колхозу не поползли сплетни, то ли еще по какой причине, но в тот раз Семен Семенович покрутился возле моих двух классов. Похвалил работу, заглянул в гурт, оценил качество укладки, попросил стакан воды, попрощался и исчез в пыли, поднятой председательским же автомобилем.

В свою очередь я, как и обещал, вернувшись с колхозного поля, заглянул к директору и обозначил свою позицию по интересующим меня вопросам. Юрий Ильич извинился за то, что Володю Свирюгина забрали со школы, не предупредив меня, чем приятно удивил. Редкий руководитель признает свою правоту, а уж чтобы извинения принести, так это и вовсе из области фантастики. По себе помню, по своему первому советскому времени.

У Свиридова я выяснил, что Володю ангажировали на все время работ на колхозных полях, конкретно в ремонтные мастерские и в оперативную ремонтную выездную бригаду, которая моталась по полям в случаях экстренных внезапных поломок.

Камнем преткновения осталось количество часов, которые Свирюгин проводил на колхозных работах. Я считал, что парень, как и все его одноклассники, имеет право с обеда отправляться домой. Товарищ Свиридов настаивал на том, что «председателю виднее, и если Володя не против, то имеет полное право на полный рабочий день». Колхозу нужна помощь, поскольку большая часть сил брошена на помощь соседу. И председатель слезно просил Свирюгина на этот самый полный рабочий день, раз уж все равно парень в школу не ходит по причине уборочных работ.

Убедить меня не удалось, но вынужденную необходимость я принял. Сомневаюсь, что директор наврал мне насчет согласия Свирюгина работать от зари до зари. Не такой человек Юрий Ильич. Закончатся две недели, вернется школа в образовательный режим, тогда и посмотрю, что да как.

А пока на открытый конфликт идти не стоит ни с кем из товарищей, которых очень интересует талант Владимира Свирюгина, но мало волнует

, чего собственно хочет сам парень.

Глава 22

— Товарищ Зверев, здравствуйте. Можно вас на минутку

Окликнул меня смутно знакомый голос, но узнал я желающую со мной пообщаться, только оглянувшись.

Рядом с прилавком, вдоль которого я бродил, изучая товары первой и прочей необходимости в сельском магазине, в шаге от меня стояла Зина, Зиночка, Зинаида, фельдшер села Жеребцово. Давненько мы с ней не виделись, после той памятной встречи на аэродроме и приключением с гробом Степаниды Михайловны и не пересекались вроде ни разу.

— Добрый вечер, Зинаида… — я запнулся, припоминая отчество девушки. Митрич все время называл ее Зина, отчество звучало редко и то в разговорном виде, но память не подвела. — Михайловна. Могу чем-то помочь? — поинтересовался вежливо.

В Зинаиде что-то неуловимо изменилось. Пропало наигранное кокетство, оценивающий взгляд, напряжённость и ожидание. Девушка буквально расцвела и словно сияла изнутри. Глаза излучали теплоту и нежностью, губы то и дело непроизвольно складывались в мечтательную улыбку.