Узы крови

Его шаги сопровождал скрип железной двери. Шуршание ткани становилось невыносимым. Привыкшие к темноте глаза воспалялись от яркого пламени, слабо колыхающегося на конце деревянной палки. Мужчина не говорил ни слова, просто опускался на колени, вне досягаемости, и пристально смотрел на пленника. Можно было поклясться, что улыбка блуждала в уголках бледноватых губ. За ней обычно следовали изощрённые пытки. После этого он уходил, а его гулкие шаги еще долго отдавались эхом. Он искренне верил в свою силу.

Однажды, на четыреста восемьдесят пятый день заточения, пришел тот же самый монах. Вместо привычной миски помоев он швырнул на пол книгу. Потрепанная, изорванная Библия валялась в луже стекающей по отсыревшим стенам воды. Ему не хотелось противиться в этот раз. Может, в качестве поощрения, они позволят Волку сделать глоток свежего воздуха. Прикованная к ноге цепь вызывала лишь приступы смеха, так как подобная излишняя предосторожность ничего не стоила, если сама нога практически не функционировала.

Длительное падение с головокружительной высоты переломало кости, разорвало кожу. На восстановление ушли месяцы, однако он по-прежнему чувствовал жгучую боль. Но хуже физической муки может быть лишь душевная. Чувство неизвестности поглощало. Столько вопросов. Что произошло с его братьями? Кажется, один из них погиб от предательского удара в спину. Или это очередная иллюзия?

Постелью служил сноп сена, подушкой – холодный камень, выступающий из стены. Пищавшие во мраке крысы впоследствии становились обедом, в результате чего он не испытывал особую потребность в еде. За непослушание иногда морили голодом. Жесткий ломоть заплесневелого хлеба, смешанная с грязью каша и стакан отдающей металлическим привкусом воды – все, на что можно было рассчитывать в этих условиях. Раз в неделю его насильно вытаскивали из темницы, не обращая внимания на вывернутую ногу, и волокли подземным коридорам к своеобразному алтарю.

Равнодушные лики, смотрящие на пленника с икон, раздражали. Хотелось взвывать от раздирающей изнутри агонии. Монотонный голос священника резал по ушам. Окончание молитвы, как правило, ознаменовывалось душераздирающими криками очередной жертвы. После, его изуродованное тело возвращали обратно в клетку. Подобно дикому зверю, он скалился на своих мучителей. Постепенно Старк превращался в настоящего волка, единственной целью которого было выживание.

Планы побега рушились один за другим. Мечты о заветной свободе развевались по ветру, как прах. Многочисленные шрамы, оставленные кинжалами и бичами, даже не шли в сравнение с рубцом, что пересекал половину лица. Орден благородно ухаживал за ним в первые дни, прикладывая к правой стороне горячие тряпки. Это заслуживало права на предсмертное желание. Ненависть, гнездившаяся в глубине уничтоженной души, искажалась безумием. Казалось, узкое пространство сжималось и сдавливало. Кровь пульсировала в висках до потери сознания. Но больше всего страданий причиняли раскаты грома. Отсутствие окна давало пищу для фантазий, но не помогало воплотить их в нечто более реальное. Пятнадцать долгих лет.

***

На оголенном бедре отчетливо виднелась красноватая полоска новоприобретенного шрама. Критически осмотрев ее со всех сторон, Гэбриэль тяжело вздохнул. Все его тело было покрыто бесчисленными метками разной длины и ширины. Огромное зеркало позволяло детально рассмотреть каждую из них. Обезображенное яркой полоской лицо внимательно изучало свое отражение. Воспоминания ложились на плечи тяжелым пластом, придавливая к земле. Ночные кошмары мешали нормально уснуть. Всегда один и тот же сон. Подземелье. Недостаточно света и воздуха.

Сжатая в кулак рука легла на покрывшуюся мурашками кожу ноги. Запрокинув голову назад и закрыв глаза, он попытался сосчитать количество ударов бешено колотящегося в груди сердца. Звуки приближающихся шагов сбивали. Попытка начать все сначала вновь оборвалась навязчивым постукиванием. Зарычав от негодования, Волк резко поднялся с кресла и устремился в сторону источника шума.

Выйдя на середину неосвещенного коридора, он замер, прислушиваясь. Привыкшие к темноте зрачки расширились до пределов. Все нарастающий гул голосов внезапно оборвался на повороте, а затем, спустя несколько секунд, возник совершенно в ином конце длинного помещения. Тогда мужчина ощутил толчок в грудь, после которого едва не рухнул на пол. Он сумел не только удержаться на подкашивающихся ногах, но и обхватить руками врезавшеюся в него женщину. Яркие вспышки ослепили до такой степени, что он не сразу смог разглядеть испуганное лицо пленницы. Забавно, последний раз ему довелось лицезреть настоящий страх в ее глубоких карих глазах около двадцати лет назад. Сегодняшний день определенно войдет в историю, если не в легенду.

– Что ты делаешь?! – почти рявкнул Старк, до боли сжимая онемевшие от холода пальцы. Более красноречивого ответа, чем запыхавшиеся солдаты, прислонившиеся к каменной стене для отдыха, было невозможно подобрать. Постепенно картинка начинала складываться. Дабы не упустить жертву, он прижал ее к себе, в ожидании дальнейших объяснений.

– Господин, мы не знаем, как это произошло, – сквозь прерывистое дыхание мямлил один из приспешников Дорна, при этом хватаясь за грудную клетку. – Вы приказали стеречь ее круглосуточно. Кто-то оказался предателем, половина стражи перебита, а главный пленник сбежал. Вчетвером нам удалось повалить этого монстра на землю, но он проломил череп одному из наших. Его сподвижник также был схвачен в тот момент, когда пытался переправить леди Тирелл в другую твердыню. Сообщение между заговорщиками прервано.

Клокотавший внутри гнев превратился в ярость. Испепеляющий взгляд поглотил говорившего, вынуждая склонить голову. Пробирающее до дрожи рычание всегда оказывало поистине странное влияние на окружающих. Они становились робкими и покорными, словно овечки. Лжепророк ловко манипулировал чувствами людей, их поступками и помыслами. Невзирая на все протесты, он потащил заложницу к себе в комнату, предварительно велев послать за Ноланом.

Сердобольный стражник решил незаметно проскользнуть в апартаменты лорда, чтобы предотвратить нежеланное кровопролитие. Вырезать половину замка – обыденность, характерная для войны, но истязать представительницу слабого пола и вдову некогда могущественного человека – опасная игра без правил. Тонкая грань безумия снова нарушилась под давлением ее глупейшего поступка. Последствия могут быть ужасными. Однажды он уже был предан. История повторяется. С одними персонажами, лишь декорации видоизменились.

***

Онемевшие колени приходилось растирать. Стоять полтора часа в молитвенной позе и шептать давно забытые стихи сквозь плотно сжатые челюсти – единственное развлечение в однообразной жизни невольника. Ободранная Библия расползалась в руках. Затуманенный разум плохо воспринимал плывущие строчки и буквы. Нужно просто иметь терпение, ведь рано или поздно появится возможность сбежать. Эта последняя надежда, еще не отобранная пытками, грела ночами в холодной и сырой темнице.

Равнодушный ко всему камень пропускал через себя звуки природы, давая возможность не сойти с ума окончательно. Утреннее пение птиц умиротворяло, а ночное карканье вестников смерти – угнетало. Легкий шелест листвы позволял определить время года. Запах цветущей весны иногда проникал в сокрытую от мира тюрьму. Или это была лишь иллюзия. Тяжелые вздохи вырывались из надломанной грудной клетки. Осознание собственной беспомощности клонило ко сну, а на утро все повторялось сначала.

– Очистился ли ты, сын мой? – надорванным голосом вопрошал силуэт священника. Спрятанное под капюшоном лицо дергалось в странных судорогах. Один и тот же вопрос неумолимо звучал на устах главного мучителя. Шуршание черного плаща вечно будет сниться ему в самых страшных кошмарах. – Прочитал ли ты книгу, что я дал тебе? В ней кроется спасение! Помнишь ли ты это?

Следовало ответить, сказать что-либо. Но гробовое молчание воцарялось в келье. Нарушаемое треском догорающих дров в маленьком камине, оно сопровождалось неожиданным свистом бича. Отрывая куски плоти, оставляя красные кровоподтеки. Орден думает, что сможет победить. Горстка умалишенных фанатиков, исказивших слова Всевышнего по своему образу и подобию. Пять тысяч триста девяносто семь дней. Имена и цифры следовали друг за другом в хаотичном порядке.

Он запомнил всех. Они являлись ему во снах, смеялись над ним и праздновали победу. Искренне верили в непорочность светлого мира. Только преждевременная радость вскоре сменится агонией. Он выйдет отсюда и отомстит. Шепча в кромешной тьме ряд имен, узник смачивает пересохшие, истрескавшиеся губы влажным языком. Капли воды продолжают стекать по ржавым трубам.

Какое приятное сновидение. Закованный в цепи невольник даже улыбнулся во сне от счастья, настолько все было прекрасно и неповторимо. Он шел по прозрачной, невесомой дороге вместе с тремя братьями. Они спорили о чем-то. Как в далеком и забытом детстве. Само собой разумеется, что сегодняшнее поражение оказалось обычной игрой воображения – ведь Маркус и Тессио здесь. Их можно ощутить, им можно поведать самое сокровенное. Разумеется, сама мысль о том, что они мертвы – ересь. Войны не было. Смерти не было. Сейчас он проснется в мягкой постели в старом отцовском замке, наспех оденется и спустится вниз по лестнице, в главный зал, где обычно проходят семейные трапезы. Именно в этом вся прелесть фантазий.