Unknown

мой…

Повсюду разбросаны мертвые люди. Рыбушкин отчетливо видел маленькую девочку и

рядом с ней — подростка лет пятнадцати. Это были дети одного из сотрудников,

счастливые оттого, что им позволили полетать на чудесной машине…

Оператор прекратил съемку. Он понимал, что фильм придется отдать «куда следует»: там

запечатлены самые критические мгновения катастрофы...

19 мая 1935 года, Чикаго

Андрей Николаевич Туполев спустился в холл гостиницы. Предстояло выехать в Нью-

Йорк. Советские авиационные специалисты находились в Америке уже довольно долго.

Туполев подошел к выходу и буквально столкнулся с водителем автомобиля, который был

прикреплен к делегации.

— Андрей Николаевич! — Водитель протянул ему смятую газету. — Смотрите, смотрите,

что пишут! Погиб «Максим Горький»! Самолет, самолет погиб!

Туполев побледнел, тихо опустился в кресло. Архангельский, не веря услышанному,

пробежал глазами заголовок, взглянул на фотографию.

— Саша, — еле слышно произнес Туполев, — пошлите Харламову телеграмму. Пусть

телеграфирует… подробности…

19 мая 1935 года, Москва

Совещание открыл товарищ Сталин:

— Необходимо уточнить причины катастрофы. Подготовить правильное сообщение о

гибели самолета-гиганта.

Повисла пауза. Наконец Кольцов решился:

— Главный виновник катастрофы — летчик Благин, который самовольно решил

выполнить фигуры высшего пилотажа вокруг подвижного объекта. Воздушное ухарство,

ненужная удаль — вот что стало причиной гибели многих замечательных людей и

прекрасного воздушного корабля.

Опять повисло молчание. На сей раз решился Хрущев:

— Иосиф Виссарионович, а как быть с телом Благина?

Сталин пристально посмотрел на него и ответил:

— Хоронить со всеми. И вдове назначить персональную пенсию, как остальным.

Хрущев переглянулся с Харламовым и заметил в глазах того тревогу. Несомненно, Сталин

все знал. Поэтому и насчет семьи Благина распорядился…

…Товарищ Харламов будет расстрелян через несколько лет.

93. На пути к Прохоровке

2 июля 1943 года, южная часть Курского выступа, КП Воронежского фронта

Николай Федорович Ватутин буквально не находил себе места. Инстинкты

военачальника кричали ему: «Пора наступать!»

Активная оборона, которую вел Воронежский фронт, выматывала не только противника,

но и своего командующего.

— Хватит окапываться, — убеждал Ватутин — Верховного, представителя Ставки,

«соседей». — Упустим момент, упустим! Чего ждать? Противник сидит и не наступает, а

осень не за горами. Вс сорвется. Начнем первыми! Сил-то у нас достаточно.

Маршал Василевский — представитель Ставки Верховного Главнокомандования, — на

которого Ватутин давил, не переставая, колебался. Ватутин умел быть настойчивым и

убедительным, противостоять ему было трудно.

— Николай Федорович, повременим еще, — сказал наконец Василевский. — Уверен:

переход врага в наступление — вопрос ближайших дней. Если мы начнем первыми, это

будет немцу только на руку. Активная оборона его измотает, обескровит… Мы это уже

обсуждали.

— Между прочим, товарищ Сталин меня поддерживает, — перебил Ватутин.

— Товарищ Сталин приказал держаться обороны, — отрезал Василевский. Он отвел глаза

в сторону: ему, как и Ватутину, не терпелось начать.

4 июля 1943 года, район Обояни, деревня Успенов, штаб Первой гвардейской танковой

армии

Ватутин прибыл неожиданно.

Командующий танковой армией — Иван Ефимович Катуков — принял его гостеприимно,

предложил чаю.

— Умеете устроиться, товарищ Катуков, — одобрил командующий фронтом. —

Окопались, небось, по самые уши?

— Пока стоим во втором эшелоне, — ответил Катуков, — и окопаться успели, и занятия с

личным составом провели, и с соседями действия согласовали.

— Рассказывайте, — потребовал Ватутин и навалился на стол, грузный, уставший.

— Вы знаете, Николай Федорович, пока до места дислокации добирались — попали под

бомбежку. А наши ПВО — так себе, еле-еле душа в теле. Потеряли бы танки, если бы не

наши собственные зенитчики! А немцы в воздухе крепко держатся: их разведчики того и

гляди засекли бы нас.

— Так не засекли же? Вы, насколько я помню, ночью передвигались?

— И вениками следы заметали, — подхватил Катуков. — Увидит немец следы гусениц и

все поймет. Так что к машинам привязывали хворост. Казалось бы, примитивное

«устройство», а работает. Танки замаскировали тоже проще простого: поставили их

впритык к домам и сараям и сверху накидали «крышу»: с воздуха выглядит так, словно

дома и сараи разве что «подросли» на пару метров, а так — без изменений.

— Мастера маскировки, значит, — проговорил Ватутин. — Это хорошо. Что у вас с

матчастью?

— Это правда, Николай Федорович, что против нас будут действовать новые немецкие

танки — «Тигр» и «Пантера»?

— А куда они денутся, — ответил Ватутин. — Уж конечно, ждите.

— У наших ребят почти у всех вместо фото любимой актрисы теперь изображение

«Тигра», — сообщил Катуков. — По целым дням ведутся разговоры, как с этим зверем

справиться, где у него уязвимые узлы, как в него стрелять и метать гранаты.

— Подкалиберные снаряды вам доставили? — спросил Ватутин. — Приехал лично

убедиться, учтите.

— Убеждайтесь, — ответил Катуков спокойно. — По пять на действующий танк. Этого

мало, так что присылайте еще. Впрочем, и этого количества хватает, чтобы поднять