Угловые
Шрифт:
— Что-нибудь ужъ одно. И то, и другое мы не можемъ въ одн руки. Наше общество слабо въ денежныхъ средствахъ. Сколько вы платите за уголъ?
— Полъ-комнаты у насъ, барыня-сударыня.
— Сколько-же вы платите?
— Пять рублей, — пробормотала искренно Охлябиха.
— Шесть… — брякнула въ то-же время Кружалкина.
— Ну, вотъ за квартиру за мсяцъ будетъ для васъ заплачено, — сказала барыня — Но вы должны работать, непремнно работать, — прибавила она и поднялась со стула, сбираясь уходить.
IX
Въ это время въ дверяхъ
— И я къ вамъ, барыня-сударыня-благодтельница… — заговорила она, стараясь надвинуть на подбитый глазъ платокъ и этимъ прикрыть изъянъ. — Если вы изъ того общества, которое сапоги выдаетъ дтямъ, то и я просила за своего мальчика. Ужъ не оставьте, ваше превосходительство, нашу бдность непокрытую. Вдь вотъ я бьюсь, какъ рыба объ ледъ.
Барыня съ головы до ногъ окинула Марью взглядомъ, и спросила:
— Да ваша фамилія-то какъ?
— Кренделькова… Марья Кренделькова, благодтельница.
— Кренделькова? Не помню такой. Хотя ваша фамилія такая, что легко запомнить. Вы здсь живете?
— Въ этой-же квартир существуемъ, сударыня, только въ другой комнат. Тамъ, рядомъ, я уголокъ снимаю. Махонькій уголокъ по сиротству нашему… Вотъ и квартирная хозяйка тутъ. У нея можете спросить.
— Вы въ какое общество подавали? Вдь есть много обществъ, — задала вопросъ барыня.
Марья встала втупикъ.
— Да вдь я неграмотная, ваше высокое превосходительство, мн люди писали. А только въ такое, которое сапоги раздаетъ. Сапоги, пальто, калоши… Явите божескую милость, барыня, не оставьте сироту.
— Я членъ совта общества для пособія бднымъ теплой одеждой и обувью.
— Вотъ, вотъ… — подхватила Марья. — Такъ оно и есть… Въ эту точку… Оно… Туда мы и подавали.
— Вы замужняя? У васъ есть мужъ? — спросила барыня.
— Нтъ, сударыня… сирота…
Марья хотла сказать, что она вдова, но покосилась на Алябиху и потупилась.
— Отчего-же вы говорите: мы подавали?
— Да вдь много у насъ тутъ жильцовъ всякихъ. Вс подавали… А я сирота, совсмъ сирота. Помощи никакой.
— Но вдь все-таки чмъ-нибудь занимаетесь, работаете?
— По стиркамъ хожу, поломойствую. А только у меня, барыня, ломота въ рукахъ и ногахъ и круженіе въ голов.
— Сколько-же у васъ дтей?
Марья совсмъ забыла, о сколькихъ дтяхъ писалось у ней въ прошеніи. Она запнулась нсколько и отвчала:.
— Трое, сударыня.
Это взорвало Кружалкину. Она была зла на Марью за отдачу дровъ лавочнику, и проговорила:
— Ну, зачмъ-же врать-то барын? Барыня эдакая добрая, сама пріхала, а ты врешь.
— Да вдь одинъ у меня въ деревн,- поправилась Марья. — А другой…
— Можете показать мн вашихъ дтей? Гд они?
— Въ школ, сударыня, въ школ… Теперь такое время, — отвчала Марья.
— Не помню я прошенія Крендельковой, не помню, — покачала головой барыня. — Вы когда подали-то его?
— Да когда… Дня два ужъ какъ подала прошеніе. Я о мальчик, сударыня, прошу… о сапогахъ…
— Два дня… Ну, такъ оно еще неразсмотрно. Могло даже и не поступить ко мн,- проговорила барыня, посмотрла на лицо Марьи и спросила:- А что это у васъ глазъ-то,
Кренделькова?Марья покраснла.
— Да вотъ головокруженіе, ваше превосходительство, отвчала она. — Несла это я намедни корзиночку съ бльемъ, а у насъ лстница скользкая, оступилась я да и… Вы не подумайте что-нибудь, барыня, — прибавила она. — Конечно, не трудно у насъ и на кулакъ наткнуться, потому что народъ у насъ въ углахъ животъ фабричный, буйный, и онъ ни за что тебя въ пьяномъ вид двинетъ, а только это на лстниц, отъ круженія…
Квартирная хозяйка стояла и еле сдерживала, улыбку.
— Ну, что-жъ, покуда у меня не будетъ вашего прошенія, Кренделькова, я вамъ ничмъ помочь не могу, — сказала барыня. — Но вы все-таки считайте себя ужъ обслдованной. Показанія ваши я запишу въ мою записную книжку и ужъ сама сюда больше не пріду, ни отъ себя никого не пришлю. А сапоги для вашего сына вы получите. Я васъ вызову къ себ повсткой.
— Много благодарны вами, барыня, — кланялась Марья. — Вамъ Богъ заплатить, что вы не оставляете сиротъ. — Но нельзя-ли, барыня, и за уголокъ, благодтельница, за меня заплатить? Всего два рубля…
Марья была уже смле. Видя снисходительность барыни, она наклонилась, чтобы поцловать ея руку, но барыня быстро спрятала руки за спину, тогда Марья приподняла голову и чмокнула барыню въ плечо. Барыня повела носомъ и строго взглянула на Марью.
— Вы водку, Кренделькова, пьете. Отъ васъ водкой пахнетъ, — проговорила она.
Марья смутилась, покраснла, но тотчасъ-же нашлась и отвчала:
— Нтъ, барыня, что вы! Точно что я сейчасъ выпила малость отъ сосдки, именинницы., а только это не отъ меня самой пахнетъ. Это отъ ногъ, сударыня… Я ноги натираю водкой, потому что у меня, ваше превосходительство, ревматизмъ въ ногахъ… Только водкой и спасаюсь. А пить — зачмъ-же?..
— Ну, смотрите. Будьте осторожны. Мы завдомо пьющимъ людямъ не помогаемъ.
— Боже избави, барыня… Что вы… Это отъ ногъ. За уголокъ-то, барыня, можно разсчитывать получить?
— Нтъ, нтъ. Что-нибудь ужъ одно: или сапоги, или за уголъ. Вы просите сапоги — сапоги и получите. Да наконецъ вы у меня и на замчаніи… Этотъ глазъ… Этотъ запахъ… Вдь я не могу проврить. Дайте мн гд-нибудь къ столу приссть, чтобъ я могла въ записную книжку записать, — обратилась барыня къ квартирной хозяйк.
— Въ кухню, ваше превосходительство, пожалуйте, — засуетилась Анна Кружалкина. — У меня тамъ столъ чистый… Сейчасъ только съ мыломъ и пескомъ вымыла.
— Ко мн, барыня, пожалуйте въ уголокъ, — приглашала Марья. — У меня тоже есть столъ…
Об женщины повели барыню изъ комнаты Охлябиной. Сзади слдовалъ лакей, за лакеемъ Охлябиха.
— А мн-то, сударыня, какъ-же быть? — заунывно спрашивала Охлябиха. — Я двченонк сапоги просила, а махонькому мальчику фуфаечку и чулочки.
— Получите, получите. Ваша просьба можетъ быть уважена. Я вызову васъ къ себ повсткой, и вы получите отъ меня билетъ на полученіе изъ лавки сапогъ, фуфайки и чулокъ.
— Нельзя-ли, благодтельница, и мн чулки въ придачу къ сапогамъ для мальченки? — клянчила Марья. — Вдь какіе холода-то стоятъ.