В чём измеряется нежность?

– Ты чего так завёлся?
– Мари остановилась и нарочно поймала его взгляд.

Это был голос Коннора, но произносил он нечто совсем несвойственное его обладателю. Несвойственной ему интонацией. По крайней мере, Мари всегда так казалось.

– Не знаю. Наверное, просто злюсь. На время и на расстояние. Весь день гадкое чувство… Что мы с тобой отдалились, и это слышно буквально в каждом слове. Даже не знаю, кого или что винить.

– Вини меня. Это была моя вина. Мой выбор.

– Ну, вот опять ты.
– Коннор покачал головой.

– Мне не стоило говорить то, что я сказала. Я всё испортила и знала, что в глаза тебе не смогу посмотреть от стыда. Но я справилась с этими… нелепостями.

– Она нервно выдохнула, заламывая пальцы.
– Всё прошло, и я больше не посмею ничего разрушить.

Мари посмотрела в сторону и увидела те самые качели, оставшиеся в её памяти покрытыми февральским снегом. К горлу подступил ком, и она резко отвернулась. Коннор заметил это.

– Ты не сказала ничего отвратительного или постыдного.
– Страх и разочарование едва не душили его. Коннор верил, что его молчание тогда было милосердием, а стало погубившей всё ошибкой. «Неужели теперь ничего не вернуть?»

– Знаю, что ты делаешь. Опять смягчаешь углы, и я ценю это. Как и многое-многое в тебе, но я действительно виновата. Из-за одной ошибки мне пришлось поступить жестоко с лучшим другом. Это ужасно, я не хочу, чтобы мы расставались ещё хоть раз!
– Она жалобно шмыгнула носом. Цепкие обезьяньи пальчики обхватили его запястье.
– Ты ведь придёшь на мой день рождения?
– Глаза Марии влажно засияли.

– У нас сейчас много дел и недостаточно людей. Я хочу, очень хочу, но обещать не стану. Если не смогу, пришлю тебе…

– Не надо мне никаких подарков!
– решительно перебила его и крепче сжала манжету рукава.
– Ничего. Не нужно ничего присылать. Просто приходи. Пожалуйста. Это будет самым лучшим подарком.

– Обещаю, что постараюсь.

– Эта вечеринка — говно, - сухо констатировала Мари, облокотившись на кухонный стол и цепляя ложкой вздутые комочки сливок с праздничного торта.

– Но это твоя вечеринка.
– Кристина пожала плечами, сидя рядом на том же столе и лениво прихлёбывая коктейль из своего стакана.
– Да и не вижу в ней ничего такого говняного: ребята вон все наши собрались, они хотели видеть тебя ещё с выпускного; Клэри еды наготовила, как на сельскую свадьбу; музыка хорошая, и все веселятся. А ты надулась, как хомяк, и бубнишь тут стоишь кверху задницей.

– Я всем рада. И в первый час было даже весело, но вечеринка всё равно отстой.
– Мари закинула в рот виноградину.

– Будешь торчать здесь и просто набивать брюхо, пока гости не разойдутся?

– Это мой день рождения, делаю что хочу. Всё равно больше нечего ждать.

– Господи, - Кристина закатила глаза и сделала последний глоток, - да придёт твой Коннор, куда он денется?
– Она открыла новую бутылку и наполнила стакан до половины.

– Не придёт. Он сказал, что у него на работе завал и не хватает людей. Даже не обещал прийти: знал, что не получится, а расстраивать меня, как обычно, не стал.

Взяла из рук подруги стакан и осушила до дна.

— Не придёт — и пошёл он куда подальше! Оденемся в пижамы, наберём закусок, выпивки, закроемся у тебя в комнате и будем беситься под Милен Фармер, как в детстве.

— Я люблю тебя, Крис.

— Я знаю. — Она многозначительно изогнула бровь и рассмеялась.

В гостиной грохотала музыка, во дворе плескался хмельной задорный смех. Мари не помнила, чтобы родной дом когда-нибудь был полон таким количеством народа, но ощущала себя брошенной и одинокой. В её мечтах праздник был в точности таким же - шумным и весёлым, но она не могла почувствовать радость, как ни пыталась.

– Ты уже видела новую девочку Стэна?
– Крис повела плечом в сторону гостиной.

– Агась, хорошенькая такая. Он, кстати, сегодня после третьей бутылки пива поблагодарил меня, что я его бросила, дескать, иначе не встретил бы её.
– Мари прыснула в ладонь.

– Сюрреализм какой-то…

– Марсель даже написал!
– Она смешливо выпучила глаза.
– Мне как-то неловко от этого сообщения было. Мы ведь просто спали, а он зачем-то пытается поддерживать общение. Хотя, думаю, он рассчитывает, что я и дальше буду с ним кувыркаться, когда первый семестр в универе начнётся.

В окне, на тёмном небе среди сгустившихся туч, блеснула тонкой алмазной змейкой молния, и через несколько секунд вдали послышался рокот грома. Снаружи загудели девичьи голоса, подгоняя в дом ребят.

– Дождь собирается, - тоскливо констатировала Мари.

– Вот ты где, моя сладкая!
– В кухню вошёл поддатый Роберт, расставив в стороны руки, хоть и знал, что племянница вряд ли кинется обнимать его. Но попытаться стоило.
– Чего моська такая кислая?

– Торта обожралась!
– Она хихикнула в унисон с Кристиной.

«Зачем опять выставляет себя в таком смешном свете? Рушит ореол женственности и невинной сексуальности. Но ничего, я сегодня во всеоружии и готов до утра забавляться с моей куколкой, когда все эти суетливые тараканы разбегутся», - натужно улыбнулся, но его улыбка больше походила на осуждающий оскал.

– Составишь мне компанию на веранде? Покурим вместе, я угощаю.
– С прилизанной галантностью Роберт открыл пачку дорогих вишнёвых сигарет и протянул Мари.

– О, я как раз хотела!

Гибким, энергичным движением поднялась со стола, подскочила к дяде и настырно выхватила из пачки две штуки. Чмокнув Кристину в щёку, вылетела наружу, в распростёртые руки сырого воздуха тёплого летнего дождя.

Роберт нетерпеливо вышел следом. В бежевом дизайнерском костюме тройке, завёрнутый весь, как капуста, не по погоде, он казался Мари огромным дымящим светляком. Вприпрыжку подошла к выключателю и погасила фонари на балюстраде, обхватила одной рукой себя за плечо и глубоко втянула мокрую свежесть листвы и смятой грязными ручейками травы. Роберта охватила волнительная дрожь, он смаковал каждую секунду их уединения и не переставая любовался бёдрами Мари, почти голыми из-за задравшегося подола.

– Почему ты такая грустная, Мария?
– выпустив густой клубок дыма, обратился он к ней.

– Дурацкий праздник. Дурацкая я, - произнесла, глядя вдаль, на старое скривлённое дерево вишни у противоположной стороны проезжей части, жадно ловя глазами бледный призрак счастливого солнечного августовского дня.

– Иди сюда, моя девочка.
– Он улучил момент её слабости и вновь раскрыл долгожданные объятия.

– Не люблю глупые обнимашки.
– Она не повернула к нему головы, медленно выдыхая дым и между делом вылезая ногой из одной балетки. Роба смутила её бескомпромиссная холодность.