Умершее воспоминание
Шрифт:
— Как я могу верить, если в это не верит самый дорогой мне на свете человек? — Карлос обнял свои колени и, уткнувшись в них лбом, заплакал с новой силой. — Мне так не хватает Алексы… Где она, где она, где она? Почему она не со мной?
Насилу мне удалось успокоить Карлоса и уложить его спать. Сам я не ложился ещё до утра. Прижавшись спиной к стене, я сидел на полу, напротив кровати, и наблюдал за беспокойным сном друга. Увидев, что он втайне от меня играл в автоматы онлайн, я был неописуемо зол на ПенаВегу и, если честно, поначалу думал даже о том, чтобы уехать домой. Но потом мною овладела жалость, я пожалел Карлоса и решил никуда не уезжать. Ему нужна была помощь, и я считал, что обязан
«Сегодня Карлос плакал и, ползая по полу, звал тебя. Он без тебя не может. Возвращайся. Пожалуйста.
P. S. Я не прошу прощения за него, я просто хочу ему помочь.
P. S. S. Если моего терпения на него не хватит, то это будет на твоей совести».
Следующую неделю я пытался убедить себя, что невероятно рад собственному одиночеству. Парням и Эвелин я рассказал о том, что мы с Дианной расстались, и при этом старался не придавать своему голосу такой тон, будто я только что потерял любимое домашнее животное. Мне хотелось, чтобы все видели, что я не расстроен, что даже счастлив быть один. Парни сначала принялись меня утешать, но я с улыбкой сказал им, что всё в порядке. Эвелин, услышав от меня слова о нашем расставании, искренне расстроилась и загрустила. «Мне кажется, вы были такой хорошей парой», – ответила она на мой вопрос. Её слова пробудили в моей душе странные ревностные чувства, и я, улыбнувшись, сказал, что наши с Дианной отношения в любом случае должны были сойти на нет.
Оказалось, что с одиночеством мне смириться не удаётся. Каждый день после работы, чтобы не оставаться одному в большом доме, я заезжал к Блэкам, ощущая, что мне необходимо быть рядом с Эвелин. Мы оба были одиноки: она без Уитни, а я – без Дианны, и поэтому мы остро нуждались друг в друге. Однако вскоре мне стало казаться, что я начал надоедать мистеру и миссис Блэк.
Они оба были раздражены уездом их старшей дочери, хотя при мне всегда старались быть дружелюбными и вежливыми, как и прежде. От Уитни новостей не было до прошлой среды: сестра Эвелин прислала матери одно-единственное сухое сообщение, в котором было семь слов: «Я в порядке. За меня не волнуйтесь». В связи с потерей одной из дочерей Дженна и Джонни взялись за опекунство оставшегося ребёнка с необыкновенным усердием. Мистер Блэк почти каждый день самостоятельно возил Эвелин к доктору, а миссис Блэк заботливо готовила для своей семьи ужин, хотя раньше этим вовсе не занималась. Эвелин теперь не могла никуда выходить, разве что на задний двор, погреться на солнышке. Возникало ощущение, что её родители каждый её шаг расценивали как попытку сбежать, но в этом я видел только их бесконечную заботу о своём ребёнке. Удивительно, как побег Уитни смог сплотить эту семью!
К концу недели я начал замечать резкость в словах и движениях мистера и миссис Блэк. Конечно, вслух они неприязни ко мне не выражали, но я всё понимал сам: я наведывался в их дом ежедневно всю неделю, и, конечно, они порядком подустали от меня.
В пятницу я уже решил не ехать к Блэкам и даже не предупредил об этом Эвелин. Пока мы с парнями после работы собирались ехать по домам, я смотрел на Кендалла и думал о том, чтобы напроситься к нему в гости. Нет, я был бы рад поехать и к Карлосу и к Джеймсу, но обоих дома ждали их вторые половинки, и я явно был бы лишним там.
— Хорошенько отдохните на выходных, — сказал нам Мик, собирая со своего стола нужные бумаги. — В понедельник начнётся ваша новая трудовая неделя. Вам нужны силы.
— К слову, чем собираешься заняться на выходных? — спросил меня Джеймс, слегка улыбнувшись. Я заметил в его тоне капельку сочувствия моему одиночеству.
— Не знаю, —
пожал плечами я. — Может, буду смотреть старые фильмы и есть кукурузные чипсы.— Если хочешь, можешь приехать ко мне. В любое время.
Я взглянул на него и еле заметно кивнул.
— У тебя дома есть пиво? — спросил я Шмидта, когда мы уже покинули здание под красным фонарём.
Он посмотрел на меня со слабой улыбкой и ответил вопросом:
— Что за повод?
— Просто я вспомнил, что ты обещал угостить меня пивом, а я обещал тебе показать какой-нибудь классный фильм.
— А, точно. Едем ко мне, что ли?
Я впервые посетил новое жилище Кендалла. Теперь его обиталищем была небольшая двухкомнатная квартира в высотном здании. На кухню нам пришлось пробираться сквозь коробки, которыми была заставлена прихожая; в гостиной ещё не было ремонта, поэтому Шмидт решил, что мы посидим на кухне.
— Ну и как тебе моё гнёздышко? — спросил друг, доставая из холодильника пиво. — Нравится?
— Что тут может нравиться? Здесь ведь почти ничего нет. — Немец открыл обе бутылки и поставил передо мной одну. — У тебя на кухне всего один стул, и на нём сижу я, в то время как ты гнездишься на коробке. Тебе самому как?
— Мне как? — с улыбкой переспросил Кендалл, положив ногу на ногу. — Я в восторге от своей квартиры. Делаю ремонт как захочу, ложусь спать когда захочу, даже убираюсь только тогда, когда сам уже задыхаюсь от пыли, а не когда Кайли заставляет это делать. Жить одному прекрасно!
Наши бутылки звонко ударились друг о друга, и мы выпили. Выслушав восхищение друга жизнью волка-одиночки, я мысленно не согласился с ним. Более приемлемой мне казалась жизнь с девушкой, и меня не переубеждала неограниченная свобода действий при проживании в одиночестве.
Долгое время мы со Шмидтом говорили на отдалённые темы, но в основном о работе. Затем друг как-то очень резко сменил тему, спросив:
— Ну что, как там Эвелин?
Вместо ответа я настороженно посмотрел на него. Кендалл нахмурился и, обернувшись, с недоумением спросил:
— Что не так?
— Зачем ты спрашиваешь об Эвелин? — растерянно задал вопрос я.
— Как это зачем? Я хочу знать, как у неё дела.
— Я не об этом, Кендалл. Разве ты не относишься с ревностью к тому факту, что… я продолжаю поддерживать с ней общение, после того как… ну, ты знаешь.
Он улыбнулся, опустив голову.
— С какой стати я должен ревновать? — пожал плечами он.
— Но ты ведь…
— Да. Тот факт, что я люблю её, не запрещает мне надеяться на то, что у вас с ней ещё может что-нибудь получиться.
То, что Шмидт так открыто и с вызовом говорил о своей любви к Эвелин, странно повлияло на меня. Сначала я разозлился, потом из-за чего-то расстроился, и, наконец, мою душу наполнила бесконечная благодарность Кендаллу за то, что он говорил. Тяжело вздохнув, я подпёр щёку кулаком и взглянул на него исподлобья.
— Честно говоря, чувствую себя самым ужасным другом на свете, — тихо признался я. — Как я могу продолжать видеться с ней после того, как она отказала нам обоим?
— Да хватит тебе, — улыбнулся немец, — я ведь сказал, что не ревную. Всё охрененно, Логан.
— Как ты можешь так говорить?
— Не понял?
— Просто я пытаюсь поставить себя на твоё место, — задумчиво произнёс я, — наверное, я уже давно сошёл бы с ума от злости и ревности. Мне бы не дала покоя мысль, что я один, а ты там… с ней.
Пожав плечами, он взял в руку бутылку пива и, приподняв её, сказал:
— Давай тогда выпьем за меня, раз я такой идеальный друг.
Не успели мы сделать и по глотку пива, как в дверь раздался короткий звонок. Сердито поставив на стол бутылку с пивом, Кендалл поднялся на ноги и проворчал: