В чём измеряется нежность?

***

Неоновые всполохи подсвечивали во мраке блестящий оникс паучьих глаз. Какая восхитительная неосторожность - незапертая в кукольную спальню дверца! Не тело - блаженство: нагое, безвольное, обмякшее. В спутанном сознании Марии ещё не очнулся страх, питающийся её рассудком так много лет, так много омерзительных ночей. «Переборщил маленько с дозой, но да и пусть. Даже надёжнее будет. Каков я сегодня прохвост!» - в молчаливом истерическом довольствии тихо гоготнул, поднялся с постели, чтобы спустить брюки и трусы, но в темноте стукнулся ногой о кровать, издав глухой стук и тревожно замер. Испарина покрыла лоб Роберта. Нервозно прошёлся до двери, проверить, закрыта ли щеколда: сегодня он пил вместе с Роджером в компании коллег кузена, и двое из них остались переночевать. Лишние свидетели ни к чему. Конечно, дело было вовсе не в том, что Роб так уж горел желанием познакомиться ещё с несколькими скучными до одури, безмозглыми копами. Но то, что они знали, было куда интереснее. Как доблестные защитники порядка все были немы, зато грязное бельё коллег вываливали корзинами, смеясь и подтрунивая. Опьянев, и вовсе перестали обращать внимание на шиканья Роджера, которыми тот призывал товарищей заткнуться. Унылые старания кузена не помешали Роберту узнать то, что было нужно. Его трясло и колотило от безумного восторга, от нервического желания уничтожить своего соперника только что похищенными козырями: «Неужели я ждал столько лет, чтобы вот так бездарно потратить миг своего триумфа? Не-е-ет! Это должно быть грандиозно! С размахом. Празднично. Торжественно. Он у меня попляшет. За всё получит», - лихорадило его, пока он опускался на колени перед кроватью. Жадно высунув язык, уже готов был припасть к обнажённой груди, как вдруг Мария разомкнула веки и обратила к дяде одурманенный, безжизненный взгляд. Смотрела долго и неподвижно, пока внутри стеклянных зрачков не сверкнул голубой огонёк неона. «Коннор… - нежно выдохнула она, едва шевеля сухими губами, и вдруг кривовато улыбнулась. Приподняла из-за головы онемевшие руки и заключила в ладони изумлённое лицо Роберта.

– Мой милый друг, мой милый… Милый…» - чуть слышно проговорила она, не прекращая улыбаться сердечной усталой улыбкой.

Желудок скрутило в узел от отвращения к себе, сердце набирало ход. Липкие, отвратительно горячие слёзы прочертили две влажные полоски по щекам. Челюсть Роберта тряслась, нос заложило, он скрючился пополам, обхватив руками живот. «Она и не знает, что я здесь. Она никогда не узнает. И никогда не улыбнётся мне так же… Боже, неужели она всегда так ему улыбается? Так искренно, так трогательно, так беззаботно нежно. Какое же я гадкое, ничтожное насекомое! Сижу здесь со спущенными штанами, надеясь усмирить свой жалкий похотливый орган, а она улыбается совсем как дитя. Моя маленькая любимая девочка. Я так безнадёжно тебя люблю и так бессовестно гублю».

Он долго плакал в ногах Марии, хрипя и причитая. Не смог завершить паучьи гнусности. Оделся и вором ушёл из её спальни. Приехав домой, напился коньяка и встречал беспутный алый рассвет, наполненный несмолкающими в голове фантазиями, накрывавшими его без остатка. Жалость утихла в нём, осталась лишь прежняя ярость. «Я уничтожу его! Уничтожу! Разнесу в щепки!..Ты будешь страдать, как я страдал! Оттого, что не могу её взять».

Полдень был в меру жарким, почти неуклюжим и как будто безразличным к капризам природы. Солнце укатилось за разбухшие грязно-белые облака, проливая на землю лишь мутные всполохи лучей. Мари не торопилась, памятуя о том, что Коннор наверняка отсыпается сегодня после ночной смены, и долго шла пешком, дразня воображение предстоящей встречей. Как только из-за гряды домишек показались родные стены, она ускорила шаг, но замерла на подходе, увидев Хэнка, ковыряющегося под капотом своего автомобиля.

– Привет, мой дорогой старикашка!
– радостно взвизгнула Мари и энергично замахала поднятой над головой рукой.

– Совсем обнаглела, мелкая! Только сейчас поздороваться решила, - шутливо проворчал Андерсон, вытирая грязные пальцы небрежно скомканной горстью влажных салфеток.

Сорвалась с места и юркнула в объятия Хэнка, поцеловав в заросшую сединой щёку. Мари почувствовала, что теперь по-настоящему вернулась домой, и уютные детские воспоминания о времени, что она провела в этих стенах, бережно укутали её мягким пледом заботливых рук.

– Поздравляю, большой босс!
– Она деловито отдала честь.
– Ты давно это заслужил.

– Скажешь тоже, козявка.
– Хэнк разомкнул объятия и вернулся обратно к своему занятию.

– Капитанское кресло не жмёт?

– В самый раз. Но жопа в нём потеет по-страшному: целыми днями ведь сижу! В основном раздаю приказы да координирую работу в участке. Между делом очаровываю вышестоящие чины и прочих надутых индюков, чтобы обеспечить Департамент всем необходимым для качественной работы. Сама понимаешь, должность не совсем для того, кто привык быть в гуще событий. Но в целом ничего, полно своих плюсов. Особенно тех, что касаются зарплаты.

– Другого от тебя и не ожидала услышать.

Весело хмыкнула, принявшись мять края короткой шёлковой юбки. И вдруг почувствовала влажное шероховатое прикосновение на правой икре. Обернулась и увидела довольную мохнатую морду с высунутым языком.

– Ты ж мой жирнючка! Иди-ка сюда, сладкая булка!
– Мари опустилась коленями на газонную проплешину и крепко обняла Сумо, взъерошив ему шерсть на холке. Пёс радостно поскуливал и шумно дышал, охваченный внезапным игривым задором.

– Ну, всё? Нашёл себе занятие?
– Хэнк одобрительно кивнул Сумо, взяв со стоящего подле табурета бутылку пива, и сделал большой глоток.
– Мелочь!
– ласково позвал свою гостью.
– Не сбегаешь на кухню за ещё одной бутылочкой? А то руки мыть неохота.

– Да без проблем!

– Только я не уверен, проснулся ли Коннор. Он где-то полчаса назад поднимался: шатался по дому, как зомби, умывался да зубы там чуть пеной для бритья не почистил. Но что-то мне подсказывает, что он завалился обратно на диван и дальше дрыхнет.

– Хорошо, я тогда тихонечко буду, чтобы не будить его.

– Уж постарайся. А то проснётся, увидит тебя и на радостях уделает слюнями всю мебель в доме. Я и так за Сумо убирал сегодня, ещё за этим не хватало.

– Хэнк!
– Она расхохоталась, смущённо прикрыв ладошкой глаза. Помотав головой, на цыпочках вошла в дом.

Оставшись наедине с тишиной комнат и тенью от шторы, едва пропускавшей внутрь дневной свет, Мари осторожно приблизилась к дивану в гостиной: Коннор действительно спал, улёгшись поверх одеяла и свесив вниз левую руку. Мысленно дотронулась до мягких волос и поцеловала в сомкнутые веки, но удержала себя от прикосновений, не желая нарушать его покой. Забрав из холодильника пиво, вернулась к Хэнку. Принесла себе из гаража старый, ободранный стул и на пару часов составила компанию заметно повеселевшему Андерсону. Между рассказами о Канаде и байками о полицейских буднях она успела приноровиться и немного помогала с мелочами.

Из-за хмурого облачного полога показалось озорное солнце, плотная ткань штор не могла сдержать его яркость, и на ковре забегали тусклые блики. Коннор очнулся, оглядев потолок и стены, забрызганные охровым золотом лучей. Снаружи раздавался бархатный говор Хэнка и важно-шутливый голосок Мари. Это причудливое громкое соединение звуков внушало чувство безопасности и тихого блаженства. Медленно открылась входная дверь, протолкнув в прихожую белёсый свет: «Ворота в Рай», - подумалось Коннору, пока он разглядывал в дверном проёме взмокшего перепачканного грязью и машинным маслом Хэнка да Мари, обдуваемую тёплым ветерком, шаловливо приподнимающим подол её летней юбчонки; у их ног суетливо кружил Сумо, задрав кверху морду, дескать, я тоже участвую в разговоре, о чём бы вы там ни трепались. Очертил ладонями границы проёма: «Самое дорогое в моей жизни умещается на этом маленьком клочке», - в носу приятно защекотало от едва подступивших слёз.

– Уже не спишь!
– набрав в лёгкие воздуха, пробормотала Мари и мигом влетела в гостиную, нетерпеливо забралась на диван, сложив на груди Коннора руки и опустив на них подбородок. Обратила к нему хитрющий взор напроказничавшей девчонки и погладила согнутым указательным пальцем по скуле.

– Нет, не сплю. Пялился на тебя где-то с минуту.

– Правда?
– Она воровато огляделась и добавила лисьим шепотком: - Я не надела лифчик.

– Я заметил.
– Он тепло усмехнулся и крепко обвил её обеими руками.

– Так хорошо тут с тобой рядышком.
– Она вздёрнула нос и погладила его кончиком шею Коннора.
– Забылась бы и уснула у тебя на груди: я весь день какая-то сонная, будто с похмелья, хотя спала вроде крепко… Сегодня ночью мне показалось, что я очнулась и в темноте увидела тебя рядом с моей постелью. Так ясно, так живо. Но потом ты исчез и остался лишь размытый чужой силуэт. Мне стало невыносимо пусто и одиноко.

И тут, издав игривый лай, сверху на них плюхнулся Сумо и принялся облизывать ухо Мари и подбородок Коннора, перебирая лапами по простыни.