Умершее воспоминание

Однако, какими бы упорными ни были мои старания, я сломался. Проснувшись утром в пятницу, я отчётливо понял: я жить не могу без Эвелин.

На руку мне сыграло то, что сегодня наш рабочий день начинался в двенадцать. Это позволило мне заскочить к Блэкам перед работой, и, собственно, я так и сделал. Необъяснимую вину перед Эвелин я всё же чувствовал, поэтому по дороге к ней я заехал в цветочный магазин и купил розовые розы.

Мистер Блэк был дома, он и открыл мне дверь. Видимо, в отсутствие своей супруги он сам справлялся с завтраком: об этом говорили фартук, который был на нём, и озабоченный вид мужчины.

— О, привет, Логан, — улыбнулся Джонни, и мы пожали друг другу руки, — рад снова тебя видеть. Где пропадал?

— Заработался, — с виноватой улыбкой пожал плечами я.

Мистер Блэк посмотрел на букет роз, которые я держал в руках.

— Эвелин уже встала, — сказал он, словно отвечая на мой не прозвучавший вопрос, и бросил быстрый взгляд в сторону кухни, — слушай, у меня там блины подгорают, ты тут сам…

— Да, я справлюсь. Идите спасать блинчики.

Пока я поднимался наверх, к Эвелин, руки у меня взволнованно дрожали. На втором этаже было тихо, и на мгновенье мне показалось, что в комнатах никого не было. «Нет, это же не твой дом, — поспешил я себя успокоить, — Эвелин здесь, она никуда не ушла».

Постучавшись, я приоткрыл дверь и заглянул в спальню, которая за последнее время мне стала даже роднее своей собственной. Эвелин сидела на подоконнике и глядела в окно. Она даже не повернулась, чтобы посмотреть, кто вошёл, — очевидно, она думала, что пришёл мистер Блэк. Эвелин не ждала меня, и это несколько задевало.

— Я пока не хочу завтракать, папа, — прозвучал её разочарованный голос; она по-прежнему на меня не смотрела.

— Нет аппетита?

Эвелин резко повернулась, и её серо-голубые глаза, которые при ярком свете очень выгодно выделялись на фоне её фарфоровой кожи, остановились на мне. Я улыбался, взволнованно сжимая букет роз; шипы свирепо впивались в мои ладони. А Эвелин, к моему огорчению и удивлению, даже не улыбнулась, увидев меня. Это ранило меня в самое сердце. Мы не виделись неделю, неужели она не скучала по мне, неужели не ждала?..

— Привет, Логан, — проговорила она всё тем же безрадостным тоном и даже не спустилась с подоконника, чтобы обнять меня. Потом Эвелин взглянула на розы и тихо добавила: — Положи их на стол, пожалуйста.

Я, с удивлением глядя на неё, положил букет на стол и снова подошёл к окну. Эвелин смотрела на небо, а я пытался заглянуть в её глаза.

— Что с тобой? — спросил я, чувствуя, что плохое настроение любимого человека передаётся и мне. Я не мог смотреть на её страдания.

— Где ты был, Логан? — с бесконечной обидой в голосе спросила Эвелин и посмотрела на меня. — Ты же знаешь, что мне и так невыносимо одиноко, а без тебя… без тебя мне в миллионы раз хуже! Почему тебя нет рядом, когда ты нужен? Почему, Логан, почему?

Я молчал, виновато опустив глаза. Теперь я чётко осознавал, насколько эгоистичным было моё стремление забыться работой, и я стал противен самому себе. Было ужасно неприятно думать о том, что своим отсутствием я сильно обидел Эвелин.

— Прости, — прошептал я, закрыв глаза одной рукой. — Я не специально оставил тебя, Эвелин… У меня было столько дел, и я… Я просто не мог приехать.

Она молча смотрела в окно, и я не мог понять: приняла она мои извинения или нет. Сегодня она была особенно грустна, и я не знал, в чём заключалась причина этой грусти.

— У тебя бывало такое, — вдруг начала Эвелин, задумчиво сузив глаза, — что ты чувствовал ненависть по отношению к любимому человеку? Любишь его, любишь, и вдруг в один момент понимаешь, что ненавидишь.

— В таких случаях моё «ненавижу» не возвращалось обратно к «люблю», — тихо ответил я. — Но мой любимый человек сам был виноват в том, что я его возненавидел.

Эвелин бросила на меня мягкий, сочувствующий взгляд и тут же сказала:

— Нет, а если человек не виноват?

Я вспоминал, как недавно изливал душу Джеймсу, когда всё, копившееся во мне месяцами, в одно мгновение вырвалось наружу. Тогда я, покраснев от ярости, уверял Маслоу, что ненавижу Эвелин… Глядя на неё теперь, в эти родные серо-голубые глаза, я не мог понять, как можно было ненавидеть это прелестнейшее создание.

— Такое тоже было, — прошептал я, не отрывая от собеседницы взгляда. — В частности, человек был не виноват, но я был уверен в обратном… Не знаю.

— Но твоё «ненавижу» впоследствии изменилось на «люблю»?

Я улыбнулся и сказал:

— Изменилось.

— Я как раз об этом, — приподняв брови, проговорила Эвелин, и я, наблюдая за ней, продолжал улыбаться. — Очень часто случается такое, что у людей меняется отношение к любимым… И порой люди могут быть не виноваты.

— А кто виноват?

— Что-то внутри, — беспомощно пожала плечами она, — я сама не могу понять этого… Если одного и того же человека в разное время спросить, как он относится к своему близкому, его ответы могут резко отличаться друг от друга. И ни в один из разов он не солжёт.

— Неприятно, правда? — сморщил нос я, понимая, о чём говорит Эвелин.

Она покивала, молча соглашаясь со мной.

— Я об Уитни, — негромко сказала моя собеседница, будто боялась заговорить об этом вслух. — Она всю жизнь была рядом, Логан, но… Сегодня утром я ощутила что-то странное, непонятное. Я ненавижу Уитни за то, что она не здесь, что она уехала, оставив меня; но в то же время я очень люблю её и понимаю, почему она так поступила. Ненависть заглушает во мне эту любовь и понимание, и сейчас я ни за что не сказала бы ей, что люблю её, даже если она стояла бы здесь, передо мной. Я буду права, сказав, что ненавижу её, но ведь это не значит, что я её не люблю…

— Это «что-то внутри» — удивительная вещь, — сказал я, снова улыбнувшись. — Мы можем ненавидеть тех, кого любим, и любить тех, кого ненавидим, а можем вовсе ненавидеть за то, что любим… Человеческую природу словами не объяснишь.

Эвелин смотрела на меня несколько мгновений, после чего тихо, с какой-то обидой в голосе произнесла:

— Ты, наверное, не любишь меня, да?

Я испугался этой мысли и того, что такая мысль вообще могла прийти Эвелин в голову. Я с силой сжал её руку, будто пытался доказать этим, что её предположение глупо, даже невозможно.

— Как ты можешь говорить такое, Эвелин?.. — растерянно спросил я, глядя в её глаза. — Ты же знаешь, что я люблю тебя всем сердцем и… И больше всего я ненавижу те вещи, которые могут отвлекать меня от встреч с тобой…

Она глядела на меня со слабой улыбкой, точно радовалась, что я отрицательно ответил на её вопрос. Я тоже улыбнулся, хотя внутри всё дрожало от того, что я только что сказал ей.

Эвелин прижалась ко мне и прошептала:

— Я так рада, что ты приехал.

Я ничего не ответил. Какое-то время мы сидели в обнимку, затем она отстранилась от меня и, вопросительно нахмурившись, посмотрела в мои глаза.

— Может ли человек оставить того, кого любит? — спросила Эвелин.

— Может, — нехотя ответил я, понимая, к чему она клонила, и снова сжал её руку, — но он не всегда делает это по своей воле. Я снова должен оставить тебя, потому что мне нужно ехать на работу… Но я ведь страшно не хочу уезжать от тебя.

Она выдернула свою руку из моей ладони и с разочарованным видом опустила глаза. Ну вот, я снова обидел её…

— Прошу, не сердись, Эвелин, не обижайся, — с сожалением в голосе сказал я. — Я ведь приехал, и это главное, да?