Угличское дело. Кинороман

Золотую палату сладили в московском дворце всего пару лет назад, но слава о ней разошлась далеко, шагнула в сопредельные страны и предальние Кабарду и Персию. Светлая, просторная, с высоким пещерным сводом и окнами из стекольной разноцветной мозаики. Ее расписывали свои русские мастера. Никогда не бывали они в Константинополе, не видели той первой Золотой палаты, где жены императоров ромейских принимали послов и вершили государственные дела наравне со своими мужьями, а в иное время и со всем без них. Хотели повторить былое величие, но, как и положено, настоящим неофитам-самозванцам перестарались на всю ивановскую. Кого только не было на румяных ярких стенах. Журавли с тигриными хвостами, африканские (они же рязанские) цапли с головами драконов. Квадратные деревянные колонны были оплетены зелено-золотыми стеблями мифических растений и цветами из лепестков похожих на распущенные петушиные хвосты. В глубине вокруг золотого кресла были начертаны сцены из жизни византийской императрицы Ирины. У ромеев, изображенных на стенах были совиные глаза и преострые греческие (как их понимали в Городце на Волге) носы. Уберегся пока от этого безбашенного византийства один единый потолок, но уже были подведены дощатые леса. На самом верху лежали на спинах русоголовые мужики потные от удовольствия и заботы. Они малевали никогда не ведомый им мир, а значит известный до самой последней черточки. Сейчас они домалевывали яростную голову сатанинского змея, искусившего праматерь Еву. И таким ужасным выходил этот библейский зверь, что царица Ирина коротко вскрикнула.

– Страшный какой.

– Нелепый.
– ответила Мария Годунова.

Она и Ирина наблюдали за работой мастеров через решетчатые узкие окна.

– Зачем же страхолюдина такая?

– Приказ правителя.

– Неужели и до этого брату есть дело?

– До всего, что царскую власть укрепляет.

– Серьезно?
– рассмеялась царица.
– Малеванный змей на потолке, боярыня.

– И малеваный змей....и лекарь волошанский из ляшского посольства. Борис его за 70 рублев купил. Пол Костромы не жалеючи.

В слуховой комнате Мария взяла с многоугольного коротконого столика кубок с вином. Здесь было можно, никто не увидит. Мария попробовала вино и зажмурилась от удовольствия.

– Сладкое. Хочешь, царица?

– За этим звала?
– спросила Ирина.

– Что ты, царица? ...И за этим тоже, но не только.

Марина смотрела на родной округлый подбородок, но все остальное... Мария не любила сноху, но подбородок...Она начала кропотливо втолковывать, то о чем сговорились с Борисом.

– Лекарь знает свое дело. Турский салтан...Мало что у него тумен жен, а наследника не было Баб-Ага сготовил зелье.

– Кто?

– Говорю же Баб Ага. Лекарь.

– Нет, сестрица...Сколько уже их было...Прелесть все это. Ведовство и волхование. Молитвой и покаянием действовать надо.

– 15 лет как действуете.

Царица Ирина гладила пальцами высокий чистый лоб. Ласкала потаенную мысль.

– Думаю иногда...Пусть со мной также поступят. Как князь Василий с Соломонией Сабуровой. В монастырь горемыку бездетную, а сам на Глинской женился.

– И что получилось?

Мария подлила вина в кубок.

– Царь Иван Васильевич получился...Или ты не видишь божий промысел?

– Вижу.
– поспешила согласиться Мария и наконец решилась. Протолкнула вперед то, что давно сказать хотелось. Не прямо, но чтобы понять, было достаточно.

– Если бы не Овчина-Оболенский стольник может и не осилил бы князь великий Василий.

– Мария! Что говоришь такое? Страшно!

– Страшно? Не то страшно. Не страшно говорить, страшно не делать.

Мария выстрелила.

– Надо помочь государю, если истинно его любишь, царица. Сама видишь, по какой тонкой досочке все ходим. Едва-едва вчера от страшного убереглись, а что может получится завтра?

– Нет...И слушать не хочу...Догадываюсь чего вы с братцем хотите.

– Добра тебе хотим...Государю нашему пособить. Как его только не кличут немцы и злые люди. Пономарь. Юродивый, а за тебя как бился. Отцу перечил. Когда бояре затеяли Мстиславскую ему просватать... Вместо тебя.....Где только сил взял так за тебя сражался. Не по-царски поступил, но по любви.

– А я? Что же ты от меня хочешь? Чтобы я по любви?

– Вот еще...На такое мало кто горазд. Чтобы так делать, нужно и жить так. Я тебя о другом прошу. По-царски поступить.

– Может вы мне с Борисом и Овчину Телепнева подыскали?

– За этим дело не станет. Красавцев молодых жуй-жуй, не прожуешь.

– Нет, Мария. Грех это. Грех большой.

– Не мне тебя неволить, царица. Но подумай. Как не крепко мы держимся. Если промедлить Углич рванет и вырвет.

Мария отставила кубок с вином и добавила горько.

– Переспеешь ты скоро, Ирина...Тогда точно монастырь.

– Федор не позволит.

– Федор Иванович не позволит.
– согласилась Мария.
– Но царь Федор Иванович приговорить может. Понимай теперь, как оно выйти может...

ХХХ

Во дворце Нагих пытались обедать. За столом сидели царица Мария, лекарь Тобин Эстерхази. Лекарь ждал приговора царицы. А Мария вертела в руках тяжелую плоскую тарелю. На конце стола маялся, нервно греб руками толстую парчовую скатерть, царевич Дмитрий.

– Пусти, матушка.

– Не ел ничего вовсе...Такая служба сегодня была....Вам, конечно, служителям Лютера Люцифера не понять, что значит истинная вера. Говорят, в сараях молитесь?

– Чтобы мирское не застило, царица.
– отвечал лекарь.

– Матушка...

Царица делала вид, что не слышит.

– А новый батюшка...Да чего кудряв и громогласен, отец Паисий...Куда нашему Огурцу...Паисий в Царьграде бывал. Надо позвать его вечером. Пусть расскажет.

Стоявший у поставца Степан спрятал улыбку после слов царицы.

– Матушка...

– Ведь неугомонный совсем. Два дня всего как пластом лежал... Что скажешь пан лекарь?

Тобин прокашлялся.

– Если царица позволит, то можно и погулять немного...

Царица медлила не долго.

– Волохова!

Дебелая мамка выскочила из-за стола.

– Все щеки набиваешь, не слышишь.

– Поклепы наводишь,царица.

– Замолкни! С царевича глаз не спускать.

Волохова охая и громко дыша побежала за царевичем.

– Погоди, царевич. Постой...Дитятко неугомонное.

ХХХ

– Степан!
– наконец крикнула царица.

Степан сорвался от поставца и подбежал к царице.

– Сколь разговаривала? Какие тарели на стол ставить? Сухим рушником чищенные. В царском дому живете, а не в боярском сарае...Менять сейчас же.

Степан перехватил тарелю. Побежал вдоль стола, бросил тарелю на руки стольнику, который стоял у выхода на черную лестницу. Стольник поклонился, исчез за дверью.

– Юрка! Юрка!
– заорал стольник. Лестница заскрипела. Наверх спешил нескладный холоп.

– Заменить. Чистую давай.
– стольник ударил тарелей в грудь холопа.

– Ага.
– холоп с тарелей побежал вниз и тоже орал на ходу.

– Минка! Гринька! Хряки ленивые!

Сойдя с лестницы, холоп остановился. Проорался немного. Прислушался и мелко перекрестился. Вытер тарелю рукавом своей грязной рубахи. Стольник открыл дверь, и Степан принял у него тарелю. В нижайшем поклоне донес ее до стола и поставил перед царицей. Тщательно все осмотрев , Мария заявила лекарю.