В чём измеряется нежность?

— Мы получили главное: информацию о дате и месте следующего налёта. Теперь есть время подготовиться, чтобы взять ублюдка за яйца, — со знанием дела добавил Андерсон.

Подготовленный план выглядел идеальным…

Но всё полетело к чертям, и вот уже Коннор едва волочил ноги, хрипя от боли и из последних сил давя на рану в боку.

Где же Хэнк, чёрт побери? Они разминулись, когда Андерсон бросился за главным подозреваемым — человеком.

Коннор упустил андроида, за которым гнался, и теперь просто пытался найти своего друга, надеясь, что с ним ничего не случилось.

— Руки за голову, сволочь! — Он услышал голос Хэнка за поворотом в одном из закоулков, по которому брёл.

Выстрелы. Возня. Снова выстрелы. Тихо заскулив от боли, Коннор со всей силы шлёпнул себя по лицу и стиснул зубы: «Заткнись, болван! Хватит ныть!» — приказал он себе и взвёл курок. Хлопнула дверь под разъярённые крики. Вынырнул из-за угла и просканировал высотное здание напротив: Хэнк и преследуемый вошли через чёрный ход, теперь взбирались наверх. Коннор бросился следом.

Достигнув верхнего этажа, выбрался на крышу. Подкрался тихо, невесомо, как лис, и направил дуло в сторону дерущихся.

— Стой на месте! — прокричал он насколько мог твёрдо.

Но в этот момент преступник перехватил инициативу, поднялся на ноги и приставил пушку к виску застывшего на коленях Хэнка. Яростное, беспомощное лицо загнанного зверя, перенапряжённые мышцы, палец задрожал на крючке. А вокруг сигналил и бурлил бессонный Детройт, ослепительный свет разноцветных прожекторов очертил две человеческие фигуры, промозглый ноябрьский ветер колыхал седые волосы Хэнка и складки свитера подозреваемого.

— Брось пистолет, сука! — задыхаясь, промямлил мужчина, обильно потея и трясясь. — Я сказал, пушку кинь, иначе пристрелю его!

Потрёпанный вид раненого испуганного мальчишки ввёл его в заблуждение. Он понял бы, с чем имеет дело, будь кровь по-прежнему голубой… Коннор за секунду сконструировал направление его дальнейших действий, определил слабые точки. Он знал, стоит шевельнуться, и палец подозреваемого дрогнёт от страха, нажмёт на спусковой крючок. Ни единая чёрточка не дёрнулась на холодном и безжалостном лице машины — прицельный, точный выстрел. В голову. Насмерть. Коннор ни за что не промахнулся бы ради Хэнка.

Преимущество. Оно всё ещё было с ним.

Поставив пистолет на предохранитель, помог Хэнку подняться и бросил взгляд на распластавшееся позади тело. Лужица крови под головой убитого медленно растекалась: «Какая хрупкая, никчёмная оболочка», — подумал Коннор, ощущая, как рассудок затуманивается, а к глотке подкатывает ком. Он вообразил, что алая лужа расползается до огромных размеров, лижет подошвы его ботинок. Вообразил, что эта кровь принадлежит ему. Отнятую жизнь никогда больше не вернуть. Коннор подавил в себе сожаление: куда хуже, если бы это был труп Хэнка.

— Возьми ключи от машины, двигай к Майклу. Живо! — скомандовал Андерсон. — Я останусь здесь до прибытия ребят и сообщу о тебе Фаулеру.

***

Сотни «перезвоню», десятки «встретимся как-нибудь позже», вялый голос и безучастные вопросы. Что-то выжало его без остатка, опустошило. Или, быть может… Нет, это уж слишком пессимистично. Не могут слова Роберта оказаться правдой, он ведь ничегошеньки не знает об их отношениях. Но вязкая тревога густо тянулась в груди, стекала едким мазутом по внутренностям и не давала спать. Сон заменила бесконечная учёба. Мари сама подписалась на это отшельничество за столом своей спальни. «Мими, ты вообще спишь? Выглядишь как нарик из притона, — неосторожно буркнула Кларисса одним воскресным утром, орудуя над ногтями пилочкой. — Ой, прости, опять я ерунду сморозила», — виноватым инфантильным голоском отругала она себя. Мари лишь снисходительно улыбнулась, утомлённым движением наливая себе стакан сока. Сделав несколько глотков, оглядела свои домашние флисовые штаны, мягкие тапки и растянутую футболку: «Я из этого вылезаю, только когда в школу иду. Когда мне вообще последний раз было весело и хотелось наряжаться?»

Гадкий перекатывающийся шорох паучьих лап на втором этаже.

Мари вздрогнула, прикрыла глаза и попыталась дышать ровно и громко: «Его не существует, его не существует, он лишь детские страхи», — уговаривала она себя. Накинуть бы пальто как попало, влезть в кроссовки на босую ногу и сбежать отсюда к Коннору. Паук её ни за что не достанет рядом с ним, так было всегда. Но к Коннору теперь нельзя, потому что… Да потому что десятки грёбаных «увидимся попозже» да «я устал». Потому что по каким-то причинам он больше не хочет её видеть, и нужно как минимум бросить курить или стать лучше да приятнее, чем она есть, чтобы снова всё было как раньше.

Брошенный на столешницу мобильник завибрировал. Шесть новых сообщений от Стэна — этого странного мальчишки, что притворяется глупым в надежде обратить на себя её внимание. Нечего было и ждать, кроме привычной клоунады о помощи. Мари раздражённо цокнула, открывая переписку. Но, к собственному удивлению, обнаружила там совсем не это:

«Привет, прости, что я такой придурок. Знаю, что веду себя странно и, наверное, порядком тебя заколебал. Просто ты такая весёлая, классная и умная, а ещё ты красивая. И я себе все волосы на башке выдеру, если хотя бы не попробую позвать тебя прогуляться со мной. Можешь не считать это свиданием. Пойдёшь со мной?»

Она молчала несколько минут, таращась в дисплей телефона и не понимая, что чувствует к написанному. Её взгляд вновь упал на домашние вещи. Мари плюнула на сомнения и отправила положительный ответ. Вот только была одна проблема — нужно подняться наверх, в ловушку паука. Зажмурилась, превозмогая страх, и взлетела по ступеням в спальню за чистым бельём. Забралась в душ, приоделась, накрасилась и словно даже позабыла о существовании косматого монстра.

Стэн не нарушил своего обещания. Они просто гуляли. Как друзья. И он смешил Мари. Её уже давно никто не смешил. Стэн вовсе не был глупым, просто по-мальчишески неуверенным в себе, но открытость и мягкость Мари вселили в него небывалый подъём духа. И когда на город легла хромая простуженная тень, он сыграл для неё на гитаре, пока они пили мятный чай на крыльце его дома. «А ведь он очень даже мил. И очарователен, особенно в полупрофиль… Никто никогда не играл для меня». Керамическая кружка согревала руки Мари, а в воздухе ощущалась морозная чистота наступающей зимы, и сердце окутывало волшебством, новизной, движением вперёд. Уют и радость этой минуты укрепляли её обиду на равнодушие Коннора всё сильнее: как он смеет отмахиваться от неё, когда всё могло быть так чудесно?.. Да и при чём тут вообще Коннор? Он даже на гитаре играть не умеет! Пусть хоть поселится жить на своей идиотской работе.

Стэн интересовался программированием видеоигр, и Мари с удовольствием принимала его приглашения посетить выставки, посвящённые технологиям. Ей нравилось слушать его увлечённые рассказы, проникаться планами Стэна связать в будущем профессию с разработками игр и приложений. Но её шаги к нему навстречу были осторожными, неуверенными: в глубине души Мари понимала, что с головой нырнула в эти новые неопределённые отношения исключительно назло Коннору. Что она хочет ему доказать? Ведь её милый друг ничего не знает о том, что происходит в её жизни. И в какой-то момент перемены напугали её.

Задыхаясь от волнения, чувства вины и счастья, она неслась прямиком к дому, что так любила. К тому, без кого потускнели её дни. Не звонила в звонок — барабанила кулаком по двери: дескать, никуда ты от меня не спрячешься, придушу в объятиях, если придётся. Едва ключ повернулся в замке, Мари открыла дверь и бросилась на шею Коннора, целуя то в левую бровь, то в висок. Отступил назад под напором её безумной нежности, обещающей опутать его навсегда. Мари услышала, как сделалось рваным его дыхание, и прильнула сильнее — до нетерпеливого стона, дрожа, привстала на носочки в надежде заковать его понадёжнее.