В дальних плаваниях и полетах
Шрифт:
— Послушайте, — сказала Вера, — где-то работает большой мотор.
— Вероятно, на лесопилке, — заметил Конусов.
— Погодите, погодите, — прислушался Бабушкин. — Летит хабаровская «гидра»!
Из-за сопки вынырнула двухмоторная летающая лодка. Ее голубая окраска сливалась с цветом неба. Машина коснулась воды в центре бухты и понеслась по ее глади. От берега, пыхтя и чихая, к самолету двинулся катер.
Я заторопился на пароход. В кают-компании накрывали стол для хабаровских гостей.
— Штурман летающей лодки «С-55», — представился прибывший на катере светловолосый
— Сейчас явится. Когда летите обратно? — спросил я.
— Через час двадцать. В Хабаровск сегодня не успеем, придется заночевать на западном побережье Камчатки… А вот и командир самолета.
В кают-компанию вошел мужчина лет сорока пяти; Водопьянов, Ляпидевский, Доронин, Святогоров обступили его, посыпались вопросы:
— Где летает «черный» Иванов? Что делает старик Мауно? А как Илья Мазурук?..
Передав Изакову пакет для редакции, я помчался отыскивать фотографа Новицкого и челюскинского кинооператора Аркадия Шафрана. Найти их можно было в лаборатории «Камчатской правды» либо в местной артельной фотографии с вывеской «Ателья».
Лаборатория занимала получердачное помещение, куда вела расшатанная винтовая лестница. Поднимаясь, я услышал журчание Новицкого:
— Я ему, значит, говорю — нет аппетита, и точка! А доктор…
— Петр Карлович, снимки готовы? — крикнул я. — Самолет уходит!
— Всякому овощу — свое время, — наставительно вымолвил Новицкий и снова обратился к Шафрану: — А доктор, стало быть, свое. «Медвежатина, говорит, штука отменная, но в неумеренных дозах…»
— Самолет уйдет без ваших снимков, — простонал я. — Петр Карлович, где негативы?
— Мокнут, — с убийственным хладнокровием ответил фотограф, погружая толстый палец в ванночку с мутной жидкостью. Затем, указав на деревяшку, с которой свисали змеившиеся ленты, так же невозмутимо добавил: — А эти сохнут.
— Предупреждаю, что самолет уйдет, и снимки останутся при вас. Читатели увидят их в лучшем случае через месяц!
Новицкого проняло:
— Аркадий, где спирт? И чего ты канителишься, не понимаю!
Шафран протянул ему пузырек:
— Мои снимки высохли, сейчас буду упаковывать.
— А я? А мои? Это, голуба, не по-товарищески!
Я всячески тороплю фотографа и наконец, вырвав из его рук пакет, скатываюсь по закруглениям лестницы… До берега близко, но летающая лодка стоит на той стороне «ковша». Найду ли я катер, чтобы переправиться?
Во весь дух бегу по изогнутой улице. Неужели самолет уйдет минута в минуту? Нельзя же оставить читателей без этих злободневных снимков!
…Портовые строения скрывают уголок бухты, где стоит летающая лодка. Улица поднимается в гору, бежать трудно. До вылета минут пять-шесть… Огибаю длинное здание портового склада… Слышу гул моторов, работающих на малых оборотах. Кончено, опоздал! Летающая лодка выруливает к центру бухты — на старт…
В сотне метров вижу катерок, подле него — трое людей. Прижав локтем заветный пакет, мчусь по отлогому каменистому берегу, хватаю за рукав бородача в клеенчатом плаще:
— Выручайте! Важные материалы… В Москву… Для газеты… Надо передать на самолет…
Люди
переглядываются, будто не понимая моей взволнованной речи.— Однако, айдате! — неожиданно откликается бородач.
Паренек лет четырнадцати с кошачьей ловкостью прыгает на катер. Другой, постарше, упираясь ногами в податливую прибрежную гальку, сталкивает его с мели.
— Не мешкай, однако, — зовет меня суровый дядя в плаще и кивает подростку: — Запускай, Елеся!
Летающая лодка отошла уже за полмили и разворачивается. Еще бы пять минуток!..
Чернобородый оттолкнулся багром, катер описал полукруг и побежал, набирая скорость. Но тут я с ужасом увидел и еще явственнее услышал, как бешено закрутились винты гидроплана: «С-55» пошел на взлет. С отчаянием наблюдал я за летающей лодкой. Сейчас она оторвется! Испорчена корреспондентская работа двух месяцев!..
Но что за чудо — моторы заглохли! Из люка летающей лодки высунулась чья-то фигура; вероятно, это механик. Он пробирается к мотору, хлопочет возле него и внезапно, как театральный Мефистофель, проваливается в люк. Самолет снова разворачивает на старт.
Нет, теперь не упустим! Бородач ведет катер наперерез гидроплану. Правильный маневр! Летчик, понятно, не будет стартовать, когда на его пути маячит неожиданное препятствие. Елеся вскочил и усердно машет кепкой. Остается с четверть километра… Нас заметили! Винты замедлили бег. Летающая лодка мерно покачивается на волнах. Не убавляя скорости, человек в плаще направляет к ней катер.
— Куда, че-е-рти-и-и! Сво-ра-чи-вай! — орет в рупор механик.
Сменив курс, идем малым ходом параллельно стартовой линии.
— Стой!.. Гондолу разобьете! Стой! — слышен голос остроглазого штурмана. — Что у вас там?
— Материалы для Москвы.
Катер медленно приближается к летающей лодке, оттуда несется рев:
— Тише, отсек продырявите! Руками упирайтесь…
Четыре пары рук предотвращают столкновение.
Из люка появляется голова Изакова. Передаю пакет:
— Здесь снимки… Привет Москве!
Гора с плеч…
Голубой «С-55» стартует, унося на борту моего товарища. В Хабаровске он пересядет на «Р-5». Специальные самолеты, заказанные редакцией, ожидают его на всей трассе. Через несколько суток Борис Изаков войдет в кабинет редактора и положит на стол челюскинские пакеты. Минует еще одна ночь, и миллионы людей будут читать рассказы полярников о челюскинской эпопее, рассматривать рисунки Решетникова и редкие фотографии, заснятые в ледовом лагере Чукотского моря…
Более тридцати лет прошло с тех пор. Тогда перелет Изакова представлялся нам настоящей воздушной экспедицией. А сегодня любой советский гражданин, купив билет в кассе Аэрофлота, может попасть из Петропавловска в Москву часов за четырнадцать-пятнадцать.
— Доставили пакет, однако, — улыбнулся бородач, когда нос катера заскрипел на прибрежной гальке.
— Как только отблагодарить вас?
— Ничего не требуется, а на добром слове — спасибо.
Я не решался предложить этим людям деньги, но хотелось чем-то выразить признательность. Достал из кармана деревянный портсигар работы вятских кустарей: