Укрощение строптивого лига

— Так стоит ли на всякие глупые слухи обращать внимание?

— Обманываться я не люблю. Я — дикая собственница, кто назвался мужем — тот мой. За грех — могу и покалечить. Так что меня вполне устроят необременительные встречи. Я все сказала. Спасибо за поздравления. Подарок не приму. Дверь там! — я сдернула со спинку кровати свой пеньюар и, выскользнув из постели, ловко накинула его на плечи. Покидала комнату гордо держа голову.

Но едва закрыла дверь — побежала на чердак, чтобы ни на кого не нарваться. Потому что мне было больно, и я едва сдерживала слезы. Да, я была резка, но и он не нашел тех слов, которые мне хотелось услышать. Мы оба не нашли нужных слов друг для друга. Разве это не свидетельство отсутствия взаимопонимания?

Из окна я наблюдала, как уходил Тирс. Наверно, после того, что наговорила, навсегда.

И вот я гордая — грущу в большом доме в компании призрачного пса и часами бездумно наблюдаю в окно, как ветер гнет кроны в саду, сбивая с них и без того редкие пожелтевшие листья, как косая изморось растекается по стеклу. На душе невыразимая тоска, хоть вой. Одна надежда — через несколько дней снова приедет на выходные Мрита, и мне станет чуть легче.

В сарае крыша прохудилась. Хотела заниматься ее ремонтом вместе с Эяндом, но после разрыва с Тирсом пропали силы и желание что-либо делать. Эх, если бы можно было заморозить себе сердце, как Снежная Королева, и больше не мучиться, жить своей жизнью, идти к цели…

«А какая у меня цель? — задумалась. — Богатство? Так не беднячка. Слава? Благодаря слухам мое имя гремит по Миритии и соседним странам. Власть? Никогда не хотела ее. Вон — ответственности за Мриту, усадьбу и прислугу хватает выше крыши…»

Все сводилось к тому, что я хотела быть с любимым, близким человеком, с которым можно разделить радость и печаль.

Теперь же, из-за глупой гордости оттолкнув Тирса, потеряла даже малейшую возможность общения с ним, без чего невозможно узнать друг друга, и нет шанса для зарождения чувств.

«Если была бы с ним мягче, наше общение продолжалось бы, и Тирс мог бы когда- нибудь влюбиться в меня… Конечно, глупость, но так было бы чуть-чуть больше шансов, а теперь ни одного, — я смахнула набежавшую слезу. — Но если у него есть ко мне хотя бы капелька симпатии — сможет простить!» — и, схватившись за мелькнувшую надежду, села писать письмо.

Пытаясь извиниться за резкость, извела пачку листов, но настроение переменилось, и теперь сердце подсказывало: поздно, я перешагнула черту, и не менее гордый Тирс не вернется. Если отправлю письмо — не ответит, и тогда к разбитому сердцу добавится еще унижение. В отчаянии рвала письма, снова писала и рвала, порывалась поехать к Эдалине, но останавливала себя, мечась между желанием исправить глупость и дурным предчувствием.

В ожидании тянулось время. Однако за четыре седмицы Тирс так и не дал о себе ни весточки. Я пыталась быть сильной, но переживания сказались на здоровье. У меня пропал аппетит, появилась слабость, а из-за успокоительных трав Насты начало тошнить.

— Вот так по доверчивости и отравят слуги…, - ворчала я в сердцах на служанок из- за плохого настроения и прикидывала, во сколько мне обойдется визит лекаря. Императорского не потяну, но попроще вполне. Наста и ее тетка так боялись потерять хлебное место, что едва ли не со слезами на глазах уговаривали позвать хотя бы деревенского знахаря. Еще и пытались всячески угодить. Уже так надоели своей услужливостью и взглядом доверчивых телячьих глаз, что я старалась из своей комнаты не выходить.

«Хватит быть рохлей! Надо брать себя в руки и учиться жить без Тирса! С ним или без него, но жизнь продолжается!» — решила утром, когда взглянула на свое измученное отражение в зеркале. Прошла четвертая седмица после нашего расставания, пора бы перестать лить слезы и найти себе полезное занятие.

На улице сыро и выходить из теплого дома не хочется. Тем более что от слабости голова кружится, но можно заняться изучением домовой книги — месяц две мои хитренькие мадамы без присмотра были.

Я хотела спать, тем не менее упрямо сидела за столом и изучала домовую книгу, когда в дверь постучали. Наста всегда стучала, прежде чем войти, но этот стук был так похож на ритм Тирса!

Еще не успела это полностью осознать и сказать: «Войдите!», как дверь распахнулась, и в комнату вошел именно он, выглядевший идеально, как мачо из журнала мод!

Увидев его, я от неожиданности привстала с кресла, но голова кружилась, и я обессилено плюхнулась обратно. Если бы он не предупредил о своем появлении стуком, наверно, в обморок бы упала.

— Есть серьезнейший разговор! — сходу безапелляционным тоном заявил Тирс, подходя ко мне. Пока я приходила в себя от шока, он поставил стул напротив и сел. — Ты беременна!

Я захлопала глазами и закачала головой.

— Дурная шутка! — но он смотрел так серьезно, что до меня стало доходить. И все же я уточнила: — А ты уверен!

Вместо ответа Тирс закатил глаза.

— Хочешь подождать и проверить?

— Если даже так, это ничего не меняет. Не хочу, чтобы беременность стала причиной нашего брака, — отвечаю ему, а у самой губы дрожат. И тут у Тирса по лицу пошла краснота, а потом он как хлопнет кулаком по столу.

— Живо собирайся, и едем в храм!

— Но… — растерялась я. Какой храм, как живо?! Я не готова морально! Не в чем! Да и…

— И без споров!

— Но… я так не хочу! Я хочу по любви! А не быть всю жизнь обузой! — выпалила я, плевав на гордость. Если не любит, что ж — пусть хотя бы скажет честно.

Тирс замолк на полуслове. А потом шумно выдохнул и тихо произнес:

— О, Великая Альдера! Я ей стихи посвящаю, под кустами сижу, потому что скучаю, а она не подозревает, что я ее люблю! — и с громким вздохом отчаяния опустил голову на стол. Раздался громкий звук: — Бах!

Когда я пришла в себя, тихо прошептала:

— Ты же не говорил об этом! И я думала, что ты добиваешься меня из упрямства!

Он поднял голову и посмотрел на меня:

— Ну, если только вначале нашего знакомства.

После его признания, прижала руки к груди, чтобы сердце не выпрыгнуло. Не могу поверить!

— Вера, я люблю тебя.

От шока не могла вымолвить ни слова и, как истеричка, разрыдалась.

— Подумать не мог, что мое признание так подействует на тебя, — расстроился Тирс.