В чём измеряется нежность?
Шрифт:
Коннор ласково провёл по волосам Мари обеими ладонями, неотрывно изучая её встревоженные черты. Спустился пальцами к её шее и легонько стал поглаживать кожу и кончики светлых прядей.
– Я не знал, как правильно ответить тогда тебе по многим причинам.
– Да, да, я малолетка, которую ты знаешь с детства…
– Дело не только в этом. Я обязательно всё расскажу тебе, когда буду готов. Очень скоро, обещаю.
– Даже не знаю, важно ли мне это теперь.
– Она покачала головой.
– Куда прекраснее мысль, что я могу обнять тебя, поцеловать, не испытывая стыда, и даже… - Её губы растянулись в родной и любимой кокетливой улыбочке.
– Знаешь, что я сделала в свой день рождения, когда ты ушёл? — Встала на цыпочки и с жаром прошептала: — Я ласкала себя и думала о тебе.
–
– Вот как?
– спросил мягко и вкрадчиво.
– Прямо эротический катарсис какой-то был!
– Она рассмеялась, застенчиво жмурясь.
– Мне всегда было стыдно, но в ту ночь ни капельки. Это было прекрасно.
— Ладно, раз уж мы делимся, — заговорил партнёрским, ободряющим тоном, — я тоже думал о тебе. Не один раз. Совсем не один.
— Боже, мы правда об этом говорим? — Прижалась щекой к его груди, скомкав пальцами ткань футболки.
— Я могу заткнуться, если тебе не по себе.
— Нет, нет! Всё хорошо. Я же первая начала… И вообще-то мне нравится говорить с тобой открыто. Я с детства привыкла к этому и счастлива, что снова могу не обдумывать каждое слово.
Её запредельная откровенность щекотала нёбо, не оставляла выбора, призывала подчиниться, овладеть, отдать всё и забрать столько же в ответ. Дрожь замирала у Коннора в коленях, покалывала в ладонях, кровь устремлялась по венам вниз. «Она смотрит на меня, с трудом преодолевая смущение, и даже не понимает, какую власть теперь имеет над моим новым жалким телом из плоти, крови и костей. А я едва могу поверить, что Мари в моих руках и мы говорим не прячась друг от друга: мгновение, которое останется в памяти смазанной вспышкой, сладким запахом мороженого и горечью дорожной пыли. Одно из тех мгновений, с которым я бы засыпал на перемотке, не желая забывать ни секунды!.. И всё-таки, несмотря ни на что, принёс в жертву петабайты?{?}[единица измерения количества информации, равная 10?? (квадриллион) байт. Следует после терабайта.] данных, чтобы на короткий миг со мной остались не только пиксели идеальной картинки — нечто более ценное, и об этом я уж точно никогда не забуду».
– И вообще, знаешь, - продолжила Мари и провела средним и указательным пальцами по его нижней губе, - я не хочу медлить. Это я про секс, если что, - добавила привычным капитанским тоном.
– О!..
– Коннор с наигранным удивлением округлил глаза.
– Ни за что бы не подумал.
– Мне хватит примерно недели, чтобы успеть осознать произошедшее и морально подготовиться. Я даже не думаю о том, что это должно быть всенепременно особенно. Я уже хочу, чтобы это просто случилось! Оно и так по умолчанию будет особенным. Для меня точно.
– Ладно. Ты уверена в своих желаниях, и это главное.
– Да что ты? А как же: «Не думаешь, что мы торопимся? А это не аморально?» - гримасничая, передразнивала его Мари.
– Тут я с тобой совершенно солидарен. И можешь издеваться сколько влезет, как-нибудь переживу.
– Он припал губами к её ключице, чуть скользнул по груди, задев носом золотую цепочку и остановился. Взяв в руки украшение, с любопытством оглядел сверкающую на солнце драгоценную букву.
– Интересная подвеска.
– С трепетом сглотнул.
– Я всем говорю, что это в память о Канаде.
– Она не в память о Канаде!
– Коннор усмехнулся, уверенно мотнув головой.
– Ни в коем случае… - Она тихо всхлипнула и прижалась крепче.
Ощущение неминуемого счастья замерло под рёбрами, мерцающие полоски света на стенах чудились волшебными проводниками в ту жизнь, о которой он когда-то грезил в своих электронных мечтах. Приятная тяжесть в теле обещала нечто удивительное, непознанное, и короткое ожидание не казалось пыткой. «Может быть, нет смысла откладывать и моё признание? Так мирно, так хорошо. Что это, если не самый подходящий момент?» - промелькнуло в мыслях Коннора. Мари потянула его за собой в гостиную. Как только он расположился на диване, она тотчас села к нему на колени и принялась целовать - глубоко, жадно и смело: вымещала старую боль, что приносило его молчание, и горечь от невозможности быть рядом. Перед
ними монотонно шумел телевизор, передавая новости последнего часа. Мари вдруг прервалась и кивнула в сторону экрана:– Слышал уже?
– Не понимаю, о чём ты, и не уверен, что сейчас это интереснее, чем обжимания на диване, - лениво проговорил, разморённый происходящим.
– Да с девяти часов передают по всем новостям: андроиды требуют расширения прав и передачи им заводов для воспроизводства себе подобных, а также контроля над соответствующими ресурсами. Уже вовсю говорят, что будут обширные демонстрации по всей стране и дебаты на данную тему - В голосе Мари послышалось раздражение.
– Нет. Я не слышал ни о чём таком, слишком занят был и как-то не следил за новостями.
– Он мрачно уставился в телевизор на мигающие картинки.
– Ты обеспокоена?
– Ещё бы. Ты же знаешь, как меня ранит вся эта хрень. Я была совершенно спокойна насчёт андроидов с некоторых пор, но это уже ни в какие ворота не лезет! С какой стати люди «обязаны» им? С какой стати люди обязаны передать им те немногие преимущества, что у нас остались? Мы должны контролировать производство искусственного интеллекта, чтобы защитить себя от возможной фатальной ошибки.
– Мне кажется, ты заведомо видишь худший исход во всём, что касается андроидов. Я понимаю, это тревожит, и готов поспорить, в голове у тебя что-то среднее между «Матрицей»?{?}[культовый научно-фантастический боевик братьев Вачовски 1999 г. выпуска.] и историей вселенной «Дюны», но уверен, что девианты всего лишь хотят, как и живые организмы, не исчезнуть с лица Земли.
– Но они не живые организмы, - подавляя злобу, отчеканила Мари и спустилась с колен Коннора, обратив теперь всё своё внимание на то, что творилось на экране.
«Прогресса и расширения роли андроидов в нашей жизни боятся лишь узколобые тупицы и те, кто не знает, каково это - лишиться чего-то важного и не иметь из-за этого возможности быть любимым… - женщина с изуродованным лицом твёрдо и решительно обращалась к репортёру.
– Мой бывший муж вбухал кучу денег в пластические операции после автомобильной аварии, в которую я попала, но конечный результат его всё равно не устроил. Тогда он обвинил меня в случившемся и в том, что разорила его. Он не хотел жить с уродом. Его можно понять, любой бы понял. Мы были в браке десять лет, но это не имело значения, потому что никто не хочет брать на себя обузу… Потом в моей жизни появился Андре, и, несмотря на наши различия, на сомнения и осуждение родных, я рискнула и получила счастье с тем, кому плевать на мою внешность и важно лишь то, какой я человек. Мы просто обязаны признать, что машины лучше нас по множеству параметров! И пусть мне только попробуют доказать обратное, ни разу не отведя взгляда в своей убогой жалости».
– Знаю, прозвучит жестоко, но посмотрела бы я в её лицо, не отведя взгляда, когда рассказала ей, как андроид пристрелил мою мать в попытке спасти свою пластмассовую жопу от ареста за мелкую магазинную кражу, - дрожащим от закипающей ярости голосом съехидничала Мари, и на её глаза навернулись слёзы убитого горем девятилетнего ребёнка.
– Пережитое тобой - чудовищно. Но вряд ли здесь уместно сравнивать: твоя боль отличается от боли этой женщины.
– Коннор положил руку на колено Мари в надежде утешить и легонько погладил. Беззаботное, упоительное желание открыться ей прямо сейчас таяло, как свечной воск. «Нет. Не сегодня. Более неподходящего момента и придумать нельзя».
– Я понимаю.
– Вопреки непоколебимости в собственных убеждениях, в ней поднималось сострадание.
– Но меня злит, что она считает, будто у других нет по-настоящему серьёзных причин возразить ей.
После череды подобных коротких интервью на экране возникла Норт, вещающая с трибуны о начале новой борьбы.
– Меня тошнит от неё, - процедила с отвращением Мари и выключила телевизор.
Коннор наблюдал, как погасли на стенах волшебные проводники в новую жизнь. На крохотный райский островок его счастья обрушился безжалостный шторм, и всё живое уходило на дно не в силах прокричать о помощи в толще воды. Он уходил на дно вместе с островком, захлёбываясь собственной нерешительностью, страданиями и стыдом.