Угличское дело. Кинороман

На двор угличского дворца ворвались несколько разгоряченных всадников. Впереди Михаил Нагой. Пробившись через толпу, Михаил не спешился. Замочил копыта коня детской кровью..

– Смотрите! Смотрите!
– завертелся кругом Михаил Нагой.
– На царскую кровь невиннопролитую...Прокляты будете. Весь город проклят, если без мщения такое оставите.

Из толпы загудели и холопы Нагих подхватили.

– Говори,князь. На кого кажешь?

– А то не знаете? Годунов убийц подослал. Боялся, что не усидит, когда царевич в возраст войдет.

– Верно! Верно! Видали тут Битяговского. А у него нож в руке.

– выскочил откуда-то грязный оборванный хилый мужичонка.

Михаил Нагой совсем сошел на визг.

– Так чего ждешь народ православный?...Али ослеп? На кого нам положиться?...Кто за царевича отомстит, если не люди верные.

– Правильно! Правильно говорит! Кто если не народ за правду встанет?

– К Брусенной избе! Там убийц схватим.
– Михаил Нагой увлек за собой начинавшую грозоветь толпу. В это время тело царевича заносили во дворец.

ХХХ

– На дороге к Брусенной избе стрелецкий голова выставил своих стрельцов. Сколько нашел. Сколько осталось.

– Строй держать.
– уговаривал голова.
– Как скажу. Фитили палить. Враз эту бузу посадскую раскатаем...Боишься?
– спросил голова. Торопка потянулся вверх и лихо ответил.

– Есть немножко.

Голова, кутая собственный страх, выговорил юному стрельцу.

– Ты кто есть?...Стрелец царский. А значит....Вот оно так...Как оно...

– Идут! Идут!
– к нестройной цепи подбежал дозорный боец. В устье дороги, ведущей к торгу, появилось серое тело грозной толпы. Шли посадские мужики с топорами и палками.

– Пали!
– заорал голова. Торопка засуетился. Присел, неловко держал пищаль между коленями, тесал кремень о кресало. Даже фитили не догадались сготовить заранее. И вдруг где-то далеко-далеко услышал как голова спокойно сказал.

– Айда по домам...Неча здесь...

Торопка почти сразу поднял голову. Посмотреть что случилось. Увидел, что на дороге остался один. Стрельцы разбегались в стороны. Голова на бегу крикнул что-то вроде пали или вали. Но Торопка остался. Дрожащими пальцами поднес горящий фитиль к зарядной полке. Из приближающейся толпы Торопке кричали. Торопка поднес пищаль к плечу. Огромная рука сверху накрыла пищаль, вырвала горящий фитиль. Торопка взлетел вверх и переместился на уличную обочину. Рыбка похлопал его по плечу.

– Дюже смелый казак.

– Какой там.- ответил Торопка.
– Так спужался.

– А по-твоему откуда смелость берется?
– спросил Каракут. Он держал пищаль Торопки.
– Из страха. Больше и неоткуда.

– Ну-ка, хлопец.
– Рыбка закрыл Торопку своим квадратным телом. Прижал к забору. Мимо шла толпа. Рыбка весело крикнул.

– Куда валишь, народ?

– Царевича Битяговский убил.

– Брусенную избу палить - орали пьяные радостные глотки.

– Давай с нами.. Может и достанется чего коли останется.

– Беги домой, Торопка.
– Каракут возвратил стрельцу пищаль.

– А вы?

– А мы полюбопытствуем.
– Рыбка вышел на дорогу.
– Не каждый день в Московском царстве кто-то мимо царя царствует.

ХХХ

На дворе Брусенной избы всегда деятельной и суетливой одиноко. Кроме Битяговского и Мишки Качалова никого. Звонил заполошный колокол. Громко без перерыва. Дьяк и Мишка подтянули веревками ржавую пушку на деревянный лафет, развернули ее дулом на закрытые ворота.

– Порох где, Митька?
– крикнул дьяк.

Митька Качалов волок в подоле своей бескрайней рубахи каменное ядро, высоко задирал цыплячьи ноги.

– А Волохов Осип убег.
– сообщил он дьяку.

– Убег? И слава богу...Митька? Обещался же пушку чистить?

– Че ее чистить. Она Мамая старше и моей рубахи.

Запертые ворота поддались вперед. Через колокольный звон стали слышны человеческие разъяренные голоса. Битяговский положил руку на плечо Митьке.

– Все, Митя. Все...Давай отседова. Успеешь до лошадей добежать.

Митька выронил ядро. Потер потный лоб.

– Куды ж я побегу, Федор Иваныч. Вместе кашу варили, вместе и есть будем.

– Митя. Митя. Не время сейчас богатырствовать.

Митька шмыгнул носом.

– Кто ж его знает, когда оно время-то. Пойдем, Федор Иваныч. Отобьемся. Мы же государевы люди. Кто на нас руку подымет?

Митька и дьяк заперли тяжелым запором двери Брусенной избы. По двору растекалось черное грозовое облако толпы. Внутри нее на лошади крутился Михаил Нагой. Распоряжался.

– Плот ломайте. Огонь несите!

Разломали плот. Выбили искры из кресал и кремней. Зажгли подготовленные кем-то факелы. В Брусенной избе Битяговский и Качалов спешно вооружались. Открыли оружейную камору. Там на полу в кучу были свалены проржавевшие мечи, трухлявые сулицы времен воеводы Бренка и битвы на реке Пьяни.

– Твою же мать.
– выругался Битяговский.
– Приговорил Бог. От нагаев диких, татарвы уберегся. А тут на родной земле...Обидно.

Митька втискивал себя в рассыпающуюся кольчугу. Не успел. Дверь вынесли той самой пушкой, что стояла во дворе. Толпа заполнила Брусенную избу, обтекая Битяговского и Митьку. Рассталкивая людей грудью лошади, в Брусенную избу въехал Михаил Нагой.

– Что творишь, князь?
– Битяговский.

– Ты! Ты царевича убил.
– Нагой тыкал в сторону дьяка нагайкой.

– Народ беспамятный пожалей. Когда из Москвы наряд придет, им расплачиваться...Ни тебе...

Михаил Нагой заорал, пытаясь заглушить трезвые слова дьяка.

– Что слушаете? Он с Волоховым господина вашего убил. Как куренка взрезал. Бей! Бей их!

Все началось и закончилось мгновенно. Битяговский и Митька отбивались, как могли, но совсем скоро они захлебнулись в толпе. Пропали без остатка. Нагой прорывался через затылки и спины, колотил эфесом сабли.

– Расступись! Расступись! Дай полюбопытствовать.

С трудом протиснулся к распростертым телам. Пронзил каждого по очереди саблей. В глазах его плескалась пьяная удаль.

– Что? Что? Жги да неси! Коли дело такое.

Шатаясь, выбрался Михаил Нагой из Брусенной избы. Увидел брата Афанасия. Рядом с ним несколько верховых холопов. К их лошадям было привязано истерзанное тело Волохова.

– Где нашли?
– спросил Михаил.

– Недалече убег.
– похвастался толстоносый холоп.
– Сулицей его поймал. Крякнул только.