В чём измеряется нежность?

Коннор встретил Роберта на утренней пробежке и поначалу едва узнал его: осунувшееся лицо, заросшее бородой с проседью, ввалившиеся глаза, сверкающие ледяной радужкой на фоне тёмно-фиолетовых кругов, несвежая рубашка и свалявшийся пиджак. Он был пьян и, казалось, не обращал внимания на происходящее вокруг.

– Мистер Эванс? Доброе утро, - из вежливости поприветствовал его Коннор.

– Надо же, кого я вижу? Вас, мистер Андерсон, прямо-таки не узнать!
– Роберт икнул и прислонился к близстоящему дереву.
– Похорошели. И очень, я вам скажу. Такие мускулы теперь крепкие… - Он очертил ватной рукой всю его фигуру. Коннору стало неловко от этого внезапного комплимента.

Глядя на красоту и молодость того, кто стоял перед ним, Роберт испытал гадливое чувство презрения к самому себе: «Теперь, когда он стал так особенно хорош собой, моя любимая девочка побежит трахаться к нему? И я опять узнаю обо всём из пустой болтовни Клэри за ужином? Мерзость. Разодрать бы в кровь его приятное лицо, вырвать ноги и руки, покрошить на куски и сжечь! Чтобы Мария навсегда забыла, что он когда-то существовал. Чтобы его имя никогда больше не смело срываться с её губ, когда я ласкаю мою куколку».

– Вам бы поспать. Выглядите уставшим, - деликатно заметил Коннор.

– Благодарю за заботу.
– Жалкая, натянутая улыбка.
– Но что-то сна ни в одном глазу, вот и решил небольшой променад?{?}[прогулка (с французского).] устроить.

«Променад, - мысленно усмехнулся Коннор.
– Представляю, как Мари сейчас заливалась бы хохотом, пародируя дядюшкин дурацкий возвышенный стиль общения».

– Вы случайно не знаете, как там поживает моя любимая девочка? И когда вернётся?

– У неё всё хорошо, - не выдавая тоски, ответил Коннор.
– А когда вернётся, пока ещё не говорила.

– Ну, жаль, жаль, конечно, - пробубнил себе под нос, разглядывая тротуарную плитку.
– Что ж, до свидания тогда, - кивнул и спешно удалился.

Коннор вернулся домой к девяти утра, и с порога у его ног закружил голодный Сумо, высунув язык и отрывисто дыша. «Сейчас, мой дружочек, сейчас», - ласково приговаривал, открывая банку с влажным кормом. Потрепал пса за ухом, глотнул воды из стоящей на столе кружки и плюхнулся на свой диван, тут же поставив рядом ноутбук. Он изредка заходил на страничку Кристины, потому как после визитов к Мари она публиковала у себя фотографии с подругой, и Коннор мог ненавязчиво наблюдать, как взрослеет его дорогой человек. В связи с предстоящими выпускными экзаменами Крис смонтировала и выложила музыкальный видеоролик о себе и школьных подругах. Отчего-то Коннор долго не решался запустить проигрыватель. Он чувствовал себя наглым вором, нарушителем покоя, лезущим не в своё дело. Любопытство всё-таки победило. Это были три согревающие минуты ностальгии вчерашней школьницы, запечатлевшей на камеру разного качества будничные отрывки из собственной жизни. Особенное место в них занимали кадры, где она дурачилась вместе с Мари, руководящей всеми и вся: вот она с нарисованными тушью тонкими усами пародирует солдата прошлых эпох или расставляет девчонок на столе, и вся компания, хохоча, повторяет знаменитые движения из фильма «Клуб “Завтрак”»?{?}[культовая американская молодёжная комедия режиссёра Джона Хьюза 1985-го года выпуска.], а в следующую секунду она летит с тарзанки в озеро, визжа и размахивая руками, затем с серьёзной миной рассказывает о спасённой самке кита в недавней морской экспедиции.

«Сегодня я выдумал, что у тебя всё хорошо. Кажется, так оно и есть. По крайней мере, мне хочется верить в это», - с улыбкой, полной светлой грусти, сказал себе Коннор.

***

Без вступлений и долгих расшаркиваний в окно шаловливо заглянула растрёпанная и заспанная весна. Её плутоватая улыбочка напоминала о приближающемся окончании школы и больших переменах. После отъезда Кристины Мари чувствовала себя одиноко и согласилась пообедать вместе с Марселем: в основном она дистанцировалась от него, так как боялась, что он может привязаться к ней, и неизбежное расставание окажется болезненным. У Мари не было иллюзий, что Марсель способен на глубокие чувства, но она допускала, что он может привыкнуть к человеку, с которым ему комфортно. Хотя трудно было не признать, что и ей бывало хорошо с ним не только в постели. Особенное место в числе совместных времяпрепровождений занимали уроки стрельбы: Марсель частенько приглашал Мари в тир.

Беседа поначалу не клеилась. Мари с неохотой слушала и в основном была занята едой, пока Марсель рассказывал о недавней встрече с друзьями.

— Знаешь, я тут в последнее время много думал, что хотел бы остаться жить в Канаде, — заявил вдруг он, опустошив свою тарелку.

— Много поводов?

— Ну, да. Климат и экология здесь гораздо лучше, чем в Америке: меня совершенно не прельщает эта тенденция к миграции вглубь материка; соцпакет привлекательнее, а ещё здесь нет андроидов!

— Не поспоришь. — Мари наконец-то проявила заинтересованность. — Я уже как страшный сон вспоминаю, что существуют искусственные люди и требуют какие-то там равные права.

— Да уж, не перестану возмущаться этим. — Его лицо сделалось тревожным, озлобленным и печальным. — Ты смотрела «Терминатора»? Старый фильмец про восстание машин.

— Агась, с дедушкой, когда мелкая совсем была. Там ещё главная музыкальная тема такая приставучая.

— Да, я тоже мальчишкой тогда был. Помню, что, невзирая на древнюю графику и старомодность, я испытывал немыслимый ужас, когда главные герои, эти хрупкие человечки, сражались против бездушного куска металла, у которого нет ни сострадания, ни слабостей. Лишь задача — найти и уничтожить. Мне в душу ещё запали кадры, где показывали будущее, в котором победили машины, — полное человеческих костей, железа, огня, крайней нужды… И когда я увидел по новостям кадры с вертолёта, где на площади перед разглагольствующим Маркусом стояли тысячи «освобождённых» андроидов, мне стало так страшно, что я завыл как умалишённый.

— Могу себе представить. — Сочувствие растопило её холодность, — всё равно что детские кошмары сбылись.

— Я где-то месяц боялся на улицу выходить! — Он издал нервный смешок.

— К счастью, в реальности роботы оказались куда миролюбивее, чем в старом кино. — Мари ободряюще улыбнулась ему. — Даже вон, имеют подобие человеческих эмоций и чувств. Стараются жить с людьми в симбиозе.

— А ты, гляжу, во всём положительные стороны ищешь?

— Пытаюсь ужиться с реальностью. Наш с тобой город — колыбель производства андроидов, так что у меня нет выбора.

«Наш с тобой». Наш. С тобой. Марсель мысленно прокручивал в своей голове снова и снова это тёплое соединение звуков. По неведомой причине оно обладало странной властью, внезапно подчинившей себе его разум. «Вот бы мы с тобой болтали до утра на веранде твоего дома. Вот бы мы с тобой танцевали пьяные на вечеринке, прильнув друг к другу. Вот мы с тобой вернулись вместе в Детройт. Вот бы мы с тобой… Вот бы с тобой».

О чём они там говорили? Кажется, о чёртовых пластмассках, наводнивших мир. Не наплевать ли на них? Ведь на Мари это соблазнительное короткое платье и туфли с тонким ремешком вокруг щиколотки.

— Ты будешь ещё что-то заказывать? — спросил нетерпеливо.

— Не, с меня хватит. Я пойду домой готовиться к экзаменам. И так кучу времени упустила, пока развлекалась с тобой.

— Правда? А я вот хотел предложить поехать ко мне и продолжить веселье. — Он подался вперёд, вперив в неё голодные глаза.

— Я уже сидеть не могу! Ты неугомонный! — Она театрально всплеснула руками и жалобно скривила брови. — Даже когда я прошу чуть сбавить обороты, ты меня не слышишь. Или делаешь вид, что не слышишь. Мы же не марафон бежим.

— В самом деле?

— Не смешно.

— О, ещё как! Вообще-то мне с тобой всегда весело: ты не зажатая и открытая. Объятия и ласки, правда, не любишь, но да хрен с ним. За то, как ты инициативно скачешь на мне или работаешь руками, я тебе вообще любое дерьмо готов простить. — Он захохотал, затем достал сигарету и прикурил.

— Я сейчас вообще-то говорила, что ты, пусть умелый, но весьма эгоистичный любовник, и не интересуешься тем, как я хочу. Лишь даёшь инструкции, как хочешь ты.