Умножители времени
Шрифт:
египетской, эллинской и восточной философией и мистериальными культами.
Но они тайны сии держат в строжайшем секрете!
Пройдя по парадной аллее метров сто, граф развернулся и пошел обратно.
Он вновь любовался своим домом. Напоминает римские палаццо пятнадцатого
века. Южный фасад с двухъярусной лоджией. Нижний этаж украшает
рустованная аркада. Верхний украшен спаренными колоннами коринфского
ордена. Боковые части в виде эркеров - ризалитов выступают вперед. Вон
любимый балкон с пилястрами.
демонические маски. Берегут дом от всяческого зла.
Вошел в дом, в свой просторный кабинет. Прилег на софу. Взгляд
блуждает по стенам, мебели, будто отыскивая некую подсказку. Граф
прикрывает глаза на несколько минут, снова открывает... Огромный
письменный стол, пустой сейчас, пустые и книжные шкафы вдоль стен. "Будто
приготовленные на казнь. Ждут приглашения". Он позвонил в колокольчик.
36
Вошел слуга Никита, рослый, сорокалетний, сутулый мужик с грустным лицом,
чем-то повторяющим морду любимой лошади Петра - Лизетты. Яков
Владимирович обожал лошадей. Конюшня в усадьбе - на зависть. Старых кляч
граф усыплял сам, препарировал, делая лекарства, бальзамы, вытяжки,
особенно из лошадиных костей. Народившихся и молодых жеребцов тоже
использовал. Никита служил у него уже двенадцать лет. Преданный, толковый
и расторопный.
– Через час подавай. Накрывай в столовой... И не забудь... впрочем...
ступай.
Слуга направился к двери. Барин смотрел на его руки - ловкие, крепкие.
И все же... сможет ли? Ведь не дровосек и не мясник.
– Постой, братец. Скажи-ка, испытания делаешь? На моей гильотинке?
Не забудь: у тебя на все про все не более двух минут! И абсолютное
спокойствие. Завтра ещё раз проверю. И не чучело, а приготовь-ка к экзамену
крупного кабанчика.
Когда слуга ушёл, Яков достал один из трёх оставшихся фолиантов,
которые он хранил в ящике бюро. Эта книга, написанная китайским алхимиком
двенадцатого века, была важна графу тем, что там наиболее подробно описаны
чакры, их назначение. Закладками в книге служили рисунки Леонардо и, в
частности, будто распятая, фигура человека. "Может всё-таки поручить дело
тому деревенскому мяснику, так ловко коловшему и разделывающему
скотину?" Мясник этот, кажется, его звали Кузьмич, был всегда нетрезв, но
удары огромным топором наносил удивительно точно. С последним ударом
Кузьмич сам падал оземь и сразу начинал храпеть. "Нет, нет... нельзя... нельзя
с такой энергетикой".
"Жизнь - случайность, смерть - закономерность", - вспомнил Яков фразу
из Теофраста Бомбаста. Закономерности и поддаются изучению". "Так-то так, -
думал Яков, - но слова тоже могут быть случайными, теория - сухой. Жизнь
зиждется на эксперименте! На миллионах экспериментах, которые ставит
37
Природа".
...Вот уже несколько лет,
как фельдмаршал следил за качеством питания.Да и режим питания старался выдерживать. Ведь раньше он, как и Петр
Алексеевич, вечно бывшие в трудах и заботах, ели на скорую руку простую, но
сытную пищу. А царь вообще имел привычку трапезничать или писать что-то
на пеньке, держа тетрадь или тарелку на коленке. Сейчас Брюсу нужна пища
разнообразная, богатая витаминами и минералами. Обмен веществ нужно
выровнять, этот механизм должен стать отменно работающим. Конечно, с
привычкой ученого работать по ночам, увлекаться исследованиями, не
выдерживать режим приема пищи слово "отменный" следовало заменить на
"удовлетворительно".
Плотный завтрак в десять - одиннадцать часов, потом сон до пяти -
шести часов, затем чаевничание с легкими закусками, далее прогулки, чтение,
хозяйственные дела до девяти - десяти часов, наконец, полновесный ужин до
полуночи и работа, работа всю ночь до утра. Теперь работы нет, нет и чтения.
Только думы, думы... и дрёма.
И сейчас граф дремал. Он любил небольшие сны-воспоминания, когда
через пятнадцать - двадцать минут дремы можно взбодриться приятными
воспоминаниями, усиленные сонной фантазией. На сей раз ему "приснилась"
его любимая "проделка" с "цветочной девушкой". Бывало это лет двадцать-
тридцать назад, когда гостям в Московском доме Якова Вилимовича кушанья
подавала эта девушка. Красавица необыкновенная: шея, плечи сахарной
белизны, пышные волосы, вдохновенное лицо, открытые глаза, ротик, тоже
приоткрытый как раз для поцелуя. Даже графы влюблялись до беспамятства.
– Но почему она все время молчит?
– удивлялись гости.
Яков делал значительное лицо, подходил к девушке:
– Поелику она - нерождённая!"
Затем хозяин выдергивал из её волос шпенёк (деревянную палочку), и та
вся рассыпалась цветами.
38
Много об этом "фокусе" говорили люди. И когда Брюс поселился в
Глинках и жаждал лишь покоя, новые соседние помещики и прежние
московские знакомцы стали напрашиваться в гости. "Вот оборудую все
достойно и приглашу", - отвечал Яков Вилимович. Он оборудовал в
подземелье ледник, в подсобном помещении хозяйственного двора обустроил
пекарню. В ней же поставил специальные железные решетки, чтобы на углях
жарить мясо и рыбу. В домовой кухне была русская печь, чтобы и помещение
обогревать, да пироги и кулебяки печь, и каши да овощи томить. Любовь к
русской стряпне привил ему ещё в "потешном" полку Алексашка Меньшиков,
которые мастер был стряпать - и пироги, и дворцовые интриги. Разные начинки
всякий раз изобретал. Глаз-то востренький у него был.
Так вот, подготовился граф и назвал гостей. Устроил подле озера