В чём измеряется нежность?
Шрифт:
— Но тебе ведь понравился дождь? — с задоринкой спросил Хэнк, нарезая овощи. — Знаешь, не сегодня-завтра сюда прибежит твой беловолосый дьяволёнок, поцелует твою изумлённую морду, и уж тогда-то, уверен, ясность цели к тебе вернётся. — Он посмотрел через плечо и с удовлетворением заметил на губах Коннора мальчишескую улыбку.
Сквозь мрак забвения, лишённый сновидений, он ощутил прохладное прикосновение дождя. Большая капля скатилась по скуле, затем другая прочертила дугу брови и застыла у виска. Нежнее. Смелее. Тёплый бархат обвёл линию губ и скользнул по щеке. Горьковатый запах листвы смешался с цветочной сладостью духов и тяжестью сигаретного дыма. «Приехал
Глубокий вдох, длинный выдох — разомкнул сонные веки и увидел перед собой лицо Мари, обрамлённое тусклым светом пламени и укрытое полутенью.
— Привет, мой бравый Хартиган. — Мари забавно вздёрнула брови и качнула растрёпанной головой.
— Прости, что не сказал о своём возвращении, — шепнул он измученным голосом, не переставая любоваться ею.
— Ты, конечно, скотина, но это ничего, спишу на усталость от работы.
— И не надоело тебе делать мне поблажки?
— Ещё как, — ответила она и пожала плечами, капризно поджав губы, — но у меня и выбора особо нет.
Мари чуть отклонилась назад и потянулась с протяжным стоном, затем потёрла глаза и уставилась в окно, в пасмурную темноту, разрезаемую слабым блеском холодных капель. На её любимой чёрной футболке горел красно-зелёными тонами принт с Алой Ведьмой и Вижном?{?}[Ванда Максимофф и Вижн? — супергерои, персонажи Вселенной комиксов Марвел, а также Кинематографической вселенной Марвел. Супруги Ванда и Вижн воплощают любовь между человеком и андроидом.], и Коннор сосредоточил взгляд на ярком узоре, сплетённом из романтики и сверхъестественной мощи. На журнальном столике неопрятной горкой были сложены учебные тетради и планшет, усыпанные разноцветными ручками и стикерами.
— Успела закончить? — Он кивнул в сторону её школьных принадлежностей.
— Агась, там легкотня одна задана была. Самые отсталые в состоянии сделать, но только не наш новенький! — Мари недовольно закатила глаза. — Он такой странный: прикидывается тупым, чтобы подкатить ко мне с просьбой помочь ему сделать домашку… Бродячий цирк, блин, какой-то. И ведь неловко даже сказать ему, что этот театр одного актёра уже давно спалили.
— Если тебя это бесит, так и скажи ему.
— Он вчера зачем-то накидал мне в сообщениях свои любимые музыкальные группы и фильмы. — Мари заметно оживилась и замахала руками в такт своему рассказу. — Я не допыталась у него, как это связано с органической химией, но послушала несколько его любимых песен. Они оказались очень даже ничего.
— Ладно, а как там…
— Недавно набился проводить меня до дома, хотя я была не в настроении для компании. — Не унималась в привычной манере, не обратив внимания, что её друг начал отвечать. — И ещё дождь стал поливать, а я забыла дома зонт, так он мне свой отдал, а сам накинул один только капюшон толстовки на свою дурную голову. Кажется, это было очень мило.
На лице Мари проступил румянец, а в чертах залегло выражение фальшивого высокомерия, за которым она обычно прятала уязвимость и подлинные чувства. «Этот парень ей хоть немножко да нравится. Она как минимум в восторге, что симпатична ему».
Его новое сердце учащённо забилось, разгоняя по венам искусственную кровь. Пальцы Коннора мелкими шажочками добрались до края дивана. Потянулся и ухватил
её за руку, с трепетом прижал тёплую ладонь обратно к своей щеке, и его внутренности сжались не то от страха, не то от боли. Мари никогда раньше не наблюдала в движениях Коннора собственничества и не выносила, когда кто-либо притрагивался к ней подобным образом. Но его прикосновение опалило её: «Почему мне это так понравилось?.. Наверное, в этом было что-то неправильное. А Коннор всё время печётся о том, как бы чего неправильного не сделать в моём присутствии».— Представляешь, что недавно папа с Клэри выдали? Вернее, папа просто не возражал и не нудил, что уже удивительно! — Мари убрала с шеи свободной рукой щекочущую кожу прядь. — Клэри предложила пожить в Канаде у её старшей сестры, чтобы я могла закончить там учёбу и подготовку к университету по моей специальности. Это так круто: наша исследовательская база находится в нескольких километрах от её города, а ещё будет углублённое изучение профильных предметов и даже возможность посмотреть другие страны в рамках научных экспедиций. Знаешь, я так офигела, не знала, что и сказать.
— Что ж… это отличная перспектива, — задвинув подальше печаль и эгоизм, ответил Коннор. — Я знаю, как для тебя важна учёба.
— Я никуда не поеду.
— Никуда… подожди, почему?
— Я могу прекрасно подготовиться и здесь. Ограничусь стандартной поездкой на летние каникулы. Не хочу уезжать. — Мари опустила голову на край дивана. — Может, это легкомысленно. Но и чёрт с ним. Я в состоянии расставить для себя приоритеты.
— Тебе одной лучше знать, что для тебя важнее. Но я рад, что ты останешься.
«Ведь твоя ладонь всё ещё прижата к моей щеке. И я чувствую это. А когда-то даже и мечтать не мог».
***
Едва ли ему становилось заметно лучше, но Коннор не выносил собственную бесполезность куда острее и уже через десять дней заявил, что возвращается на службу. Он мог посвятить кучу свободного времени Мари, но ему не хотелось, чтобы она видела его настолько беспомощным: это резало гордость. В отделе почти месяц работали над весьма запутанной цепочкой убийств, и Фаулер чуть не пустился в пляс у себя в кабинете, осознав, что с помощью их «пластикового детектива» расследование явно пойдёт быстрее. Коннор уведомил начальника о текущем этапе своей трансформации: столь необходимая для расследования реконструкция мест преступлений всё ещё являлась доступным ему функционалом. Беседа длилась почти час, и Хэнк каждые несколько минут с любопытством поглядывал в сторону стеклянных стен.
Шёл первый час ночи, но Хэнк изо всех сил делал вид, что не засыпает. Неоновые рекламные огни раздражали его, потенциальная затянутость дела тоже, и лейтенант завидовал спокойствию Коннора, разглядывающего снимки трёх прошлых мест преступлений и имеющихся улик. Мучительнее всего было понимать, сколь невыносимую боль он прятал за этой маской хладнокровия и сосредоточенности.
— Тормозни-ка! — внезапно бросил Коннор, когда они проезжали мимо вереницы сверкающих вывесок с побитыми местами фонариками.
— Нижнее бельё, аптека, цветы, — перечислил Хэнк наименования с вывесок. — Ты чего, на свидание собрался? — гоготнув, добавил он вдогонку, но его шутка осталась без ответа.
Коннор вернулся через несколько минут с картонной подставкой для кофе и протянул один из бумажных стаканчиков Андерсону, а сам снял крышку со своего и принялся шумно вдыхать густой аромат дымящегося напитка. Сделав большой обжигающий глоток, Хэнк остановился и внимательно посмотрел на по-детски счастливое лицо Коннора, прикрывшего от удовольствия веки.